Хербьёрг Вассму - Наследство Карны
— Теперь мне недостает только одного, — сказала бабушка.
— Чего? — спросила Карна, выходя за ней на крыльцо.
— Звона берлинских колоколов.
— В Берлине много церквей?
— Очень! И у каждой свой голос.
— И ты их все знала?
— Во всяком случае, ближние. Но они часто звонили одновременно, и тогда получался хор. Дальние голоса казались эхом ближних. У одних голос был резкий, у других — мягкий.
И тут бабушка, совсем как на чердаке, подняла руки и, кружась, словно танцуя, побежала через двор к уборным. На бегу у нее с ног упали домашние туфли, но она не обратила на это внимания!
Было холодно. В тени еще лежал снег. Но бабушка его даже не заметила. Обычно только Карна бегала в уборную в нижнем белье. Теперь их было двое.
Карна стояла в ночной сорочке и смотрела на бабушку.
— А у нас слышна музыка морских волн! Почти всегда! — осмелев, крикнула она.
— Я знаю, я скучала по ней в Берлине! — не оглядываясь, крикнула бабушка.
Карна засмеялась. Она побежала в свою комнату, нашла карту и обвела пальцем кружок вокруг Берлина, который ей показал папа. Она-то знала! Но ведь и бабушка должна была это знать? В Берлине нет моря! Как же там люди попадают из одного места в другое?
Бабушка пришла к ней в комнату и огляделась.
Увидев красное платье, которое всегда лежало на стуле матушки Карен, если только Карна не уносила его на чердак, она подошла и погладила его. Потом, напевая незнакомую Карне мелодию, приложила платье к себе.
В комнате было очень светло. Свет лился со всех сторон. Карна держалась за спинку кровати, но это было неудобно — в спинке не было отверстий, в которые можно было бы просунуть пальцы.
Бабушка вдруг сняла халат с кружевами, положила его на кровать и вскинула красное платье над головой. Когда юбка коснулась пола, огненный луч рассек голову бабушки.
— Не надо! Бабушка! — громко крикнула Карна.
Бабушка пылала! Ей было невыносимо больно. Карна услыхала свой вопль. И все исчезло.
Еще не открыв глаз, она почувствовала щекой бархат бабушкиного платья. Как в первый раз на чердаке. И сразу поняла, где она, хотя голос, звавший ее, был папин.
Она лежала на коленях у бабушки. Рядом стояла Анна с кружкой воды. Бабушка была очень бледная. Губ почти не было видно. Вот что значит горе! Ведь перед тем как Карна упала, губы у бабушки были полные. А теперь Карна их не видела, она просто знала, что они есть.
Ей часто казалось, что она видит мысли взрослых. Особенно мысли Анны. Словно кто-то обидел Анну и не раскаялся. Наверное, о таких грехах пастор и говорил в церкви.
Карна услыхала слово «бром», этот бром папа уже давно перестал давать ей, потому что из-за него она засыпала сидя, как старуха.
С открытыми ртами они тыкались в нее, как рыба в крутые скалы. Они то закрывали рты, то открывали и говорили: «Бром». Одну каплю. У нее появился неприятный привкус во рту, и она уже не узнавала самое себя.
Лицо бабушки исчезло. Но еще до того бабушка взглянула на Карну как на чужую.
Может, Карна перестала быть Карной, но они еще не поняли этого? Может, все боятся ее, только не смеют в этом признаться? Боятся, потому что она видит то, о чем они не говорят?
Карна устала от этих мыслей. Ужасно устала. Лиф ее платья был насквозь мокрый.
Бабушка приподняла ей голову, чтобы она могла напиться. Напившись, Карна закрыла глаза и унеслась прочь.
Два раза она просыпалась, чувствуя что-то необычное. Бабушка сидела возле кровати и смотрела на нее. Оба раза она улыбалась.
— Это я, бабушка…
Наконец к Карне вернулась речь:
— Ты не должна ходить на чердак!
— А я туда ходила?
— Да, но больше не ходи.
— Почему?
— Там опасно. Ты можешь сгореть.
Глава 3
Дина несколько раз ездила в Страндстедет. Отправляла телеграммы и письма, наносила визиты.
Андерс был занят своими делами. Он всегда был дома, когда приезжали гости, и не отказывался выйти в гостиную, если его звали. Но у него были свои дела. Явные, как сама неизбежность.
Перед приездом Дины у Андерса было три дня, чтобы подумать о своих надеждах. Немного. Но достаточно, чтобы разбить часть из них и вымести обломки.
Конечно, он надеялся, что Дина заметит его. Но по ней этого не было видно. Она была дружелюбна, приветлива, и только. Он уже начал готовить себя к тому, что она вскоре снова уедет. Ее приезд был для него загадкой.
Через две недели она неожиданно явилась к нему в контору при лавке. Первый раз они оказались наедине друг с другом. Он пригласил ее сесть, предложил выпить, как, бывало, предлагал своим торговым партнерам.
Дина села, но с выпивкой, сказала она, лучше повременить. Ей надо поговорить о Рейнснесе. О деньгах и бухгалтерии.
Андерс надел очки и нашел договоры и счета, чтобы она посмотрела сама. С этим было быстро покончено, не то что в прежние дни.
Дина не жаловалась. Они вообще почти не говорили, пока она, заложив карандаш за ухо, читала холодные цифры. Он видел, что она считает в уме, проверяя его. Покончив с этим, Дина сказала почти весело:
— Выглядит жутковато!
Андерс снял очки и ненадолго прикрыл глаза.
— Могла бы найти себе управляющего получше, чем Андерс Бернхофт, — ядовито сказал он.
— Я с тобой не согласна.
— Вот как?
— Ты сделал все, что было в твоих силах. С новыми временами шутки плохи. Страндстедет в любом случае задушил бы Рейнснес. После того как у нас отняли пароходную экспедицию и почту, конец был неизбежен.
— Ты говоришь, как Олаисен. Но «Лебедя» мне пришлось продать, потому что мне были нужны деньги.
— Если тебе были нужны деньги, то только для Рейнснеса, — сказала Дина.
— Ты считаешь, что такие усадьбы, как наша, обречены?
— Похоже на то. Ведь у нас нет удобной бухты, а дорога через горы слишком крута и опасна.
— Черт бы побрал этого Олаисена вместе со Страндстедетом и всеми его потрохами! С телеграфом и почтой! Хоть бы молния спалила его дотла!
Дина оперлась на локти, прищуренные щелочки глаз весело смотрели на Андерса:
— Давай, давай!
Его гнев как рукой сняло, он даже улыбнулся:
— А теперь я должен сделать глоток, чтобы запить эти неприятности. Ты будешь?
Она кивнула и сложила последний договор.
Андерс наливал без очков и не сразу попал в маленькую рюмку, но Дина отвернулась и ничего не сказала.
Заметив свою оплошность, он смутился.
— Я плохо вижу вблизи, — признался он и смахнул пролитое на пол.
— Не ты один.
— Уж рюмку-то с ромом мужик мимо рта не должен проносить.
Они подняли рюмки и кивнули друг другу.
— Я хотела не только узнать, насколько плохи наши дела, — сказала она, глядя ему в глаза.
— А что еще?
— Хочу попытаться спасти то, что еще можно.
— Объясни!
— Видишь ли, этой весной мое положение изменилось. Я получила деньги, на которые никак не рассчитывала.
Он внимательно смотрел на нее.
— И я решила выплатить наши долги и привести Рейнснес в порядок.
Он молчал, словно услышанная новость его не касалась.
— Неплохо придумано, — сказал он наконец.
— Ты не удивлен?
Он наклонил голову, словно хотел припомнить что-то важное, и ответил не сразу:
— Во-первых, это для меня неожиданность… Во-вторых, ты живешь дома уже две недели и до сих пор молчала об этом. И в-третьих, Рейнснес принадлежит тебе, хотя столько лет заботился о нем я один.
Закончив свою короткую речь, Андерс начал рыться в карманах.
— Это упрек, Андерс?
— Упрекать тебя бесполезно. Ведь я знаю, почему ты уехала… Но, честно говоря, не понимал, почему ты вернулась… после восемнадцати лет. Теперь-то мне ясно: ты вернулась, чтобы выплатить долги и, может быть, покрасить лодочный сарай.
— Деньги можно было просто перевести.
— И то верно, — устало согласился он.
Она смотрела на него в упор.
— Мои долги пусть тебя не беспокоят, шхуну я уже продал Олаисену. А кроме нее, мне здесь больше ничего не принадлежало.
— Я делаю это ради себя. И ради Карны.
Он кивнул:
— Разумно ли вкладывать деньги в Рейнснес? Ведь ты сама говоришь, что его песенка спета. Ты могла бы с пользой употребить эти деньги в Берлине.
— Возвращать долги — дело чести.
— Истинная правда! Золотые слова! — Он наконец встретился с ней глазами.
— Должна сказать тебе еще кое-что, — спокойно продолжала она.
— Я так и думал…
Он покачивал головой, словно слушал музыку. Загрубелые ладони лежали на подлокотниках. Большие пальцы были похожи на крюки. Остальные — изогнулись в могучей хватке. Эти руки привыкли держать не только подлокотники.
— У меня есть две неплохие фирмы — строительная и по продаже недвижимости. В Берлине и в Гамбурге. Там работают люди, на которых я могу положиться. Фирмы приносят солидный доход.
