Анна Бялко - Надкушенное яблоко Гесперид
– Да ты что, Маринка, чумная? – спросила она, когда Марина, не выдержав, плоделилась с ней впечатлениями после одного особенно «урожайного» дня. – Какой там принято? Они просто клеются к тебе, все дела! Их, в общем, даже понять можно.
Марина сперва даже не поверила.
– Да не может быть, Лен. Чего ко мне клеиться, я ж из деревни, а кругом вон сколько девчонок, все такие интересные...
– Ну-ну, – фыркнула в ответ Лена. – И сколько раз, интересно, с той же Катькой, к примеру, на улице люди знакомились? – Катька была девочка из Марининой группы, Н-ская уроженка, умная и «круто прикинутая».
Марина поразмыслила над этим... и поверила Ленке.
Однако скоро и это замечательное открытие стало совершенно неважным, потому что Марина влюбилась. Избранника ее звали Боря, он учился на третьем курсе, и когда он однажды подошел и сел в буфете к Марине за столик, сказав при этом что-то бессмысленно-подходящее к случаю, она взглянула на него и почувствовала, как сердце улетает куда-то в пятки, а в голове дрожит цветной туман.
Это было в четверг на второй неделе ее учебы в институте, а уже в субботу на той же неделе Маринка, не поехавшая на выходные домой, лежала с Борей в сладкой темноте своей общежитской комнаты (Ленка-то как раз на выходные уехала) и думала, что сердце вот-вот лопнет от счастья.
Но жизнь на этом не кончилась, потому что от счастья не умирают, а как раз наоборот – только засверкала с новой силой. Маринка летала на лекции, старательно отсиживала семинары, писала лабораторки – и это была одна жизнь. А после эта жизнь сменялась другой, вечерней – она встречалась со своим Борей, и, если не удавалось найти место для уединений – Ленка часто занималась в комнате по вечерам, а Боря жил с родителями – то они просто шли куда-нибудь гулять – а Город старательно поворачивался к Маринке то одной, то другой своей сверкающей стороной.
Идиллию нарушила месяца через полтора все та же Ленка, оторвавшая однажды воскресным утром голову от подушки – Марина как раз собиралась на загородный пикник куда-то к бориным друзьям. Боря говорил, там огромный дом, где будет полно пустых комнат... Так вот Ленка, приоткрыв сонный глаз и потягиваясь под одеялом, вдруг спросила:
– Ну ты хоть предохряняешься там?
Вопрос застиг Марину врасплох. Не то, чтобы она вовсе не задавалась этим вопросом, она все-таки росла не в лесу, и знала про СПИД и все такое, но, поскольку беспорядочной жизни, по ее мнению, ни она, ни Боря не вели, то она здраво полагала, что к ней эти ужасы отношения не имеют.
– Ну-у, – протянула она в ответ на Ленкин вопрос. – Ну-у, в общем, да.
– И как же, если не секрет? – Не отставала настырная Ленка. Спала бы лучше, чесслово.
– Ну, мы же ведь только мы, то есть – ты понимаешь, – стала объяснять Марина, смущенно подбирая слова. Говорить о сексе в открытую она пока еще не научилась. – Поэтому СПИДа у нас быть не может.
– Да при чем тут СПИД? – отмахнулась Ленка. – Хотя СПИД тоже штука нехорошая. Но я о другом тебя спрашиваю – ты противозачаточное что-нибудь делаешь?
– Ах, это? – облегченно выдохнула Маринка. – Это да, это Боря сказал, чтобы я не думала, он это берет на себя.
Так оно, в общем, примерно и было – после первого раза, когда обнаружилась маринкина полная во всех отношениях невинность в данном вопросе, Боря, довольно хмыкнув, сказал, что, раз так, то она может не волноваться насчет залететь – с первого, да и со второго раза вообще ничего не бывает, а потом он обо всем позаботится. И Маринка, поверив ему в этом месте безоговорочно, как и во всех прочих, ни о чем до сих пор не заботилась. Хотя ленкины вопросы и внушили ей некоторые сомнения.
Оказавшись с Борей наедине в одной из пустых комнат действительно огромного дома, она поделилась своим вновь возникшим беспокойством, на что Боря только рассмеялся и махнул рукой.
– Чудачка. Я ж тебе сказал – все нормально. Ну, сама подумай – с чего тебе залетать, если в тебя ничего не попадает?
Отчасти это соответствовало истинному положению дел, и Маринка, не будучи достаточно подкована теоретически в данном вопросе, сочла за лучшее не заморачиваться. Тем более, что отвлекающий фактор был так силен...
Этим же днем с ней случилось странная неприятность. Она только что выпила довольно большой стакан крепкого коктейля на водке, которыми особенно хвастался хозяин дома. Тошнота наползла прямо тут же, за столом, и Маринка еле-еле успела, незаметно закрыв рукой рот, встать из-за стола и не бегом, чтобы не заметили, но достаточно быстро добраться до ванной. Там, как только она перестала сдерживаться усилием воли, ее фонтаном вырвало прямо в раковину, и долго потом трясло, прежде чем она сумела прийти в себя.
– Господи, это надо же было такой дряни в свой коктейль намешать, – злобно подумала она в адрес хозяина дома. – А может, это у меня от водки?
На всякий случай, чтобы не впасть на будущее в конфуз, она решила в борькином присутствии спиртного не пить. Самому Борьке про инцидент она ничего не сказала.
Время шло, продолжало крутиться в немыслимом ритме, Марина вместе с ним. Наступила зима, приближался Новый год, а за ним сессия. Учебы стало больше, дело шло к зачетам, надо было подчищать все хвосты, которых у Маринки пусть и не много, но набежало. Времени не хватало ни на что совершенно, было ни до чего. Ладно хоть сессия была не только у нее, но и у Борьки, он к учебе относился ответственно, видеться получалось пореже, но хоть не так обидно. Да еще на Марину напала неожиданная сонливость – она чуть не засыпала не только на лекциях, но иногда даже на семинарах, ложилась спать едва ли не в десять вечера – и все равно просыпалась с трудом.
– Да ты у нас, оказывается, медведь – впадаешь в спячку, – смеялась Ленка.
Наверное, от этого бесконечного сна, Маринка внезапно поняла, что немного поправилась. Больше не с чего было – еды много как не было, так и не появилось, нервотрепки только добавилось... Хорошо еще, что новые джинсы, купленные на поступление, были по моде широкими и с низкой талией, так что внезапная полнота не отразилась на форме одежды, а то бы беда. «Другие джинсы купить, чтоб модные – это проблема, а так я маму попрошу свитерочек посвободней связать, – решила Маринка. – Но вообще это не дело, чтоб жиреть-то, на каникулах поеду к маме и буду худеть».
Новый год встречали в общаге, огромной студенческой компанией. Борьки не было, он еще накануне сказал Марине, что будет встречать дома, с предками. Марину не пригласил. Она расстроилась было, но Борька, обняв ее рукой за плечи, начал шептать ей в ухо каке-то милые прздравительные глупости, а другой рукой в это время засунул ей что-то жесткое сзади под свитер. Марина ойкнула, выхватила это жесткое... Это был мобильный телефон. Не очень новый, кажется, не самый крутой – но все равно! Настоящий мобильник! Мобильники в институте были у очень многих, это уже было даже не модно, а «принято», почти «нормально», но Марине такая вещь была очень сильно не по деньгам. Даже самый дешевый телефончик стоил около сотни долларов, не говоря уже о плате за разговоры, куда уж тут... И вот Борька...
Марина повисла у него на шее, осыпая поцелуями и благодарностями, совсем забыв о том, что Новый год будет врозь и о неприглашении, а Борька бубнил что-то о том, что на телефоне лежит двадцать долларов, и что это не только новогодний, но и деньрожденный подарок, потому что на ее день рождения (Марине тридцатого января исполнялось восемнадцать) он уедет, его с ней не будет, и поэтому... Телефончик гладко лежал в руке. Марина была счастлива.
Потом, когда она, оборачиваясь назад, пыталась понять и разобраться, что и почему с ней случилось и где все пошло не так, этот момент неизменно всплывал у нее в памяти, как именно последняя вспышка абсолютного счастья. Впрочем, оно, по совести, уже и тогда не было абсолютным, все же маячили, маячили где-то сбоку разлука с неприглашением, ну да ведь счастье и вообще редко таким бывает, всегда какая-то мелочь примешается и испортит, а уж Марине-то из ее современности и вообще.
Потому что после Нового года все пошло наперекосяк. Сессия показалась Маринке с непривычки абсолютным кошмаром, на первом же экзамене она схватила трояк, да притом была рада, что не ушла вообще с двойкой, все другие были хоть и лучше в смысле отметок, но давались таким огромным трудом, что, может, и наплевать бы на эти отметки вообще, спать хотелось ужасно, голова болела и кружилась и конца-краю этому кошмару все не было.
Потом было прощание с Борькой, а потом она поехала на каникулы домой.
Дома все казалось Маринке каким-то маленьким, серым и скучным. На улицах лежал грязноватый снег, дома пахло куриными потрохами, делать было нечего. Общаться с теми из школьных подружек, кто никуда не уехал, было неинтересно и не о чем, и вообще, если б не мама, Маринка собралась бы обратно в общагу уже на третий же день. Мама явно соскучилась по Маринке, тут же начала вязать ей ко дню рождения новый свитер, старалась каждый день возвращаться с работы пораньше и приготовить что-нибудь повкуснее. Маринке было ее жалко. Вечерами она подсаживалась на диванчик, и, глядя на ловкое мелькание спиц в материнских руках, рассказывала ей про свое новое житье-бытье. Про Ленку – как ей повезло с соседкой, какая та умная и способная и как они хорошо ужились. Про Борьку – не все, конечно, а как они замечательно дружат и может быть, даже наверняка поженятся после окончания института. Мать вздыхала.
