Юрий Калмыков - Самопознание шута
Никто, кроме самоубийц и за редким случаем обслуживающего персонала, не имеет права пересекать белую черту или черту смерти, как её ещё называют. Да и никто особо не стремится её пересечь. Существует поверье: тот, кто пересекал белую черту, долго не проживёт. И много тому примеров. Это касается и служащих, убирающих вещи, брошенные самоубийцами. Они считают, сколько раз каждый из них пересекал белую линию. Пересечь белую линию больше семи раз, туда и обратно, говорят, ещё никому из служащих не удавалось.
Человека, зашедшего за белую черту, уже никто не имеет права отговаривать от прыжка в пропасть.
…Мужчина положил портфель на камень, похожий на скамейку, и, повернувшись спиной к зрителям, стал резко и раздражённо разговаривать по телефону. Закончив разговор, он разбил телефон о камни и сел на каменную скамью. Через некоторое время в пропасть полетели пиджак и галстук. Потом он открыл свой портфель, доставал из него какие-то документы, просматривал их, рвал и бросал в пропасть. Затем он встал и, размахнувшись, забросил портфель далеко в море.
– Чур, мой портфель!!! – дико заорал Купа, наглый толстяк из нашего класса.
– Он не долетел!
– Долетел!
Если портфель упал в море, то его можно достать, охранники собирают только то, что упало на берег, – в море они никогда не полезут.
Мужчина в первый раз обернулся назад и сквозь круглые очки с удивлением уставился на спорящих ребят, бронзовых от загара.
– Точно долетел, он его здорово бросил!
– Как же твой! Кто первый доплывёт!
Они побежали к спуску, а я остался лежать на камнях. Солнце пекло не сильно, было тепло и приятно. Самоубийца ещё сколько-то времени постоял, глядя на горизонт и слушая плеск морской волны, повернулся и пошёл обратно к белой черте.
– Я раздумал! – сказал он полицейскому.
Толпа радостно завопила на все голоса. Теперь ему предстояло пройти экзекуцию. Того, кто пересёк белую черту, но не прыгнул в пропасть, а вернулся обратно, публично бьют плетьми по спине и по голой заднице. Их фото непременно появляется во многих газетах, а в паспорте делается позорная отметка. На своей карьере такой человек может поставить крест. Короче говоря, как сказал о таких людях наш философ-парикмахер: «Их ожидает позорная процедура, которая называется жизнь».
Если человек второй раз пересекал белую черту и второй раз возвращался обратно, а бывало и такое, то его уже наказывали не плетьми, а сажали в тюрьму на долгие-долгие годы.
Та же молва утверждает, что большинство долгожителей – это в прошлом неудавшиеся самоубийцы, побывавшие за белой чертой и там, за белой чертой, захотевшие жить, жить и жить.
Чаще всего люди, перешедшие белую черту, конечно, прыгают в пропасть. Обиженные, разочарованные, несчастные и те, кому не повезло и осточертело, кому по разным причинам плохо живётся.
На белой трибуне стоял ничем не примечательный юноша. Он не был ни обижен, ни разочарован, для такого места он как-то слишком обыденно стоял. Мне стало любопытно, и я подошёл поближе.
– Я чужой в этом мире. Я вижу, как вы все к чему-то стремитесь, вам все здесь интересно, все волнует и захватывает. Вам интересно общаться друг с другом. Мне ни с кем не интересно общаться. Я много чего научился делать, у меня было много разных увлечений, но меня ничто не захватило и не увлекло. Я пробовал играть в азартные игры – бесполезно! Вы всегда возмущаетесь, когда сталкиваетесь с несправедливостью, – я равнодушен.
Где-то вдали заиграла музыка, он прислушался и улыбнулся:
– Я слушаю музыку, и моё сердце трепещет, я люблю поэзию и искусство, но они лишь украшение жизни, но не сама жизнь. Стоит ли жить лишь для того, чтобы послушать музыку? Я послушал, музыка стихла, и в душе осталось прежнее равнодушие. Для меня в этом мире нет дела, которое бы захватило меня целиком. Я не понимаю, как можно чего-то хотеть в этом мире. Для меня это загадка, которую я не разгадал. Я лишний человек. Вы страстно любите всё в этом мире и дерётесь друг с другом за место под небом. Я освобождаю для вас своё место, я дарю его вам!
Обычно все молчат, когда человек подходит к пропасти и прыгает в неё, только иногда кто-нибудь вскрикивает в тот момент, когда уже ясно, что падает и не передумает. И ещё несколько мгновений стоит тишина. Звук удара не слышен, но разговоры начинаются, как мне кажется, именно в тот момент, когда человек ударится о камни. Иногда люди страстно обсуждают случившееся, иногда, как в этом случае, обсуждать нечего. Такое не производит впечатление ни на кого.
– Идите смотреть сильное самоубийство! Там воин! – крикнула моя младшая сестра.
Я пошёл. Сильные самоубийства случаются не так уж часто. Это был один из последних независимых воинов. Независимые воины подчинялись только своей совести и сами всегда решали, на чьей стороне будут воевать. О подвигах этого воина знали все. Стоя рядом с белой трибуной, он в тот момент сам рассказывал о себе.
Когда он был совсем ещё молодым и неопытным бойцом, он с тремя своими друзьями пошёл в разведку. В лесу ему попался куст со сладкой дикой ягодой, и он немного отстал от своих товарищей. Они попали в засаду и были убиты. Из кустов он увидел, что противников слишком много и спасти их он не мог, он мог бы только погибнуть вместе с ними.
– Мой разум подсказывал мне, что я поступаю правильно. Я вернулся к своим и рассказал обо всем, что мы узнали о противнике. Мы разгромили врага, и я смог отомстить за своих друзей. Все считали, что я поступил правильно, но никто не знает о том, что я тогда струсил. Никому это и в голову не пришло! Больше я не трусил. Идя в бой, я не думал, что останусь живым, и бросался на самого сильного противника. Каждый бой был для меня последним и решающим, но кто-то заколдовал меня от смерти для того, чтобы я понял – мне нужно было погибнуть в том первом бою вместе с моими дорогими друзьями. Боги даровали мне жизнь только до того времени. Вся оставшаяся жизнь не от богов, а от разума – она ничего не стоит!
Воина слушали с уважением, но его слова вызвали яростные споры. В тот день в нашем городке было много воинов.
– Жизнь ничего не стоит, если сам человек её не ценит!
– Воин должен идти до конца!
– Боги обманули тебя! Божественное в самом человеке!
– Как мы можем судить о нём?! Он лучше знает свою жизнь! Зачем жить птице, потерявшей крылья?!
Но тут пришёл друг этого воина, такой же независимый воин.
– Мне горько на тебя смотреть – я считал тебя своим другом, а ты был всего лишь истуканом! Воин должен пройти через невыносимые душевные муки, и только тогда он – воин, равный богам, и обретает ценность жизни и смерти, которую боги у него не могут отнять! Ты прошёл через подвиги своего тела, ты человек только наполовину! – Он молча повернулся спиной к белой черте, чтобы не видеть больше своего бывшего друга.
И тут случилось то, чего не случалось никогда: воин вернулся из-за белой черты! Воины никогда раньше не меняли своего решения и всегда прыгали в пропасть, потому что для воина вернуться обратно было величайшим позором!
Его высекли под овации и восторженные крики толпы. Это был подвиг, о котором долго ещё говорили. В учебниках военной истории он описан среди величайших подвигов. То, что для одного человека трусость, для другого – великий подвиг. Важно, кто переходит белую черту!
Какие-то, особенно сильные, самоубийства запоминаются надолго, но чаще самоубийства происходят очень обыденно…
– Женщина, не делайте глупости! Не пересекайте черту! Поделитесь, расскажите, я прошу вас! – это сердобольная журналистка встала на пути очередной самоубийцы.
Женщина послушалась, рассказывает. Её обступает народ и замирает вокруг неё. Ей сочувственно кивают, поддакивают, возмущаются…
– Это не люди – с человеком так поступать!
– Да вы мне только скажите, кто он, я сейчас пойду и череп ему проломлю!
– Надо было к судье сразу идти!
– Вы сейчас просто расстроены! У вас в жизни всё наладится!
– Постойте минуточку!
Поздно. Она пересекла белую черту, сказав:
– Нет уж, хватит с меня всего этого!
Все замолчали. Женщина усталой, но решительной походкой подошла к пропасти и, не оглянувшись, сделала роковой шаг. Толпа ахнула, начались сдержанные обсуждения. Чем-то она была похожа на капризного ребёнка – «не понравилось и уйду!»
На сердобольную журналистку эта смерть произвела большое впечатление, она что-то говорила коллегам о своих переживаниях, руки её тряслись, и вся она дрожала. Потом заявила, что она всё поняла и больше никогда больше сюда не придёт, и ушла.
Не знаю, что она могла понять. Ребята называют это слабым самоубийством. Те, кто здесь живет, понимают, что смерть одного человека никак не равна смерти другого человека.
– Пропустите нас! – Толстая волевая женщина решительно шла через толпу и вела с собой девочку лет восьми и мальчика лет пяти.
Шум мгновенно стих, и толпа молча расступилась. Я сразу узнал её, и моё сердце замерло. Просто замерло, и мне кажется, что оно и не билось в то время.
