Ирина Майорова - Халява для лоха
– Да по-разному, – неопределенно пожал плечами Алик. – Чаще всего продюсер или администратор притаскивает рекламодателю сюжетную канву, и они совместными усилиями вплетают туда продвигаемый товарчик.
– Я как к вам работать перешла, стала внимательно к таким вещам относиться, – похвалила себя Агнесса Петровна. – Заметила, например, что в «Тайны следствия» рекламу водки «Перцовка» насовали, а в новых сериях «Каменской» – шоколад «Победа вкуса» и пенталгин. А в «Дне рождения Буржуя» – я специально в выходные пересмотрела – везде «Вискас» и «Кацан»…
– Ой! Пенталгин! – Грохотова подскочила и метнулась к подоконнику, на котором лежала ее сумка. Роясь в бездонном бауле, Надежда просто клокотала от возмущения: – Ну не уроды? Сидим тут, треплемся, а про таблетку Костику забыли! Может, он там совсем загибается!
Окинув коллег полным укоризны взглядом, Грохотова влетела в клетушку, которую Обухов громко именовал кабинетом. Пристыженный народ в молчании уставился на дверь, за которой скрылась главный копирайтер. Надежда вышла через пару минут на цыпочках. Придержала ручку, чтобы дверь не хлопнула, и доложила:
– Спит. Лоб потрогала – температуры нет. Будить, чтобы таблетку дать, не стала. – Дойдя до середины комнаты, Грохотова остановилась и недоуменно заметила: – Руки в стороны раскинул, улыбается во сне. Улыбка такая… странная… У меня так Данька улыбается, когда накануне какую-нибудь суперсложную задачу по математике сам решит. Для него это счастье…
– А где Обухов?!
На пороге отдела стоял Чухаев – встрепанный и перепуганный.
– А что случилось? – вопросом на вопрос ответил Алик.
– Я тебя спрашиваю, где твой начальник?! – сорвался на крик главный юрист.
– Да вон, – арт-директор, не оборачиваясь, махнул себе за спину, – у себя.
Чухаев рванул было к плотно прикрытой Грохотовой двери, но Алик, не вставая с места, остановил его, вытянув длинную руку. На манер шлагбаума:
– Не трогай. Он спит.
– А чего это он спит-то? – ошалел Чухаев. – Нажрался, что ли?
– Почему сразу нажрался?! – возмутилась Грохотова. – Голова у человека болит. Пришел весь бледный – ужас! – И зачем-то приврала: – Еле уговорили пойти отдохнуть: работать рвался, столько, говорит, еще заказов…
– Да? – Главный юрист с благодарностью посмотрел на Грохотову, будто та была доктором, известившим пациента Чухаева, что недуг, диагностированный поначалу как смертельный, оказался банальной простудой. – Это хорошо, что про заказы…
Чухаев все-таки заглянул в комнатенку и, убедившсь, что Обухов действительно спит, облегченно вздохнул и уселся в обуховское кресло.
– А чего все-таки случилось-то? – раздраженно переспросил Алик. – Влетел, как смерч «Катарина», а теперь сидит, прохлаждается.
Чухаев тут же поднялся, одернул пиджак и скомандовал:
– А вы давайте работайте! Обухов вам что, перед тем как заснуть, задачи не поставил? Наши дела мы с ним сами решим, без посторонних. Как проснется, пусть сразу ко мне!
– Чего он приходил-то? – растерянно взглянул на шефа Андрюха.
– Ну че ты спрашиваешь? – озлился Алик. – Сам же тут был, все слышал. Правда, давайте работать. Шеф проснется, за то, что балду гоняем, не похвалит. А учитывая, что у него еще и башка болит, наши поотрывает к чертовой матери!
Чухаев в это время докладывал Ненашеву о результатах вылазки в креативный отдел. По словам главного юриста выходило, что Обухов и не думал предпринимать «нежелательные шаги», а «просто взбрыкнул», о чем тут же пожалел и вот-вот заявится просить прощения…
Стражи
Таврин нашел капитана Старшинова на опорном пункте. У того был прием населения. Напротив старшего участкового сидела неопрятная толстая бабища в пуховике семьдесят какого-то размера и выглядывавшем из-под него грязном фланелевом халате.
Бабища наезжала на капитана, причем делала это со вкусом и от всей своей – вероятно, такой же широкой, как и она сама, – души:
– Ну посадил ты его прошлый раз на пятнадцать суток и что? Ты думаешь, он что-то понял своей пустой башкой? – Тетка-глыбища дважды смачно хряснула себя кулаком по лбу – раздался звук, похожий на тот, что издает при ударе пустая бочка. – Первый день, как домой-то вернулся, как иисусик был, все Линочка да Линочка, пару раз даже пупсиком назвал, скотина такая… А на другой день смотрю – опять с мужиками у помойки колбасится. Пиво из горла лакает, а из кармана потихоньку кусочки рыбки вытаскивает. Отщипнет, значит, и в рот. Отхлебнет, отщипнет – и в рот. И так еще довольно лыбится, падаль поганая!
Старшинов, все это время заполнявший какую-то огромную, вполстола, «портянку», наконец поднял голову и увидел стоящего в дверном проеме Таврина. И тут же смертельная усталость в его взгляде сменилась тревогой.
– Привет, Владимирыч. Заходи. Просто так заглянул? Мимо ехал? – В интонации Старшинова прозвучала даже не надежда, а мольба: «Скажи, скажи, что просто так». – Или случилось чего?
Последний вопрос он задал уже упавшим, еле слышным голосом.
– Да ничего страшного, – успокоил друга Таврин и даже попробовал улыбнуться. – Ты человека-то отпусти, а уж потом мы кое-что обсудим.
– Вы, Ангелина Григорьевна, вот что… – заторопился капитан Старшинов.
– Егоровна, – поправила визитерша.
– Вы, Ангелина Егоровна, чего от меня хотите? Чтобы я его еще раз на пятнадцать суток закатал? Так не за что! И в первый-то раз мужика за просто так оформили. Точнее, сам попросился. Загрызла ты его, вот что я тебе скажу, Ангелина Григорьевна.
– Егоровна я.
– Да все равно! – разозлился Старшинов. – Невыносимые условия для жизни создала, если он сам на исправработы и в камеру просится!
– Сговорились! – Бабища хлопнула себя похожими на две разделочных доски ладонями по необъятным бедрам и, ища поддержки, бросила взгляд на Таврина. – Как есть сговорились! Ну, конечно, у вас же, мужиков, всегда круговая порука, а бедной бабе и за защитой пойти не к кому!
Ангелина Егоровна задрала подол халата и, уткнувшись в грязную, застиранную ткань, запричитала фальцетом:
– Что ж ты мне, боженька, детишек-то не дал?! Была б опора в старости! Не дали б вы в обиду родную матушку отцу-супостату! А теперича некуда мне пойти, сиротинушке! В родной милиции и то поддержки нету – одни мужики работают, любую бабенку за врага смертного держут!
Старшинов сидел, опустив глаза и морщась. Таврин, напротив, наблюдал за происходящим с неподдельным интересом. Дождавшись, когда визитерша наконец высморкалась в угол халата и оправила свои необъятные одежды, Игорь Владимирович изрек:
– Хорошо представляете, Ангелина Егоровна! Вам бы в народный театр!
Бабища глянула на майора с подозрительным прищуром: никак издевается? Но, увидев веселую располагающую улыбку, развернулась к нему всем корпусом:
– Чего говоришь?
– Да в театр вам надо. На сцене играть. Сейчас как раз дефицит актрис, которые могли бы купчих, барынь изображать. А вы женщина фактурная, и талант у вас есть. Вы пьесы Островского читали?
Ангелина Егоровна так поспешно кивнула, что Таврин понял: эту фамилию она слышит в первый раз.
– Так вот, – продолжил Таврин, – там героинь вашего амплуа пруд пруди. А сейчас такой интерес к русской дореволюционной истории и культуре обозначился, что все театры Островского кинулись ставить. Островского, Гоголя, Грибоедова. Вы перечитайте их произведения, там очень много чего про судьбу русской женщины написано.
Таврин подошел к стулу, на котором продолжала восседать жалобщица, бережно взял ее под локоток и повел к двери, продолжая вещать:
– Когда все прочитаете и поймете, какая из героинь вам ближе всего по духу, уже можно будет для вас и театральный коллектив подыскать.
Попрощался с Ангелиной Егоровной Таврин уже в коридоре, предварительно прикрыв в старшиновский кабинет дверь.
– Все, завтра же рванет в библиотеку, – доложил Таврин, вернувшись в служебное обиталище друга. – И надеюсь, в ближайшие пару недель ты ее не увидишь.
– Слушай, как это у тебя получается? – восхищенно воззрился на майора Старшинов. – Она б меня тут совсем заела, а ты ее в десять минут укоротил!
– Давай я потом с тобой своими методами поделюсь. Ты мне скажи, где Юрка. Очень нужен.
Старшинов обессиленно откинулся на спинку стула:
– Я так и знал. Чего этот сукин сын натворил?
Скрывать обстоятельства исчезновения Старшинова-младшего не было смысла, и Таврин рассказал все, что знал и о чем догадывался.
– Сам понимаешь, надо как можно скорее его найти и узнать, чего он девчонке подсыпал. Я параллельно всем, кому мог – Грише Пиманову в МУР, по всем окружным УВД, в область – закинул приметы этой Уфимцевой. Пока – голяк. Из кафе он ее вывел в почти бесчувственном состоянии. Бросить на какой-то ближайшей лавочке не мог – а вдруг бы я на улицу вышел и сразу ее нашел. Значит, посадил в такси, на автобус или в трамвай. А там пассажиры. Конечно, народу сейчас, как правило, на все наплевать. Но девчонка симпатичная, красивая даже, одета прилично… Наверняка кто-то подошел, увидел, что ей плохо. Я в справочную «скорой» звонил, мне сказали: в понедельник в нашем районе один уличный вызов был. Но потом его отменили. Или координаты поменяли, а это уже на участке другой подстанции оказалось… В справочной по больницам такая пациентка тоже не значится. Я проверял и по фамилии-имени-отчеству, и по приметам среди тех, кто значатся как «неизвестные».
