Инго Шульце - Адам и Эвелин
— Нам скоро выдадут немного денег, может, мы могли бы вложить их в семейный бюджет, мне кажется, твой муж был бы не против.
— Это можно, да. Но ты не принимай так уж близко к сердцу все, что мой муж говорит. Он вообще-то очень хороший человек. Давай садись, выпьешь со мной рюмочку «Бейлиса»? Ты любишь ликеры?
— Да, очень.
Гизела протерла кухонный стол тряпкой.
— У меня же никого больше нет, кто мог бы опрокинуть со мной стопочку, — проговорила она, сев напротив Эвелин и открутив крышку бутылки.
— Они нас не ждут?
— Да пусть их. У них мужские разговоры. Эберхард — фанат справедливости, то есть все, кто работает меньше, чем он, должны, по его мнению, и меньше зарабатывать. Он оценивает людей по тому, как они трудятся. Его даже мне не удалось изменить, это у них семейное. Они все до полусмерти надрывались, сплошные работяги и ворчуны.
— Адам тоже никогда долго не выдерживал в отпуске.
— Твое здоровье, Ева, за тебя, и за вас, и за то, что вы здесь, за вашу новую жизнь.
Они чокнулись и выпили.
— Ну как, ничего?
— О да.
— Тогда пей до дна.
— Очень легко пьется, — сказала Эвелин. — Можно быстро пристраститься.
Гизела налила по новой.
— Между первой и второй перерывчик небольшой. Наслаждайтесь жизнью, пока вы молоды.
— Я потому и уехала. Я подумала: должно же быть в жизни что-то еще.
— Да, всегда должно быть что-то еще, твое здоровье, Ева, за будущее.
— И за тебя, тетя Гизела!
— Только не называй меня тетей!
— Извини, просто Адам…
— Твое здоровье, Ева.
— Твое здоровье, Гизела.
Из гостиной донесся смех.
— Мы завтра поедем за город, в горы, вам там понравится. В Баварии нужно путешествовать. Поедете завтра с нами? А когда расправитесь со всей этой бумажной волокитой, вот тогда-то все закрутится, я представлю Адама женщинам из кружка кройки и шитья. Если ему немного повезет, он скоро сможет стать его руководителем — та, которая у них сейчас, даже не портниха. Когда надо раскраивать, у нее руки трясутся.
— Адам кроить умеет. Еще как! Честное слово, он всегда был нарасхват.
— О тебе я не беспокоюсь. С такой внешностью, как у тебя, моя девочка, и если ты не пойдешь по неправильной дорожке… — Гизела погрозила указательным пальцем, — вот увидишь, ты нарасхват будешь, повсюду. И откуда только у тебя такие волосы?
— От отца — мама у меня блондинка.
— И при том еще и глаза голубые, да за тобой полчища должны бегать, штабелями перед тобой укладываться.
— Ну, с этим не очень. Я хочу учиться, во что бы то ни стало хочу учиться.
— Адаму придется начинать с малого, но если он будет работать засучив рукава… Твое здоровье.
— Да, конечно, нужно начинать с малого, — сказала Эвелин и выпила до дна вторую рюмку.
— Еще глоточек?
— Я совсем растренировалась, больше не могу.
— Да ладно: чтобы не болели дети, надо выпить и по третьей.
Эвелин поперхнулась и прижала ладонь ко рту:
— Прости.
— Ну ты даешь. Не смотри так испуганно!
Гизела захихикала. Горлышко бутылки чуть съехало с рюмки — она уставилась на маленькую лужицу «Бейлиса». Какое-то мгновение она казалась совершенно трезвой, но потом вновь начала хихикать и сделала вид, что с трудом удерживает бутылку двумя руками.
— Знаешь, мне все это кажется каким-то сном, — призналась Эвелин. — Я как подумаю, что на следующей неделе поеду в Мюнхен и смогу выбрать, на каком факультете учиться, это же абсолютно невероятно! Я этого себе даже представить не могу… — Эвелин вздрогнула от испуга. — Это что за звук?
— Это машина, люк открылся, от этого всегда такой щелчок. — Гизела опять начала хихикать. — Жалко, ты себя только что не видела! За испуг надо поднять еще по одной, да ну, не жеманься, еще рюмашечку.
Эвелин закрыла свою рюмку ладонью.
— Лучше не надо, — сказала она. — Мне, кажется, нехорошо.
— От этой капельки? Да что такое? Ева, не может такого быть. Да ты совсем бледная! — Гизела приложила руку ко лбу Эвелин. — Детка, не глупи.
Это были последние слова, которые Эвелин запомнила. И еще она запомнила, что хотела ответить: «Да-да».
48
ПОСЛЕ ТЕЛЕФОННОГО ЗВОНКА
— Ты со мной теперь вообще больше не хочешь разговаривать? Ты ведешь себя, как ребенок, — прошептала Эвелин. Она сидела на своей кровати и складывала белье. Адам растянулся на соседней. — Не расскажи я тебе этого, ничего бы не было.
— Да, давай винить меня, — тихо отозвался он.
— Ты во всем видишь измену.
Она сняла носки Адама с батареи и снова села на кровать, положив их себе на колени.
— Измену?
— Государственную измену.
— Могла бы хоть извиниться.
— За что, Адам?! За то, что тебе все время что-то кажется?
— Почему ты мне раньше ничего не сказала? Мы же могли бы вместе ему позвонить.
— И что бы тогда было по-другому?
— Все.
— Все?
— Да.
— Можно узнать почему?
— Это было бы совместной акцией.
— Совместной акцией? Я думала, у нас все здесь — совместная акция.
— Я тоже на это надеялся.
— Бедный черный ко…
Адам рывком сел на кровати и схватил ее за руку.
— Ты звонишь этому болтуну, — прошипел он, — неизвестно, сколько раз, даешь ему наш номер телефона, а мне об этом — ни слова. Если б не позвонила Катя, я бы обо всем этом так и не узнал. Вот какие дела. Можешь обойтись без своих шуточек.
— А от кого ты узнал, что звонила Катя? — Эвелин двумя руками взяла носки в охапку и бросила их к Адаму на кровать. Держа в руках стопку своего белья, она подошла к шкафу рядом с дверью и начала раскладывать белье по полочкам. — Это ж надо быть такой идиоткой! — прошептала она. — Так сплоховать!
Адам разложил носки рядом с собой. Эвелин надела шерстяную кофту, легла на свою кровать, затем протянула руку к подушке Адама и взяла Библию.
— Могла б хотя бы спросить, — сказал он.
— Зачем, она ведь не твоя. Мы вместе ее украли.
Эвелин раскрыла Библию на том месте, где вместо закладок были вставлены бланки.
— А ты бы что сделал, если б он попросил у тебя наш номер, потому что он нужен Кате?
— Не думаю, что я стал бы с ним разговаривать.
— А как бы ты проверил, офицер он или нет?
— А ты как это сделала? Сумасшедшему Адаму привиделось?
— Я сказала, что у нас все хорошо. Мы договаривались, что я хотя бы сообщу ему, как я добралась.
— Вы договаривались, что ты дашь о себе знать?
— Он меня об этом просил.
— Замечательно, может, ты хочешь учиться в Гамбурге?
— Ты хочешь, чтоб мы расстались?
— Где бы он ни работал, получает он наверняка гораздо больше, чем я когда-либо в своей жизни буду зарабатывать.
— Да что ты говоришь.
— Тогда бы все проблемы были решены, одним махом.
— Да? Мне важнее была Катя.
— Катя?
— Да, кто же еще? У нас ведь здесь столько друзей, что мы даже не знаем, к кому первому в гости идти.
— Не знал, что вы с Катей такие подружки.
— Что значит подружки, она мне сразу понравилась.
— Из-за неудачной попытки переплыть Дунай?
— Потому что она знала, чего хочет, и она этого добилась сама, без посторонней помощи.
— Мне она рассказывала про японца.
— Про японца? Про какого японца? Ее герой — это ты. Без тебя… неизвестно еще, где бы она оказалась.
— У Кати и так бы все получилось.
— Может, да, а может, и нет. В любом случае ты поступил по-геройски. Тебе бы следовало об этом помнить, это пошло бы тебе на пользу.
— Почему мне это должно пойти на пользу, почему именно это?! Ты же все время хочешь, чтобы я думал о будущем.
— Я просто хотела сказать, этот курс кройки и шитья, и эта комната, и дядя Эберхард — это же еще не все. Это скоро кончится.
— Не думаю.
— Найдем жилье в Мюнхене, где-нибудь в центре…
— Со своим садом, паркетом, с идеальной планировкой, в комфортабельном районе!
— Пусть это будет маленькая квартирка, по мне так хоть крошечная. Я опять могу официанткой пойти работать.
— Тебе учиться нужно, а не официанткой работать.
— Для меня так гораздо лучше, еще раз начать все сначала, с тобой вместе, а не жить в доме, в котором все пропахло твоей семьей. Мне ведь даже моя подушка не принадлежала. А такие люди, как ты, в Мюнхене очень нужны, таких ищут, это тебе каждый скажет.
— Это в Библии написано?
Эвелин перелистнула страницу.
— Такой человек, как ты, который умеет кроить, который так умеет кроить, у которого такие идеи! Как же из этого ничего не выйдет? Даже если ты сначала будешь на вторых ролях, первые год-два, это же не страшно. Там ты подсмотришь разные хитрости, как вести дела, а потом переманишь к себе половину клиентов. Кто хоть однажды у тебя шил, не пойдет ни к кому другому. Ты же это знаешь. Вера, любовь, надежда — об этом здесь где-то написано. Любовь у нас есть, вера в тебя — тоже, только надежды тебе не хватает, одной только надежды, но зато у тебя есть я, я — это надежда. Я продам свои украшения.
