Уорис Дири - Цветок пустыни
К нам вышел Малькольм, поздоровался. Он сказал, чтобы мы чувствовали себя как дома, и дал каждой по чашечке чаю. Потом присел рядом и сказал, обращаясь к Хальву:
— Я хочу, чтобы вы поняли: все, что мне нужно, — это сфотографировать ее. — Он указал на меня. — Я охочусь за этой девочкой больше двух лет. Мне еще никогда не приходилось прилагать столько усилий ради того лишь, чтобы сделать фото!
— Ах, вон оно что… — Я смотрела на него, разинув рот от удивления. — Вот как! Вы просто хотите меня сфотографировать… Вот так? — Я махнула рукой в сторону постеров.
— Именно! — Он энергично закивал головой. — Уж поверьте. Это мне и нужно. — И провел рукой по середине носа сверху вниз. — Мне нужна-то всего половина вашего лица. — Он повернулся к Хальву. — Потому что у нее просто восхитительный профиль.
А я сидела и думала: «Сколько времени пропало даром! Он охотился за мной два с лишним года, а всего за две секунды объяснил, что хочет всего-навсего меня сфотографировать».
— Ну, против такого я не возражаю. — И тут я встревожилась, припомнив, что происходило раньше, стоило мне остаться с мужчиной наедине. — Но обязательно в ее присутствии! — Я положила руку на плечо подруги, и та согласно кивнула. — Она обязательно должна быть здесь, пока вы будете меня фотографировать.
Он посмотрел на меня с некоторой растерянностью.
— Что ж, ладно… Пусть приходит с вами.
К этому времени я так разволновалась, что едва могла усидеть на стуле.
— Приходите послезавтра в десять часов, здесь уже будет кто-нибудь из мастеров по макияжу.
Мы снова пришли в студию через два дня. Гримерша усадила меня в кресло и взялась за меня, пустив в ход ватки, щетки, губки, кремы, краски, пудры, тыча в меня пальцами и оттягивая мне кожу. Я не очень понимала, что она делает, но все равно сидела тихо, наблюдая за ее странными манипуляциями со всеми этими незнакомыми вещами. Хальву, хихикая, откинулась на спинку своего кресла. Время от времени я поглядывала на нее и пожимала плечами или корчила ей рожицы.
— Не надо вертеться! — остановила меня гримерша.
Чуть погодя она сказала «Ну-ка», отошла немного и, уперев руки в бока, удовлетворенно осмотрела меня.
— Посмотрите в зеркало.
Я поднялась с кресла и взглянула в зеркало. Одна сторона лица у меня совершенно преобразилась: она выглядела золотистой, шелковистой и посветлевшей. Другая половина принадлежала доброй старой Уорис.
— Bay! Вы только посмотрите на меня! Да, но почему вы сделали только пол-лица? — спросила я с тревогой.
— Да потому что он хочет фотографировать только одну половину.
— О-о…
Гримерша проводила меня в студию, где Малькольм усадил меня на высокий табурет. Я вертелась во все стороны, разглядывая затемненную комнату, в которой было полным-полно совершенно незнакомых мне вещей: павильонный фотоаппарат на штативе, мощные лампы, аккумуляторы… И повсюду, как змеи, извивались провода. Малькольм поворачивал меня перед камерой, пока я не оказалась под углом девяносто градусов к объективу.
— Так, Уорис, хорошо. Губы сожми, смотри прямо перед собой. Подними подбородок. Вот так… Чудесно…
Я услышала тихий щелчок, а вслед за ним — громкий хлопок, от которого подпрыгнула на месте. Полыхнули вспышки, яркий свет на долю секунды ослепил меня. Почему-то из-за этого шума и вспышек я почувствовала себя совсем другой. В эту минуту я казалась себе одной из кинозвезд, которых видела по телевизору: на премьерах фильмов они выходили из своих лимузинов, ослепительно улыбаясь прямо в объективы камер. Потом Малькольм вытащил из аппарата лист бумаги и сел, не сводя глаз с наручных часов.
— А что вы делаете? — поинтересовалась я.
— Выдерживаю.
Он жестом подозвал меня к свету и развернул верхний слой бумаги. Прямо на моих глазах на кадре пленки, словно по волшебству, стали понемногу проступать черты женского лица. Он протянул мне квадратик полароида, и я с трудом узнала себя: на снимке была видна лишь правая половина моего лица, но эта Уорис выглядела не как домработница, а как фотомодель. Меня превратили в гламурное чудо наподобие тех, чьи фото украшали переднюю комнату студии Малькольма Фейрчайлда.
Через пару дней, уже полностью проявив фотопленку, Малькольм показал мне готовые снимки. Он вставил диапозитивы в проектор, и я пришла в восторг. Я спросила, может ли он пофотографировать меня еще. Он ответил, что это очень дорого стоит, к сожалению, ему это не по карману. Единственное, что он может, — это сделать для меня отпечатки уже имеющегося снимка.
После съемки прошло месяца два-три, когда в общежитие ИМКА мне позвонил Малькольм.
— Послушайте, я не знаю, заинтересует ли вас работа фотомодели, но есть люди, которые хотят с вами встретиться. Они из модельного агентства, увидели вашу фотографию в моем альбоме и просят, чтобы вы им позвонили. Если захотите, то можете подписать с ними договор, а они найдут вам заказы.
— О'кей… но вы должны отвезти меня туда… Потому что, донимаете, мне как-то страшновато ехать туда одной. Вы сможете отвезти меня и представить?
— Нет, этого я сделать не смогу, а вот их адрес я вам дам, — ответил он.
Я очень тщательно выбирала наряд для такого важного события — первой встречи в модельном агентстве Кроуфорда. Поскольку стояло жаркое лето, я надела красное платье с короткими рукавами и треугольным вырезом. Платье это не было ни слишком коротким, ни слишком длинным, оно доходило ровно до середины коленок, а покрой — на редкость уродливый.
Я шла в агентство в этом дешевеньком красном платье и белых кедах и думала: «Вот оно! Получилось!» На самом деле, конечно, вид у меня был еще тот. Сегодня я сгораю от стыда всякий раз, когда вспоминаю тот день, но тогда я просто не осознавала, как жутко выгляжу. Да оно и к лучшему. Все-таки я нарядилась в свое лучшее платье, и у меня уж точно не было денег купить другое.
Когда я пришла туда, секретарша спросила, есть ли у меня фотографии. Я сказала: да, одна. Секретарша представила меня элегантно одетой женщине по имени Вероника, которая отличалась прямо-таки классической красотой. Вероника пригласила меня в свой кабинет и указала на стул напротив рабочего стола.
— Сколько вам лет, Уорис?
— Я молодая! — Это первое, что пришло мне в голову, и я поспешно выкрикнула эти слова. — Я молодая. А морщинки, — я поднесла палец к глазам, — у меня от рождения.
Вероника улыбнулась.
— Хорошо. — И она стала записывать мои ответы на бланке. — Где вы живете?
— О, я живу в И.
— Что-что? — Она нахмурилась. — Так где вы живете?
