Михаил Веллер - Самовар
– Вот это мой лобок… мяконький, выпуклый, мохнатый, хороший, большой… – Она мнет его, прижимает, теребит. – А вот это мои большие половые губы, они заросли черными курчавыми волосками, густыми, плотные, полные, такие толстенькие складочки, это они так туго заполняют трусики между ног… – Она зажимает их пальцами, тянет, подергивает, пошлепывает по своей остро-овальной лодочке ладошкой. – А вот это мои маленькие губки, мои лепесточки, мои нимфочки… – растягивает их в стороны, поглаживает, расправляя, и снова водит кончиком пальца по краям, как по венчику бокала, который сейчас зазвучит под скользящим прикосновением. – 0-ох… если еще немножко, я сейчас кончу… хватит… А вот это, где они сходятся в верхнем уголке, это мой клитор, – осторожно трогает: – ах-х… он стоит… потому что я вам его показываю… потому что я его ласкаю… ах-х!… потому что я хочу ебаться… вот какой он у меня большой, почти три сантиметра, стоит, упругий, горячий, тверденький… он у меня для того, чтобы его дрочить… тихонько, нежно, вот так… а-ах!
Она сжимает зубы и дышит часто, левая рука колышет и щупает большие груди, теребит и крутит виноградины сосков, правая движется плавно и безостановочно в выставленном бутоне в черной заросли между сливочных бедер:
– Во-от… видите… – как большая красивая тетя мастурбирует… как я красиво занимаюсь онанизмом… – Протяжно вздрагивает и убирает руку. Она не кончит по-настоящему, пока не получит все.
– Сначала мы возьмем самый беленький, – и невинно улыбается. Меняет позу и склоняется над Чехом. Высовывает язычок и проводит им по головке. Берет зубами ствол сбоку и легко покусывает, и, широко открыв рот, надвигает сверху до половины. Вишневые губы смыкаются кольцом, плотно скользят вверх… Он ахает и стонет. Она ложится удобнее снизу и смотрит ему прямо в глаза. Лицо ее движется вверх-вниз, растянутые губы округлены, белый и твердый у нее во рту кажется толстенным, огромным, иногда она передвигает его за щеку и он там ясно обозначается, ходит во рту, оттягивая щеку вбок, она крепко проводит снизу головки языком и снова сосет, лижет, крепко скользяще трет, вверх-вниз… судорога, толчок, она чуть сдвигается и белая струя выстреливает прямо в приоткрытые пухлые резные губы, перламутровые тягучие капли стекают по подбородку, еще брызгают в щеку, в шею, стекают по лицу, она слизывает их, и пальчиками выдавливает последние капли себе на язычок. Лижет и закрывает.
– Бесстыжий мальчик, – шепчет она. – Спустил моловью из своего стоячего хуя прямо красивой тете в рот, все красивое лицо забрызгал тете своей горячей сметанкой.
Он хрипит и свистит, как кузнечные мехи. Катится пот, рубашка мокрая.
Маша утирает щеку в плечо, переводит дух, и морщит нос:
– А у кого у нас, мои любимые любовнички, – смешливо щурится, – сегодня самый твердый? А во-от, прямо железный, прямо кованый, непобедимый боец! – и хватает за шток счастливо обмершего Мус-тафу. – У, какой ребристый… чтоб лучше тереть внутри, мой умничка, – подкачивает его. – Хватит, а то выстрелит сейчас, как пушка, правда?
– Да, – беззвучно шелестит Мустафа.
– А ну-ка, вот какие у тети красивые большие сиси, они хорошие, они тоже хотят, правда?… их тоже надо выебать…
Она подвигает его к краю и встает рядом с кроватью на колени, подложив сложенное одеяло, чтоб было повыше и удобней. Выкладывает свои шары так, что его торчащий обнят ложбиной между ними, и прижимает их с боков руками.
– Вверх-вни-зз, – начинает она, – во-от так, вверх-вниз!
Соски вылезли меж растопыренных пальцев в стороны. Она двигает и качает руками свое мощное вымя, плоть грудей колеблется волнами, массирует и оглаживает твердый, напряженный, он выскакивает над двумя округлостями и скрывается обратно.
– Вот так, вот так! а правую сисю приложим плотно сейчас к пушистым шарикам, круглые яички, милые, катаются там… а сосочком потрем прямо по дырочке, вот здесь… а теперь сильнее, быстрее, еще, еще! так, так!
Молочный фонтан бьет вверх и опадает ей на груди каплями и ручейками.
– Это называется салют, – объясняет она, и размазывает по их шарам тягучие теплые потеки.
– Сегодня мальчику на сладкое дали сиси в сме-танке, – говорит она, звучно пошлепывая груди снизу, и смотрит вместе с возвращающимся к жизни Мустафой, как они подпрыгивают.
Машка, кобыла золотая, вынослива и ненасытна. Конечно, одного и даже двоих при любом раскладе ей мало; наше счастье. Пружиня бедрами, поводя глазом – абсолютная свобода, абсолютная власть! – она прислушивается к своим желаниям: сейчас.
– А сейчас нам нужен самый маленький, ему тоже найдется работа, и не слишком твердый, просто плотный. Сейчас мы ему тоже сделаем хорошо.
И встает перед Жорой, повернувшись спиной. Он тянется, она слегка приседает, и он целует ее в попу, жадно вдавливая лицо в спелое податливое полушарие.
– О и, колется! – взвизгивает и смеется она. – Сильнее, еще… безобразник, поставил девочке засос прямо на попку!
Берет из тумбочки вазелин и смазывает запасной вход. И пристраивается на корточки над Жорой, задом к нему, занося крутые холмы-половинки над его стартующим снарядом.
– Это называется бильбоке – насаживание шара дырочкой на палку, – заведя руку назад, берется за него и приставляет к темной лучистой звезде в глубине ложбины своей сногсшибательной женской задницы.
– Так-так-так-так… – пришептывает она, насаживаясь мелкими осторожными движениями на его конец.
Спинка ее прогнута, узкая талия круто и плавно переходит в круглый здоровенный зад, он ходит вверх-вниз, принимая в себя член до основания и снова выпуская, а Маша двигает и вертит своей чемпионской попой во все стороны, качается над ним, не отпуская вовсе, вставленный упруго мотается в прихвате, помпа наяривает! В маленьких малиновых ушах отчаянно скачут сережки.
– Машка, сука, я люблю твою роскошную красавицу женскую жопу, – сбросив все тормоза, цедит Жора, – ты же ее выставила прямо передо мной… ты двигаешь ею вверх-вниз… твой литой круп… какая она здоровенная и круглая… насаживай ее на мой хуй, моя золотая девочка… хорошо, туго, крепко… выебал мою милую девочку прямо в попочку… обожаю твою бесстыжую жопенцию! еще!!!
Он рычит, оскаливается и содрогается. Маша слезает на пол и обматывает сникший военно-морской вымпел белой капитулянтской салфеткой из той же тумбочки.
– Безде-ельники, – томно укоряет она. – А работать кто будет? Кто у меня записался в кружок умелые руки? Сейчас будет урок ручного труда.
Перебирается к Каведе, берет его полувялый меж указательным и средним пальцами на манер сигары и болтает им. Подергивает за кончик крайней плоти, тянет кверху и крутит его банан за этот эластичный тяж, как скакалочку. Он распрямляется, увеличиваясь: пальцы вжимаются в его бока и туго массируют.
