Франсеск Миральес - 2013. Конец времен
– Как бы там ни было, – очень серьезно сказал я, – у меня складывается впечатление, что ты с самого начала скрывала от меня какую-то информацию.
– Только ту, которую было необходимо скрыть, – ответила Эльза, глядя мне прямо в глаза. – Бессмысленно сообщать человеку информацию, правильно воспринять которую он еще не готов. Это лишь причинило бы тебе вред.
– Ты причиняешь мне вред уже тем, что заставляешь ввязываться в эту авантюру с закрытыми глазами. Почему ты так упорно пытаешься мне лгать? Ты наверняка прекрасно знаешь, что ждет нас на Патмосе.
– Я отвечу тебе на это словами, которые как-то раз произнес Фабио Новембре, мой парикмахер в Нью-Йорке. Когда один журналист – такой же настырный, как и ты, – спросил у него, в каких случаях он считал, что ему необходимо соврать, он ответил, что сама идея лжи предполагает, что ты знаешь правду. А это – видение жизни лишь в черном и белом свете. Яркие же личности любят яркие цвета.
После того как мы съели на ужин сувлаки,[18] Эльза ушла в свой номер – на этот раз ей хотелось спать одной, – и я, оставшись наедине со своими невеселыми мыслями, не знал, чем себя занять. После вчерашней волшебной ночи мне снова предстояло изнывать от одиночества.
В десять вечера я лег в кровать, стараясь не думать об окопавшемся на греческом острове прохиндее, с которым мне, возможно, предстояло встретиться уже на следующий день, у меня даже не возникло желания заглянуть в мини-бар. Посмотрев новости, я выключил телевизор и, растянувшись на кровати, принялся за чтение справочника по иконографии.
Еще перед тем, как Эльза ушла спать, я выпросил у нее этот справочник, потому что в расположенных в его конце приложениях рассказывалось о пещере святого Иоанна, а это могло дать мне какие-нибудь важные подсказки относительно Кинопса. В этих приложениях, в частности, сообщалось, что на святого Иоанна снизошло божественное откровение, описывающее предстоящий конец света, в одной из пещер, в которой он спал, используя в качестве подушки камень. Он находился там со своим учеником, которому и надиктовал все то, о чем узнал из снизошедшего на него откровения.
Господь вещал Иоанну через три расщелины в потолке пещеры, которые, как счел апостол, символизировали Святую Троицу. Через эти трещины в земных недрах ему была продиктована самая загадочная и зловещая часть Священного Писания.
Я прочел с нарастающей тревогой ту часть Апокалипсиса, в которой святой Иоанн объяснял, как на него начало снисходить божественное откровение:
«Я слышал позади себя громкий голос, как бы трубный, который говорил: Я есмь Альфа и Омега, Первый и Последний; то, что видишь, напиши в книгу и пошли церквам, находящимся в Асии: в Ефес, и в Смирну, и в Пергам, и в Фиатиру, и в Сардис, и в Филадельфию, и в Лаодикию. Я обратился, чтобы увидеть, чей голос, говоривший со мною; и, обратившись, увидел семь золотых светильников и, посреди семи светильников, подобного Сыну Человеческому, облеченного в подир и по персям опоясанного золотым поясом: глава Его и волосы белы, как белая волна, как снег; и очи его, как пламень огненный; и ноги Его подобны халколивану, как раскаленные в пени, и голос Его, как шум вод многих. Он держал в деснице Своей семь звезд, и из уст Его выходил острый с обеих сторон меч; и лицо Его, как солнце, сияющее в силе своей. И когда я увидел Его, то пал к ногам Его, как мертвый. И он положил на меня десницу Свою и сказал мне: не бойся; Я есмь Первый и Последний, и живой; и был мертв, и се, жив во веки веков, аминь; и имею ключи ада и смерти. Итак, напиши, что ты видел, и что есть, и что будет после сего».
Далее по тексту святой Иоанн сообщал, что в снизошедшем на него откровении ему было сообщено точное число тех, кто спасется, – сто сорок четыре тысячи, я невольно подумал, что такое число сопоставимо с численностью населения небольшого американского города. Это число меня слегка напугало, потому что, если учесть общее число людей на планете, получалось, что геенны огненной избежит лишь один из тридцати пяти тысяч.
Один экзегет[19] как-то раз подсчитал, что, если принять во внимание разницу в численности населения планеты в эпоху святого Иоанна и в настоящее время, то необходимо добавить три нуля к числу тех, кто спасется, в результате чего получится один из тридцати пяти.
Другими словами, спасется только самый лучший ученик из каждого школьного класса.
4
После плавания по морю, растянувшегося из-за сильных ветров аж на два часа, мы прибыли на остров Патмос к середине утра во вторник. Со стороны моря остров казался причудливым по форме большим сухим камнем: на нем, похоже, единственным естественным источником пресной воды были немногочисленные дожди.
После ночи, проведенной в одиночестве в своем гостиничном номере, к Эльзе вернулось хорошее настроение. А вместе с ним – и свойственная ей непринужденность. Сойдя с судна, она взяла меня под руку, и мы отправились завтракать в центральную часть портового городка Скала, где местные жители, как мы заметили позднее, то и дело друг над другом подшучивали.
Эльза была одета в коротенькую футболку и шорты, в которых ее длинные ноги казались еще более длинными, что стало поводом для далеко не одного – произнесенного громким голосом – комментария со стороны слоняющихся по местным базарчикам мужчин. Хотя мы и не понимали, что они говорят, их реплики звучали скорее как комплименты, чем как упреки, несмотря на то что мы находились на острове, считавшемся святым.
Как ни странно, жители острова, на котором впервые стало известно об ужасах конца света, отличались большой жизнерадостностью и, видимо, большой любовью к плотским утехам.
– К чему приводят все предсказания о приближающихся всемирных катаклизмах, – прокомментировала Эльза, когда я рассказал ей об этом – возникшем у меня – ощущении, – так это к повышению интереса людей к земным наслаждениям.
Эти ее слова заставили меня вспомнить о том, как после презентации книги в Хероне, послушав разглагольствования о конце света, несовершеннолетняя публика чуть ли не бегом вывалила на улицу, чтобы побыстрее предаться одному из земных наслаждений – покурить.
– Возможно, эти наслаждения являются единственной реальностью в жизни, которая возникает из ниоткуда и исчезает в никуда, – сказал я, вдаваясь в незатейливую житейскую философию. – Если, конечно, человек не верит в то, что есть и загробная жизнь.
– Те, кто верит в загробную жизнь, еще больше предаются земным наслаждениям, – возразила мне Эльза, – потому что они хотят, чтобы им на том свете было о чем вспомнить.
Ведя подобные разговоры, мы с Эльзой подошли к той части порта, в которой вроде бы и должна была находиться скала с названием «Кинопс». Однако в море ничего не было видно – если не считать покачивающегося на волнах красного бакена. Мы спросили про эту скалу у рослого рыбака, который в этот момент возился на берегу со своими сетями. Вокруг него собралось несколько котов, надеявшихся, что и им достанется какая-нибудь рыбка.
– Эта скала находится прямо вон под тем бакеном.
– Вы хотите сказать, что эта скала – подводная? – спросил я.
– Именно так. В нее ведь превратился волхв, который нырнул в глубину, но так и не смог из нее вынырнуть. Аквалангисты, которые видели эту скалу, говорят, что она по своей форме похожа на человека. Вокруг нее много осьминогов, однако их там никто не ловит.
– А почему? – заинтересовалась Эльза. – Какая на то причина?
– Местные суеверия. Люди говорят, что у осьминогов, которые прикоснулись к этой скале, мясо теряет свой вкус из-за зловредности Кинопса. Он ведь хотя и превратился в подводную скалу, но, тем не менее, остался при этом злонамеренным волхвом.
Рыбак вернулся к своей работе, а я стал размышлять над этими местными легендами. Когда мы с Эльзой уже собрались пойти прочь, я спросил у того же самого рыбака:
– А известно, где жил этот волхв?
Рыбак, похоже, очень сильно удивился такому вопросу, но затем все же ответил:
– Насколько я знаю, он жил на горе, которая находится в южной части острова и называется Генупа.
– Ну вот мы его и нашли, – прошептала мне на ухо Эльза.
Таксисты в городке Скала в это время суток принимали пищу, а потому мы стали коротать время возле небольшой бухточки, к которой вела извилистая каменистая тропинка.
Усевшись на свой чемодан, я стал наблюдать за тем, как Эльза, подойдя босиком к кромке воды, собирает ракушки. Солнце припекало довольно сильно, но у меня вдруг возникло ощущение, что мне нет никакой необходимости куда-либо спешить. После долгих мытарств я наконец-таки оказался в таком месте, из которого мне не хотелось уходить: я спокойненько сидел себе на чемодане возле тихой бухточки, отдыхая и наблюдая за женщиной, в обществе которой скука мне явно не угрожала.
