Хербьёрг Вассму - Наследство Карны
— У меня есть две неплохие фирмы — строительная и по продаже недвижимости. В Берлине и в Гамбурге. Там работают люди, на которых я могу положиться. Фирмы приносят солидный доход.
Трудно было понять, о чем думает Андерс, но челюсть у него так и ходила.
— Просто невероятно, как это у тебя получилось!
— Нет! — чуть ли не сердито возразила она и потянулась к карандашу, заложенному за ухо, но промахнулась, потянула себя за волосы, и карандаш, царапнув бумагу, упал на стол. — Я получила наследство от одного человека. Много лет я помогала ему вести дела и бухгалтерию. И из вежливости купила в его фирме несколько акций.
— Ясно… чем могла, тем и помогла.
Трудно было не заметить скрытую в этих словах горечь.
— Одно время я с ним жила!
Приподнявшись, Андерс подался вперед. Последними от подлокотников оторвались руки.
— Избавь меня от подробностей, Дина! Что было, то было. Меня не интересует твоя жизнь, я уже слишком стар, чтобы возмущаться тем, как иногда ведут себя люди! С твоего позволения, я бы предпочел, чтобы ты оставила это при себе.
Он выпрямился и смотрел на нее до тех пор, пока она не опустила глаза.
— Я хотела, чтобы между нами не осталось ничего недосказанного.
— Об этом тебе лучше поговорить не со мной, а с пастором. Я не гожусь на то, чтобы отпускать людям грехи.
— Но ты мне самый близкий.
— Когда это было, Дина!
Он заложил руки за спину, словно решив, что они слишком тяжелы для него, потом подошел к окну и встал спиной к ней.
— О чем ты думаешь, Андерс? — спросила она, помолчав.
— О чем думаю? Ну что ж, могу сказать. Я пытаюсь угадать, когда ты снова уедешь в Берлин. Или в какое-нибудь другое место.
— А ты хочешь, чтобы я уехала?
За окном было тихо. Так тихо, что они слышали, как в доме Анна играет на пианино. Музыка, словно напоминание о чем-то, долетала к ним через открытые окна.
— Нет, конечно! Но один из нас должен найти себе другое занятие. Я не могу оставаться при тебе старым бобылем! Хоть ты и повидала мир и вернулась домой с большими деньгами, а не можешь понять такой простой вещи!
Он словно ждал удара кнутом, как разъяренный бык, который кого-то боднул.
— Давай прогуляемся вокруг бугра с флагштоком. Здесь нечем дышать, — тихо предложила она.
— Нет! На этот раз мне нужны стены!
Она посидела немного, потом встала, открыла дверь и ушла.
Услыхав ее шаги на дорожке, Андерс отвернулся от окна и прижал руку к груди. Нашел ощупью стул. Его обветренное лицо залила зимняя бледность.
Пришедшие лодки покачивались у берега. Иногда их привязывали к сваям старых пакгаузов. Гостей весело поднимали в пакгауз с помощью лебедки и ставили на шаткий дощатый настил.
Они приезжали и по нескольку человек, и поодиночке, совсем как в прежние времена, когда лавка еще не являла собой жалкого заведения без покупателей и приказчиков. Первым приехал школьный учитель с женой, им хотелось узнать, что делается на белом свете, и напомнить Дине об их родственных связях, хотя и весьма дальних.
Потом приехал пробст, чтобы пригласить Дину и Андерса в церковь. Он был бы счастлив, если б фру Анна согласилась петь в Иванов день во время службы. Пробст надеялся, что погода будет хорошая и соберется много народу.
Карна, забыв о приличиях, вмешалась в разговор взрослых и сообщила, что Дине не хватает звона берлинских колоколов и потому, конечно, они все приедут в церковь.
— Видите, — мягко сказал пробст, — дети все знают лучше взрослых.
Приезжали гости и из Страндстедета. Например, Хартвигсен, бывший в свое время арендатором у ленсмана Холма. Он приехал со всей семьей, чтобы поздравить фру Дину с возвращением.
Теперь Хартвигсен извозничал, держал единственную на всю округу извозную станцию. Так что, если фру Дине или Андерсу понадобится что-то перевезти по суше, он всегда к их услугам.
Приехал и телеграфист Боге — худой человек в черных панталонах в белую полоску и с острой козлиной бородкой. Кто-то сказал ему, что Дина Бернхофт, или Дина Меер, как некоторые почему-то называли ее, имеет в Берлине свое дело. Так что он с удовольствием возьмет на себя труд передавать ее телеграммы.
Дина ответила, что ей это весьма приятно, но не стоит делать из мухи слона. И призналась, что Меер — это название ее фирмы.
— Но откуда вам известно про мои деловые связи? — спросила она у телеграфиста.
— Откуда телеграфисту что-то известно! — Он гордо оглядел гостиную, словно был здесь хозяин.
— А то, что известно телеграфисту, известно всем, — язвительно заметила Дина.
— Нет-нет! Вы напрасно так думаете! Я имею дело только с порядочными людьми, — возразил он и охотно позволил налить себе портвейна.
Чем чаще ему подливали портвейна, тем больше он становился телеграфистом, который общается исключительно с порядочными людьми. Дина многое узнала о предпринимательстве и торговых сделках Страндстедета, о клиентах адвоката и деловом чутье Вилфреда Олаисена.
Приехал и сам Вилфред Олаисен с семьей — Ханной, малышом и Исааком, который в последнее время ходил серьезный и мрачный.
Сверкая белоснежной улыбкой, Олаисен сразу заговорил о деле: ему хочется, чтобы Дина вложила свой капитал в строительство новой верфи, которое он затеял в Страндстедете.
Дина сдержанно заметила, что ее капитал пользуется здесь большим вниманием, чем он того заслуживает.
Вилфред Олаисен простодушно признался в своей осведомленности и попросил фру Дину не скромничать.
Не обращая внимания на присутствующих, он наклонился к ней через стол — его внимание и уважение принадлежали только ей.
— Транспорт — вот веление нашего времени! Газеты. Пароходы. Предприятия, дающие людям работу и доход. Колеса не должны покрываться ржавчиной, фру Дина! Они должны крутиться. Я запускаю маленькие зубчатые колесики. Они крутят друг друга и укрепляют общество. У меня ничего не было, кроме скромного наследства, оставшегося мне от дяди, да пары рук, не боявшихся работы. Будь у меня, как у вас, солидное дело за границей!..
Но у него все получилось! За несколько лет он добился успеха. Хотя пока размах у него весьма скромный. Умелый человек всегда заработает себе на кусок хлеба. Он занимается погрузкой и разгрузкой… Между прочим, он слышал, что в прежние времена фру Дина успешно вела здесь дела. Люди не глупеют с годами! Нет-нет, не говорите, что годы идут. Они идут одинаково для всех.
— И слава Богу! — Дина поднялась и сказала, что намерена совершить свою обычную прогулку вокруг бугра, на котором стоит флагшток.
Разрешит ли она сопровождать себя? Он бы ввел ее в курс дел и предполагаемых расходов по строительству верфи.
— Благодарю вас, господин Олаисен, но вечером я всегда гуляю одна.
Накинув шаль и уже собираясь покинуть гостиную, Дина мягко сказала:
— Как я понимаю, господин Олаисен, вы уже получили самую большую инвестицию, какую вам мог предоставить Рейнснес.
— Какую инвестицию? — Олаисен был ошарашен.
— Ханну, конечно! Разве я не права?
Олаисен быстро взял себя в руки. В делах недопустимо показывать обиды. Он согласился с Диной.
— Конечно, правы! Ханна красивая, трудолюбивая, и у нее хорошая голова, — сказал он, глядя на жену оценивающим взглядом.
Ханна смотрела на что-то за спиной у Дины. Словно в этой точке сосредоточился весь ее позор. Она видела, что Дина смеется над ее мужем. Что из-за нее он унизил свою жену, хотя сам этого и не понял.
А Вениамин? Они едва переглянулись с тех пор, как она приехала. Здесь, в своей обстановке, он был ей чужим. И даже не подумал помочь ей, хотя сидел совсем рядом. Было похоже, что его это тоже забавляет.
В углах губ у Ханны залегли складки и уже не разглаживались весь день.
Нельзя сказать, что Дина недооценила молодого предпринимателя. В тот же вечер после отъезда гостей, когда Анна, Вениамин, Андерс и сама она сидели в гостиной, она дала волю своим чувствам:
— Вилфред Олаисен… И с каких же пор он стал первым заправилой в Страндстедете?
Андерс и Вениамин с удивлением переглянулись.
— По-моему, как раз когда Вениамин вернулся домой. В семьдесят втором. Он приехал в Страндстедет и начал работать пароходным экспедитором, — ответил Андерс.
— Я слышала, как учитель в Страндстедете говорил, что его, возможно, выберут председателем местной управы, — вдруг вмешалась Анна.
Вениамину надоело слушать про Вилфреда Олаисена. Он зевнул и надменно изрек:
— Благодарю покорно, только такого человека нам и не хватало.
Анна с удивлением, как обычно, когда замечания Вениамина выходили за рамки хорошего тона, взглянула на него. Но ничего не сказала.
— Сколько ему лет? — поинтересовалась Дина.
