Микко Римминен - Роман с пивом
— Они такого вида, эти пацаны, что если вдруг захотят отомстить, то я, пожалуй, пас, не хочу в этом участвовать, — сказал Маршал. — Мне просто показалось, точнее, я почти даже уверен, что они там явно хотели найти виноватого.
— Какого черта они вообще делали в этой микрухе? — неожиданно спросил Хеннинен. Похоже, что он снова пришел в себя, вернувшись в реальный мир после своих духовных исканий. Он стоял прямо под водостоком, и на его голову ручьем стекала вода. — Если они все байкеры, то на кой хрен они разъезжают по городу в этой долбаной «тойоте»? Жалкое зрелище.
— Да уж, — сказал Маршал, — это, несомненно, лишает их определенного шарма, но если честно, то совсем не намного.
— А ты, конечно, с огромным удовольствием прокатился бы на велике в такую-то погоду, — усмехнулся Жира.
— Но ведь это же, черт побери, просто нелепо, — пробурчал Хеннинен. — Во всяком случае, я бы нигде не появлялся без байка, если бы, конечно, относился к этому клану. Это же все равно что скинхед с длинными волосами.
— С той разницей, что для скинхеда это было бы что-то лишнее, тогда как у этих чуваков явно чего-то не хватало, — уточнил Маршал и стал выворачивать карманы в поисках сигарет, правда, нашел только мокрые катышки. — Хотя, конечно, массы и энергии в них хоть отбавляй.
— Адовы ангелочки, — хмыкнул Хеннинен.
— Я все же думаю, что они просто бандиты, — сказал Жира.
— Что ты, они выглядели так умилительно, я бы даже сказал, как-то по-человечески в этой своей развалюхе.
— А у меня, между прочим, сигареты кончились.
— А еще мы так и не достали пива, так что я теперь даже не знаю, — сказал Хеннинен. — Вообще-то я думал, что у нас тут как бы разговор по теме и все такое.
— Не хочешь ли ты сказать, что стал вдруг пьянодееспособным? — спросил Жира и почесал голову. Он выглядел так, словно его насильно заставляли говорить с какой-нибудь звездой о мастурбации или о чем-нибудь в таком духе.
— Да нет, то есть да, то есть я хотел сказать, что задолбало меня уже бегать.
— А чего ты вообще тогда бежать-то дернулся? — спросил Маршал.
— Не знаю.
— А мне почему-то казалось, что именно ты тогда пробурчал себе под нос, что, типа, ты-то знаешь. Я имею в виду тогда, перед тем как ты сиганул в известном направлении.
— Не знаю, — повторил Хеннинен.
— Чего ты не знаешь? — спросил Жира.
— Ну не знаю, бурчал ли я тогда что-то или нет, и вообще почему я побежал, не знаю.
— Понятно, — сказал Жира.
Таким образом, дальнейших речей о понимании не потребовалось, и как-то само собой стало ясно, что пришло время что-то предпринять или, по крайней мере, куда-то сместиться. Первым сместился Хеннинен, он повернулся на месте и ринулся вперед через площадь, остальным было уже гораздо легче следовать его примеру, словно речь шла о некой Группе Хеннинена, хотя и было нечто странное в этом самопровозглашенном лидерстве, которому все всегда почему-то подчинялись, несмотря на то что его компетенция часто вызывала определенные сомнения.
Ноги после столь неожиданных физических упражнений настолько онемели, что, казалось, их немота передалась всему телу, и даже в голове теперь царила полная заторможенность. Все это, безусловно, повлияло на желание двигаться, то есть его не было, ни малейшего, однако обнаружились и свои преимущества, так, выяснилось, что физическая измотанность притупила все остальные чувства, а потому, например, дождь теперь совершенно не мешал.
Хеннинен обошел выход из метро, протиснулся между двумя мусорными баками, вышел на открытую площадку и остановился.
— Итак? — спросил он, когда все снова собрались вместе.
— Ты у нас дирижер, вот и командуй, — сказал Маршал.
— Я бы, со своей стороны, все же высказал предложение, — вставил Жира. — Давайте пойдем вперед, а то дождь заливает.
Где-то в поднебесье снова грянул гром, и огромная молния, величиной во всю Южную Финляндию, рассекла небо надвое — все это походило на огни вселенского кабаре внутри гигантского стеклянного шара. Грохот накрыл площадь, и стекла в ломбарде задрожали.
Двинулись дальше. Настолько дальше, что прошли мимо заброшенного и, по всей видимости, абсолютно безденежного банкомата, уныло мокнущего под дождем, потом возле низкого второсортного офисного здания вновь свернули на Хельсингинкату, которая, казалось, через два квартала апокалиптично исчезала в пелене дождя. Недалеко от того места, где улица теперь кончалась, уходя в дождь, была стоянка такси, на которой выстроилось в очередь штук двадцать мокро-желтых пятен, зрелище это было довольно-таки грустное, похоже, что такая погода никак не вдохновляла людей покидать свои дома, даже на такси.
— Послушайте, — сказал вдруг Жира, когда подошли к «Грешнику» (это была та терраса, на которой сегодня уже сидели и вели всяческие переговоры).
— Я ничего не слышу, — ответил Маршал.
— Я имел в виду, что послушайте меня, у меня появилось предложение.
— О Боже, — вздохнул Хеннинен.
Жира представил всем свое предложение. Оно оказалось гениальным. Он объяснил все очень четко, сказал, что сейчас было бы хорошо всем быстренько глотнуть пивка, с чем Маршал и Хеннинен живо согласились и предложение тут же поддержали.
После того как решение было единогласно принято, Жира стал развивать свою мысль дальше, однако в дальнейшем его идеи оказались куда более запутанными. И все же через некоторое время ему удалось склонить всех к тому, чтобы остаться здесь же, на террасе, и выпить по кружечке пива, он настаивал на этом, говоря, что в теплом помещении все сразу начнут избавляться от насквозь промокшей одежды, которая в любом случае за ночь высохнуть не успеет; несомненно, объяснение его было довольно-таки идиотским, но все лениво согласились на том основании, что, возможно, для данного момента и в более широком контексте оно могло быть вполне подходящим предлогом задержаться в данном месте. Да и потом, была в сбивчивой речи Жиры некая притягательность, и кто знает, чего уж он так страшился теплых помещений.
При взгляде же на террасу, так сказать, с точки зрения клиента-покупателя пришло в голову, что и в самом деле нельзя же упускать такой случай понаблюдать за столкновением небесных сил, к тому же над террасой был натянут тент, а значит, дальнейшее намокание можно было предотвратить.
Поход к стойке за пивом выпал на долю главного инициатора, то есть Жиры. Он без лишних пререканий возложил на свои хрупкие плечи всю ответственность за данный проект, тем временем Маршал уже достал из кармана двадцатку — с момента ее добычи, казалось, прошло как минимум несколько дней. Зажав купюру в кулаке, Жира скрылся внутри бара, Маршал и Хеннинен пробрались между зеленых скамеек к столику в середине, словно его центральное положение могло каким-то образом лучше защитить от намокания.
— Угости сигареткой, — попросил Маршал, как только уселись на скамейку, которая, стоит заметить, не так уж и хорошо была спрятана от дождя. Расположенный ближе к выходу конец скамейки был совершенно мокрый от грязных брызг, в которые превращались звонко отскакивающие от асфальта капли дождя.
— Нету, — ответил Хеннинен.
— Я забыл сказать, чтобы он сигареты тоже купил.
— Так пойди и скажи.
Маршал так и сделал — поднялся и попытался изъявить Жире свою последнюю волю. Именно изъявить, потому как типичной просьбой это сложно было назвать: сначала Маршал стал легонько стучать в окно кулаком, чтобы привлечь внимание, а потом еще и помахал рукой для верности, когда же Жира наконец обернулся, Маршал стал передавать свое сообщение — он поднял указательный и средний палец и свел их вместе, на что Жира прореагировал следующим жестом, как бы подтверждая, что понял смысл сообщения: поднял сомкнутые пальцы ко рту, сложил губы трубочкой и помахал при этом рукой, после чего Маршал кивнул в ответ, как бы подтверждая, что все в порядке, Жира повернулся к стойке и стал все это объяснять бармену, у которого были огромные, как сдувшиеся воздушные шарики, мешки под глазами, и вообще, он выглядел так, что сразу было понятно: на работе ему несладко.
— Этот бармен посмотрел на нас так, будто сомневается в нашей благонадежности, — сказал Хеннинен, когда Маршал вернулся за столик. — Или я вообще не знаю.
— Проворчал, — сказал Маршал.
— Э?
— Ну это я просто сказал, как если бы все это было в каком-нибудь сценарии, то тогда напротив той твоей фразы было бы написано в скобках «проворчал».
— А-а, — отозвался Хеннинен.
— Или даже просто «ворчит». Хотя на самом деле я подумал совсем о другом, я подумал, что, пожалуй, нет ничего удивительного в том, что человек удивляется, удивительного — удивляется, в общем, ладно, в том, что ему вдруг кажется странным то, что такие странные типы, нах, теперь эти странные, ну что, в общем, какие-то типы приходят в бар насквозь мокрые, берут пива и потом снова идут сидеть под дождем. Ну я бы на месте того чувака задумался, все ли у этих ребят в порядке с головой.
