Олег Ермаков - Иван-чай-сутра
— Старик, — согласился Алекс. — Я помню времена, когда здесь пели петухи, а на опушке паслись козы.
Березы раскрывались многоколонными вратами, выпуская их на опушку, заросшую гигантскими лопухами и травами, среди которых серели окаменевшие яблони, чернели сухие вишни, казавшиеся обугленными. Маня взглянула из-под ладони на ряд прямоствольных мощных лип.
— Крыша едет, — пробормотала она. — А им сколько лет?
— Можно назвать их романовскими, — сказал Алекс, — царскими. Но у меня другие предпочтения. И лучше остановиться на романских.
Маня вопросительно взглянула на него.
— Егору здесь однажды примерещился Бах.
— Собственной персоной?
— Фугой.
На березе висела ржавая проволока. В бурьяне виднелся какой-то короб. Алекс объяснил, что это пчелиный улей.
— Даже не верится, что здесь кто-то жил, — проговорила Маня, разгоряченная ходьбой. Вокруг ее щек вились комары и слепни. Она отмахивалась золотистой метелкой козлобородника.
— Здесь под липами стоял дом, в котором нас угощали однажды квасом, — сказал Алекс. — Вон там был колодец. Дальше в доме жила злобная старуха, у нее конь по весне сбежал, она у нас спрашивала, не видели? Ей коня дали из соседней деревни пахать огород, как мы поняли. И вот конь предпочел свободу.
— Почему злобная?
— А почему конь сбежал? — спросил, усмехаясь, Алекс. — Да мы как-то попали под ливень, решили палатку не ставить, дойти уже до Егоровой деревни… Сил не рассчитали, вымокли, как цуцики. К тому времени в деревне только два дома и остались. Постучались к старухе. Она нас не пустила, говорит, может, у вас ножики. Ну, а в другой мы уже не пошли. Плюнули и потопали дальше. Ну и слышим сквозь дождь: «Я пе-э-ре-э-ду-у-мала!» Егор только махнул рукой, пошла к черту, старая ведьма. — Алекс окинул взглядом бурьянный бугор с засохшими яблонями и желтыми цветами на длинных стеблях. — Что-то щелкнуло в старой башке. Грех гнать странников в дождь. Но мы уже не вернулись.
Они оставили позади старые липы и яблони бывшей деревни, шли некоторое время вдоль леса, потом свернули направо и двинулись через поле, заросшее молодым березняком.
Там, где поле округлялось мощным лбом, резко переходя в ольховую низину, в окружении иван-чая и засохших деревцев торчал обгоревший березовый ствол с дырами, напоминавшими пасть и глаза.
— Вообще-то здесь уместнее услышать какой-нибудь фолк, — сказала Маня, взглядывая на смуглого Алекса. Он в недоумении оглянулся. — Ну, а не фугу. Какую-нибудь «Мельницу», «Отаву ё».
Алекс пожал плечами и сказал, что он и сам не большой любитель классики. Это Егор вдруг проникся ею… Но это только на первый взгляд очень кривая ассоциация, — насчет романских лип. Если копнуть, то можно, например, обнаружить, что когда-то эти земли раздавались ревностным католикам. Глинск ведь полтораста лет был польско-литовским. Король Сигизмунд сажал тут своих шляхтичей и среди них были Плескачевские. А это фамилия Егора. Так что, возможно, его предки были не только граборами, но и органистами где-нибудь в Кракове или Каунасе. Обычная история обнищания рода. Правда, Егор ничего об этом не знал. Тогда еще недоступны были «Родословные доказательства дворян Глинской губернии». Маня хотела что-то спросить, но вдруг замолчала.
Внизу, за красноватыми прямыми крупными стволами черной ольхи мерцала в черных берегах с торчащими корнями чаша воды.
— Ну вот родник, — сказал Алекс.
Чаша была неправильной формы. Полукругом ее охватывали колонны черной ольхи. А в пролом и вытекал светлый и сильный ручей. Они спустились по рыхлому перегною к воде.
На дне родника вздымалось облако песка и ила, в котором блуждали бурунчики, как небольшие вихри. Ручей почти беззвучно перетекал из чаши и по руслу, устланному чистейшим песком и камнями, собирая травы в холку, уходил в жужжащие кровососами черно-зеленые топи.
Маня опустилась на корточки, убрала свесившуюся рыжую прядь, и зачерпнула воды.
— Обжигает, — проговорила она, попив из ладони. — А как он называется?
— Это основополагающий родник, — ответил Алекс.
— Что, так и называется?
— Да, — ответил Алекс, стаскивая пропахшую дымом и потом потрепанную панаму. — Просто Родник. Хотя здесь есть еще много родников, но такой — один. Это как Глинск у местных — Город, а все остальные ближайшие города уже имеют названия.
— Глубоко?
Алекс кивнул.
— Шест до дна не достает… Когда-то он был завален гнилыми сучьями, стволами. Мы с Егором его чистили. Выдернули кучу этих костей. И хотя я простыл — целый день-то провозились в ледяной воде, — чувство было, словно мы себя расчищали. Такая своеобразная терапия. — Обойдя родник, он склонился над ручьем, плеснул в лицо пригоршню воды, напился.
— А это та же фенечка что и с рябиной? — спросила Маня, указывая на полузасохшее дерево, увешанное, как новогодняя елка, клочками выцветшей полуистлевшей материи.
— Нет, с черемухой немного по-другому, — сказал Алекс, подставляя под поток горловину канистры. — Это вроде как болезни. А черемуха врач-терапевт.
— А! Врубаюсь! Поэтому она и засохла?
Алекс пожал плечами.
— Но это же маза! — воскликнула Маня. — Настоящее чудо.
— Или совпадение, — отозвался Алекс.
— Нет, но именно это деревце? — Маня подошла к черемухе, протянула руку.
— Я бы не стал его трогать, — сказал Алекс.
Маня отдернула руку и засмеялась.
— Совпадение может кусаться?
— Да, как ни странно.
— Ну, от такой половинчатости крыша едет. Я предпочитаю определенность! — упрямо ответила девушка и коснулась черемухи.
Алекс с интересом наблюдал за нею.
— Хм, обычное полузасохшее деревце, — пробормотала Маня.
Солнце прорвалось сквозь облака и кроны ольхи и сияющим столбом обрушилось в зеленый влажный сумрак чащи, блеснуло стекло, металлическая дужка, капли родниковой воды на черных усах, в густой бороде, Алекс отклонил голову.
— Камни-то разноцветные! — воскликнула Маня.
— Ага.
— Улетное местечко.
— Я бы сказал: сквозняк.
Маня посмотрела на него.
— Да, круто. Прямо-таки чаша Грааля! Надо предложить пиплу провести здесь Радугу.
— Съезд хиппи? — переспросил Алекс, хмурясь.
— Можно и так сказать.
— Я думаю, что не стоит, — сказал Алекс.
— Это почему же?
— Любое сборище — это же циклон.
— Да? А однажды на Гридхракуте, горе Коршуна, было двенадцать тысяч архатов, — тоже, типа, собрание.
Алекс усмехнулся и ответил, что против архатов, как таковых, он ничего не имеет. Но собрание современников он бы назначил где-либо в пустыни. Хотя и пустыню жалко.
— Ты думаешь, современных архатов не бывает? — спросила Маня.
— Двенадцать тысяч? В одном месте?.. Целая дивизия, — сказал Алекс, закручивая крышку на фляге и беря у Мани ее бутыли и окуная их в прозрачный поток. — С ними можно было бы держать оборону. Хотя — это же архаты? Непротивленцы и все такое…
— Зачем тебе дивизия? Охранять эти пустыри?
— Внушительная массовка.
— Для рок-оперы?
Алекс поправил очки.
— По крайней мере, это звучит: дивизия архатов, — сказал Алекс. — Кстати, что они там делали? — спросил Алекс, ставя в жирную грязь полную запотевшую бутылку.
— Слушали сутру о Цветке Лотоса.
Алекс наполнил водой вторую бутылку и два котелка. Котелки он отдал девушке, а сам понес обе тугие холодные бутыли и канистру с запотевшими боками. Они поднялись по черному пахучему склону в палой листве и торчащих кореньях. Над полем плыла хищно-зоркая светлая птица с серповидными крыльями в черных отметинах.
— Лунь, — сказал Алекс.
— Китаец?
— Летающее китайское имя… Иногда кажется, что все происходит в какой-то речи. Есть лишь имена: птицы, деревья, дождь, в том числе и мы.
— Ну… странно, — грубовато сказала Маня, озирая травы и невысокие деревца.
— Это, наверное, рудимент, аппендикс романтического двоемирия.
— Гм. — Маня взглянула на него. — Послушай… — Она замялась. — Ты не куришь? Иногда?.. Ну, в смысле, не стучишься в двери травы?
Алекс взглянул на нее.
— А-а… В армии на Урале пару раз пробовал, если ты это имеешь в виду. Ничего не понял. Только лишняя тяжесть.
— Значит, плохой был продукт, — заключила Маня. Она снова посмотрела сбоку на Алекса и вдруг выпалила, что у нее есть хороший.
Алекс покосился на нее.
— Здесь, в походе?
Она кивнула и добавила:
— С собой. И я хочу раскурить его. — Она вопросительно смотрела на смуглолицего спутника.
— Это так необходимо?
Она быстро кивнула.
— Да. Другой мазы просто не предвидится. Где тут можно тормознуться? — Она озабоченно оглянулась.
— Недалеко уже до леса…
— Нет, здесь лучше, ветерок сносит комаров. Можно пойти вон туда.
