Анна Бялко - Надкушенное яблоко Гесперид
– Это невозможно. Справки – документ строгой отчетности.
– Дмитрий Сергеевич, я не знаю ничего про отчетность, но вы же ведь, наверное, не даете таких справок тем, кто от ребенка отказывается?
– Не даем.
– Значит, они остаются?
– Но мы регистрируем ребенка...
– Ну и я зарегистрирую. Есть ребенок, есть справка, есть мать – я, отчетность не нарушается...
Доктор молчал. Ирина сидела, замерев. Ей казалось, что он почти согласился, ведь человек не станет обсуждать детали, если не согласен в принципе, но черт знает... Они очень быстро перешли к деталям, может быть, он не успел... Сейчас сообразит и прогонит. Что он молчит?
Но не прогнал.
– Допустим, со справкой я разберусь. Но вы-то, наверное, тоже не любого ребенка хотите?
Ирина выдохнула. И заторопилась.
– Я хочу девочку. Только девочку. У меня... Я... В общем, у меня уже есть два сына, мне надо девочку. Маленькую, совсем новорожденную... И потом... Ну, мне бы хотелось, чтобы про родителей было известно хоть что-то...
– Это вряд ли, – покачал головой врач. – Мамочки, знаете ли, и сами-то не всегда знают, а уж чтоб мы...
– Ну, хоть про мать. Мать-то вы здесь видите. Молодая, непьющая... Если можно...
Врач покачал головой.
– Много просите.
– Но я готова...
– Да я не об этом, – махнул он рукой досадливо. – Просто... Тут как нарочно, есть у меня такой случай. Студентка. Три дня назад родила. Отказывается от ребенка наотрез. Даже не посмотрела. Мы уговариваем – не слушает. Я боюсь – сбежит в любой момент... И тут вы... Так практически не бывает...
Ирина молчала, замерев. Она понимала, вернее, чувствовала, что говорить сейчас что-то бесполезно, что врач должен решить сам, что это не зависит ни от нее, ни от чего другого...
– Сделаем так, – сказал наконец Дмитрий Сергеевич, не глядя на нее. – Вот мой телефон. Позвоните мне сегодня вечером, часов в восемь. Я буду знать. Если она откажется, тогда придете завтра утром, и мы...
Он написал на листке телефон, протянул Ирине.
– До свидания.
– Спасибо, Дмитрий Сергеевич.
– Да не за что... Я же не ради вас... Собственно, я даже не знаю, как вас зовут. Вы из Москвы?
– Да. Но откуда вы знаете?
– Так слышно же. «Ат-куда?». Вас, москвичей, ни с кем не спутаешь.
– Надо же. Никогда бы не подумала. Мне всегда казалось, я чисто говорю.
– Чиста-па-масковски, это точно.
Было как-то не очень понятно, шутит он мирно, или же издевается. Ирина, чтобы не нагнетать обстановку, решила не обращать внимания.
– А зовут меня Ирина.
– Я должен сказать: «Очень приятно»?
Ирина вдруг засмеялась, и, глядя на нее, врач тоже засмеялся в ответ.
– Вы знаете, Ирина, мне действительно почему-то приятно.
– Но не очень? – Смеясь, спросила она.
Он только покачал головой. Это можно было понимать и как да, и как нет. На самом деле это было совершенно неважно. Ирина закрыла за собой дверь.
Марина Прохорова родилась и выросла в небольшом поселке городского типа в семидесяти с небольшим километрах от Н-ска. От города в этом поселке был разве что загадочный «тип», птицефабрика, да несколько осевших в землю серых домов-пятиэтажек, и видом и сущностью напоминавших скорее бараки, в одном из которых в крошечной двухкомнатной квартирке и жили Марина с матерью. Отца своего Марина никогда не видела, единственной его «памятью» были только ее собственные зеленые глаза да темно-рыжие гладкие, густые – не прочешешь, волосы, так отличающиеся от материного тускло-серого вечного тоненького пучка. Мать, как и большинство поселковых теток, работала на фабрике, приносила оттуда бесплатные, «дармовые», яйца да куриные потроха, из которых варила потом мутный суп с тоскливым запахом бедности и редко плавающими бледно-оранжевыми кружками морковки. Морковка, картоха и несколько скучных луковиц выращивались на крошечном огородике, который мать, после долгой ругани с соседкой тетей Пашей из-за места, развела под окном. Тетя Паша тоже держала огород, у нее, заботливо укрытые толстой грязной пленкой, придавленной по краям кирпичами, вырастали даже кривые темно-зеленые огурцы. Однажды десятилетняя Маринка, возвращаясь вечером от подружки, пролезла тайком между кольями, огораживающими тети-Пашино хозяйство, нашарила в под белеющей в темноте пленкой пупырчатую тушку огурца, и тут же съела, давясь стыдом и скрипящей на зубах землей. Огурец оказался горьким.
Из поселка в райцентр, до которого было двадцать километров, четыре раза в день ходил рейсовый автобус. Его расписание все жители знали наизусть. Автобус, впрочем, часто ломался где-то в пути, отчего расписание нещаждным образом нарушалось, а пассажиры рисковали опоздать на большой автобус, который ездил из райцентра в Н-ск каждые два часа. Приходилось ждать следующего, сидя под навесиком районной автостанции на жесткой ребристой лавке, или же, если время позволяло, купив билет, сбегать в районный универмаг, где все равно, впрочем, никогда не бывало ничего интересного.
Еще в райцентре была библиотека – желтый облезлый дом с колоннами, имени почему-то В. Розанова. Кто был такой этот Розанов, Маринка не знала, да и не очень-то интересовалась, а вот в библиотеку она время от времени заглядывала. Работающая там бессменно много-премного лет добрая тетя Тося знала ее, всегда радовалась и помогала выбирать интересные, как ей самой почему-то казалось, книжки.
Маринка любила читать и читала довольно много. Больше заняться в свободное время было особенно нечем, а времени этого у нее собиралось немало. Училась она хорошо, уроки, заданные на дом, делала быстро, маленькое домашнее хозяйство, включая огород, тоже не отнимало больших сил, а болтовня с подружками была об одном и том же – какие блузки надо носить этим летом, и кто как поглядел кому в глаза на перемене, и оттого приедалась. В книжках же были неизвестные большие города, сложная техника, непонятные и красивые отношения между людьми. Хотелось думать, что и она сама попадет когда-нибудь в такой же красивый мир, настоящий город, где народу так много, что не все даже со всеми знакомы, а сладкие длинные огурцы продаются в залитом ярком светом магазине обернутыми в целлофан.
После десятого класса Марина решила обязательно поступать в институт. Ей неважно даже было, в какой, но – в институт, чтобы в городе, и чтобы потом можно было найти хорошую работу, получить много денег, переехать жить в город совсем и забрать мать с надоевшей куриной фабрики. Учительница физики, преподававшая в школе заодно и биологию, посоветовала ей идти в политехнический. «Голова у тебя ясная, по математике-физике – круглое пять, иди, не сомневайся».
Самым загадочным и чудесным было то, что Маринка туда действительно поступила. Несмотря на то, что приезжать в Н-ск приходилось каждый раз накануне экзамена с вечера, ночевать в зале ожидания на вокзале – на утренний рейсовый автобус надежды не было, а общежитие на время поступления она попросить не догадалась. Но, тем не менее, все сдала, математику с физикой даже и на четверки, а за сочинение, правда, получила трояк, но баллов ей все равно хватило – и в середине августа Маринка, не веря своему счастью, читала свою фамилию в списке студентов – студентов! – компьютерного факультета.
Учеба закружила. Во-первых, конечно, это была сама учеба, которая оказалась гораздо сложнее и непонятнее школьной. Лекции, семинары, и что делать – записывать или слушать? Если записывать, то Маринка не успевала ничего понимать из того, что гооврил лектор, а если только слушать, то потом все начисто вылетало из головы. Но, кроме учебы, была еще и просто другая жизнь. Маринке, хоть и со скрипом – слишком близко живет, но все-таки дали место в общежитии. Соседка по комнате, Лена, оказалась очень симпатичной девчонкой, разумной и серьезной, курсом старше. Она объясняла Маринке премудрости студенческой жизни и иногда помогала разбираться в конспектах.
Потом, конечно, был Город, в котором, особенно по сравнению с ее поселком, было столько всего... Она, конечно, бывала в Н-ске и раньше, ну что такое – семьдесят километров на двух автобусах, но тогда она была приезжая, а теперь она тут жила, была своя – и город открылся ей со всех своих тайных сторон. Театр, музеи, концерты – а еще кафе, ночные клубы, дискотеки, бары с диджеями и интернет-кафе... Денег, конечно, не хватало ни на что абсолютно, но Маринке даже необязательно было принимать во всем непосредственное участие, вполне достаточно было пока ходиь по улицам, смотреть на витрины, дышать...
Но даже и это было не главное. Главным было то, что Маринка вдруг оказалась красавицей. Вернее, почувствовала себя ею. На нее – пожалуй, впервые в жизни – стали обращать внимание мальчики.
Зеленоглазая, рыжая – перед началом учебы она постригла волосы до плеч, и те лежали теперь блестящей пышной гривой вокруг лица, в новых джинсах и голубом свитере, счастливая своей новой жизнью, она была полунегласно признана едва ли не первой красоткою факультета, и пользовалась в связи с этим просто бешеным успехом. Мальчики пытались знакомиться с ней везде – на лестнице, в буфете, в общаге, по пути в институт и обратно, на лекциях и между ними... Сперва Марина искренне не понимала, в чем дело, думала, что это просто так принято, но довольно скоро соседка Лена открыла ей глаза.
