Александр Шакилов - Культурный герой
— Вроде горы.
— Горы. Земля. — Максик поспешно прочел дальше:
Широки леса и воды,
Крепок взмах воздушных крыл,
Но века твои и годы
Затуманил бег светил.
Он глядел на панель, и нужные символы будто находились сами, алой вязью проступали из черноты.
Не тобою я целован,
Не с тобой мой связан рок,
Новый путь мне уготован
От захода на восток.
Символ солнца катился на панели от запада к востоку. Максик уже хотел прочесть последние четверостишия, но Вовка вцепился ему в локоть.
— Постой, подожди! Эдак мы черт знает куда улетим. Может, нам совсем туда и не надо.
— А куда нам надо?
Вовка зажмурился и с глубокой убежденностью произнес:
— На юг. К Теплому Морю. В Белый Город.
И сделалось именно так.
…Где-то далеко Кир катился по замерзшему пруду на серебряных коньках. Он скользил под руку с собственной тенью, по ту сторону белоснежной вечности, и снежинки не таяли на его запрокинутом к небу лице.
НАЕМНИКИ И ДИВЕРСАНТЫ
Я разделяю мнение многих моих современников о том, что духовный кризис, охвативший все сферы западного индустриализованного общества, может быть излечен только изменением нашего видения мира.
Альберт Хофманн. ЛСД — мой трудный ребенокПрибой мыл пятки Старлея. Было холодно и мерзко. Пять утра. Или шесть. Над местным отделением Стены возвышался Ковчег, море впитывало лучи восходящего солнца, в меру оранжевого. Задумчивая Медуза Горгонер бродила по берегу, щупая нижними присосками ошметки надувного ледокола.
— И на такой хлипкой лодчонке вы отважились выйти в море? — сокрушалась она, кивая головой; змеи поддакивали ей с небольшой задержкой. — Разыскивать беглых революционерок — это не сушеных кальмаров под пивко жрать. Безумцы. Чистые безумцы. Как же меня это возбуждает!
Джентльмен сидел на корточках и зажимал уши ладонями: в голосе Медузы звучали особые интонации, от которых у мужчин сразу напрягалось в паху. Медуза иногда так развлекалась. Джентльмен, хоть и майор, но реагировал на чары неукоснительно, за что не единожды краснел, извинялся, обещал больше ни-ни, после чего надолго запирался в сортире.
Зато Василий не считал нужным поддаваться провокациям, ведь он военный, его дело правое, он обязательно победит. Надо только оторвать морду от гальки и ледяной воды, покрытой кожицей нефти, согнать с затылка краба, выщипывающего куски плоти, и вспомнить как это — дышать.
Минут пятнадцать спустя, а то и час-полтора он таки вспомнил, как наполнить легкие кислородом, схватил краба, протолкнул меж резцов и задушил гортанью. Есть простая формула: пища = энергия. Съел краба = сможешь поджечь сердце врага. Следовательно: больше крабов = боекомплект + угроза кариеса. У Старлея нет ни зубной щетки, ни жвачки, дабы устранить загрязнение ротовой полости.
— Жвачка есть? — спросил воин Медузу, изо рта его полилась соленая вода.
Казалось, все тело пропиталось океаном, к щеке прилипла морская звезда, с плеч свисали водоросли.
— Нет! — тут же отреагировала Горгонер и почему-то перестала двигать челюстями, хотя еще мгновение назад усиленно что-то перемалывала.
— Ну-ну, — не поверил Старлей и мысленно пообещал себе, что когда придет время делить планету, он постарается, чтобы по жребию Медузе достались Сахара, Гоби или Кара-Кум. Типа, подруга, ты прояви свои возможности, а взамен прими то, что нам, аборигенам, не в жилу.
А не нравится — катись домой, организовывай бунты, путчи и перевороты.
— И у меня… — отозвался Джентльмен.
— Нет жвачки?
— И у меня такое чувство, что мы поступили очень глупо. Безумцы мы. Точно, безумцы! Отправиться за тридевять морей на поиски этого странного существа!.. Зачем?! Оно сведет меня в колумбарий. В моем возрасте нельзя так вожделеть плотских утех с инопланетянами…
— Хо-хо! — не стала возражать Горгонер, лишь оттопырила внушительное нечто, в комплексе с двумя крупными сосками заменяющее ей молочные железы.
Даже Старлею захотелось потрогать эти коричневатые окружности пигментированной кожи, аккуратно размять оконечность выводных протоков и страстно — влажно! — поцеловать. Почуяв направленность мыслей парня, Медуза необычайно обрадовалась. Она уже и не надеялась совратить юного соратника. Кстати, совращать юных соратников — давнее хобби Медузы Горгонер, то, ради чего она живет, а иногда даже влачит жалкое существование.
— Пройдемся, милок, обозрим пейзаж? — проворковала инопланетянка, поборница прав и свобод униженных и оскорбленных тушканчегами.
— Э-э… — Старлей вновь прокашлялся соленой водой и внезапно понял, что у него эрекция.
О, это позабытое со времен поллюций ощущение!
Формулируя ответ Медузе, Старлей вращал глазами и причмокивал. Он соскреб с лица морскую звезду. Несвежесть дыхания уже не казалась столь серьезной проблемой.
Горгонер, ухмыльнувшись зеленоватыми челюстными пластинами, ласково обвила щупальцем напрягшийся паховый отросток и потащила парня в соседнюю бухту. Там, на мелководье, подставив худощавое жилистое тело излучению желтого карлика, земной юноша девятнадцати лет отроду потерял невинность.
Армейские шалости не в счет.
Невинности Старлей лишился весьма своеобразно.
Расстаться с девственностью как все нормальные люди он не мог по определению. Его первой сексуальной партнершей была известная космическая нимфоманка, дамочка столь эмансипированная, что оказаться под самцом, тылом к самцу, произвести фелляцию и позволить прикоснуться к себе она не могла. Категорически! Такие принципы, такое воспитание, сказала она Старлею. Позволь Медуза самцу вторгнуться в ее тело, и полная дезорганизации сфинктеров и форматирование глотательного рефлекса ей обеспечены.
Невинность Старлей потерял ментально.
Горгонер коснулась щупальцами его черепа, прилепила присоски к глазницам, ушным раковинам и ноздрям. Затем методично и с особой циничностью изнасиловала ЦНС воина Земли.
Когда Старлей ментально кончил в пятый раз, а Медузе надоело упражняться в мыслесексе с помощью отлично представленных наручников и хлыста, она отлепила присоски и сказала:
— Я называю это «оттрахать мозг». Милый, тебе понравилось? Хочешь покурить?
— Так точно!
Они валялись на камнях и выкашливали кольца дыма, разговаривая о том, что тушканчеги, конечно, твари изрядные, но табачок отменный производят. Но даже отменный табак еще не повод оставлять оккупантов в живых.
— Как считаешь, — интересовался Старлей, — после освобождения Земли нам следует поработить планету тушканчегов?
— Не помешало бы.
— Так ведь она сплошная Стена!
— Ну и что? В хозяйстве пригодится…
Старлей кивнул и подумал, что Медуза — телка правильная, размышляет здраво. И вообще, из нее получилась бы отличная жена. Интересно, от ментальных половых актов случаются залеты? И можно ли средствами современной земной медицины произвести инопланетянке аборт? Старлей даже хотел об этом спросить, прямо, без экивоков, но не успел, ибо идиллию прервал вопиющий акт агрессии. Заслонив хитином лучи солнца, в бухту ворвалось нечто странное, крупное и безмерно гадкое. Крупным было все, начиная от усов-антенн и заканчивая сегментным брюхом, покрытым толстой броней.
Толщину брони Старлей выяснил экспериментальным путем. Выдув сквозь ноздри струю не только табачного дыма, он жахнул по монстру потоком мысленного пламени. Огонь сконденсировался во втором нижнем сегменте брюшка, впился кумулятивной иглой, дабы пронзить защиту и внутри организма развернуться фонтаном температуры и давления. Но — увы!
— Что за на?! — не понял юмора Старлей. Он истратил на посыл схомяченного краба, а результатов пшик без палочки.
— Не трать понапрасну силы, мон шер! Это существо называется ёшкин жук, у него термоустойчивые наружные покровы, — томно молвила Медуза.
— Ёшкин жук? — переспросил Старлей.
— Он самый. И он от меня без ума.
— Так вот почему это чудовище напало на защитника Отчизны и обхватило голову жвалами? — прохрипел полузадушенный Василий, изо всех сил пытаясь вырваться из крепких объятий ёшкина жука.
— Да. Это и есть причина агрессии. Он чуточку ревнует.
— Чуточку? — изумился боец ВКС, представив, что ожидало бы его при максимальном проявлении собственнического инстинкта. — Чуточку?!
— Самую малость. Жуча, перестань. В сравнении с тобой этот земной сгусток белков — ничто. Ты, Жуча, непревзойденный любовник.
— Спасибо, Медузочка, спасибо. Я, конечно, всегда это знал, но еще раз услышать тоже приятно, — проскрипел ёшкин жук, не разжимая жвал.
