Василий Швецов - Горькая новь
Зычный бас накрыл Мохнатую, Весёленькое, Щебни, с третьего слова песни подхватил стоголосый хор "везут, везут по веночку", знакомую в то время всем песню. Возвращался второй эскадрон, отвоевались мужики, ехали с победой, у каждого позади седла большие вьюки трофеев, многие вели заводных оседланных лошадей, с кожаными кичимами, под которыми на спинах лошадей были мягкие потники и даже ковры. На самих козлиные или собачьи дохи. За плечами кавалерийские трёхлинейки почти у каждого на ремнях шашки и наганы. Говор, смех, шутки. Перед въездом в село все стали серьёзнее. Ряды по два выровнялись, вперёд в карьер унеслось около десятка конников. Эскадрон стройно въезжал в село. Самодельное, красное полотнище, на гладко выструганном древке, полоскало на ветерке. Комэск Ларион Васильевич Колесников ехал рядом со знаменоносцем Фепеном Дударевым впереди отряда. По бокам рядом с лошадьми бежали мальчишки, некоторые вцеплялись в стремена своих отцов и братьев. Возле открытых ворот каждой ограды, восторженно приветствуя, топтались на свежевыпавшем снегу, жены, матери, отцы, дедушки, бабушки и детишки. Эскадрон с песнями проехал половину села и остановился у сборни, все спешились снова шутки смех и слёзы женщин, некоторые мужики тоже вытирали сопли. В здание сборни вместе с командирами набилось народу не протолкнуться. Комэска сказал несколько напутственных слов, призвал не творить безобразий. Ни какой власти в селе не было, приветствовать партизан с победой некому. Потоптались, посмеялись, покурили и разбрелись по домам.
И состоялись домашние встречи, были они радостные, но в некоторых семьях не совсем. Почти из каждого дома неслись громкие разговоры и песни. Кончились заботы походов и боёв. Война осталась позади, но ради чего она велась, ни кто резонно объяснить не мог. Шумело в головах, вырывались наружу разные мысли. Хотелось кого - то пригласить в гости или самому пойти к кому - ни будь. К Лариону Васильевичу пришёл Павел Егорович с женой. Стол сервирован богато, выпить и закусить есть чем. Подошли Савелий Иванович с супругой. Мужики скромные, ни кто от них не слышал матерного слова, все некурящие. Никогда до безумия не напивались, но в компании выпить не отказывались. Разговор за столом шёл тихо посерьёзному. Вспоминали недавнее прошлое. Говорили, что в Верзиловском бою виноват всё же Третьяк. Помянули бывшего комиссара Поликарпа Ивановича, убитого в Солоновском бою, в котором был убит и Кокорин. Переговорили обо всех партизанских делах и о том, что приближается сев, и о том, что со старым порядком покончили, а что из себя представляет новый, ни кто не имеет представления. Поживём, увидим. В разговорах о войне никакого хвастовства, как у других, ни кто из них трофеев не привёз. Ваньков жил богато, своего всего полно, чужого не надо. Колесников имел хозяйство среднее, в своей семье семеро работников, да и совесть была такая, что чужого не возьмёт. Колупаев был из бедняков - бедняк, но принеси ему что - ни будь чужое, он никогда не возьмёт, таковы и родители его. Все трое были разные, а против белогвардейцев воевали вместе, между собой ни когда не враждовали. Да, не рождён человек ясновидцем. Если бы они, да и не только они, а все сибирские партизаны знали, каков будет новый порядок, то вряд ли стали за него драться, а скорее наоборот.
У братьев Рыбкиных большая кампания. Каждый и прихвастнуть любит и от чужого не откажется и поменьше поработать, и подольше поспать. Уже упились и поют песни лихоматом, кто кого перекричит, говорят все - слушать некому. Но двое, ещё трезвых, сцепились в споре.
- Ну, Игнатия с Василием убили за то - что они оружие собирали да подписи заставляли ставить, чтоб не воевать, а вот Бронникова - то за что убили? Громко спрашивал Родион Новосёлов:
- Как за что!? Вскочив, кричал Митяй Сидоров - он же был купец, ведь он у нас сколько лет в лавке - то торговал!
- Погодь Дмитрий, скажи, кем он до этого работал?
- Ну, мастером маслоделом.
-На чьём заводе он работал? Не унимался Родион.
- Как на чьём? На нашем на общественном.
- Тогда, значит, он был рабочий, так или не так?
- Ну, так, что ты этим хочешь сказать?
- А то, что он был тогда общественный батрак. Мы тогда на сходе создали артель, а его избрали доверенным, так чьим же он товаром торговал?
- Ну, нашим, артельным.
- Правильно, а мы его зарезали.
- Да катись ты от меня к хренам, мало ли народа ни за что загублено!
Пьяный шум усиливался. За дальним концом стола двое тянули песню "любила меня мать, уважала".
- Стешка, покажи - ка трофеи, которые я тебе привёз, - едва держась на ногах сказал своей жене старший Рыбкин. Раскрасневшаяся от выпитой самогонки, одетая явно в несобственное, не по росту сшитое, шерстяное, кофейного цвета, дорогое платье, Стеша ушла во вторую комнату - кладовушку, вытащила из - под постели новые туфли с галошами, пальто с лисьим воротником и шаль с длинными кистями. Гости стали с завистью рассматривать и хвалить, а сношенница Наталья Федосеевна со злостью закричала:
- Зачем, Иван, возишь своей суке подарки, она без тебя тут вертит хвостом, не очень ты ей нужен. Иван в недоумении застыл, по лицу видно, как медленно прокручиваются жернова его мозгов.
- Ах, так я сука, а к кому Кондрашка - то ходит, сволочь ты такая! - Стешка остервенело вцепилась в волосы свояченицы. Все повскакивали, поднялся визг и гвалт, перевернулся стол. Посыпались маты, зашлёпали оплеухи, затрещали воротки, короче всё выкатило на хорошо проторенную дорогу.
* * *- Мы к тебе, кум, вот с Григорьевичем пришли песни петь, улыбался Михаил Пономарёв.
- Милости просим, вот и хорошо, что надумали, давай жена, сооружай на стол, - ответил Николай Селивёрстович. Садитесь - ка, сначала выпьем да закусим, а потом уж и споём.
Пономарёв и Бабарыкин жили без жен. Росли они вместе с моим отцом и с детства дружили. Пришли в гости и Кум Лазарь с кумой Евгеньей да кум Яков с кумой Всилисой. Закусить у моей матери было чем, так же и выпить. Компания дружная, хотя первые два гостя были далеко не смирёные. После нескольких стаканов затянули любимые песни "Не кукуй ты моя кукушечка, или "Уехал казак на чужбину далёко". Пели самозабвенно с переживанием, накатывали ещё по нескольку стаканов бражки и тогда пели уже до слёз.
А у соседей продолжались разборки.
- Ах ты, змея! так ты без меня шалавалась! Застрелю суку! Все трофеи сожгу! - Пьяный Рыбкин орал на всю деревню и с остервенением колотил свою Варюху. Вытащил из - под матраса револьвер, и выстрелил в потолок. Гостей из комнат начало сдувать, изба опустела.
Несколько дней гуляла Тележиха. В редких кампаниях не было ссор и драк. По ночам по селу неслись дикие крики, весёлые песни, маты, стрельба, бабий визг и бесконечный лай собак - так была отпразднована встреча победителей. Проходило похмелье у мужиков, руки соскучились по работе, да и сами хозяйства требовали заботы и ухода. Несколько лет подряд не давали спокойно жить и работать. То германская тянулась более трёх лет, то с совдепами канителились, то колчаковцы с карательными отрядами, то междоусобная с казаками и с такими же мужиками затеялась. А хозяйство оставалось на немощных стариках да бабах с детишками, всё приходило в упадок. Взялись мужики ремонтировать сани, крутить черёмуховые завёртки, исправлять збрую. Надо домолачивать хлеб, вывозить оставшееся на покосах сено, подвозить дрова, подправлять крышу и ремонтировать городьбу вокруг усадьбы. Время пролетит, не успеешь моргнуть, как подойдёт посевная. Пора уже садить в корытца по сто зёрен пшеницы, овса, ячменя. Надо знать какая будет всхожесть, как бы не пришлось искать семена.
- Ты, сосед, сколько думаешь десятин посеять - то? - Спрашивал Федота Клопова Авдей Печёнкин. Не успел тот ответить, как по воротам громко застучали палкой и крикнули, чтобы хозяева шли на сборню. Здесь, в прокуренном помещении толпилось уже десятка три мужиков. У стола сидели двое, приехавших из волости. Что - то чувствовалось новое, народ стал ходить свободно, без боязни, давно так не было, и люди всё шли и шли. Власти в селе не было ни какой. Собрание открыл приезжий, избрали президиум - председателем Привалова, секретарём Филиппова. На повестке дня два вопроса. Первый - международное и внутреннее положение - докладчик представитель волости. Второй вопрос - об организации в Тележихе ячейки РКП б, для большинства эта звонкая тарабарщина ни о чём не говорила, пришлось объяснять. Председатель предупредил, чтобы ни кто не курил, дал слово докладчику, который начал сначала тихо, потом всё громче, для большей выразительности жестикулировал обеими руками, того и гляди, ткнёт в глаз рядом сидящему, но всё обошлось. С половины речи перешёл на самую высокую ноту, брови сдвинулись, глаза стали злыми и, под конец вовсе закричал, засыкая рукава, как будто хотел с кем - то драться. Деревня таких чудаков раньше не видала. Все притихли, слышно только оратора, а он продолжал:
