Вячеслав Бондаренко - Взорвать «Аврору»
– Ну а мы тут при чем, Ленок? – лениво произнесла вторая барышня.
– Сегодня этот человек в течение дня должен быть у «Авроры», на набережной. Это же ваша территория! Если я туда сунусь, мне накостыляют… Человек там заметный, увидишь – мимо не пройдешь. Еще Ёлке скажите и Мальвине.
– Ага, накостыляют тебе, как же, – саркастически фыркнула первая. – Стуканешь своим с Дзержинского, 2, и найдут потом в Обводном канале…
– Соображай, что несешь, дура, – прищурилась Елена. – Когда я своих сдавала? И когда на чужую территорию залезала?
– Это она так, не подумала, – поспешила вступиться за подругу вторая девица. – И ты не подумала, Ленка. Там сегодня вожди из Москвы будут, на «Авроре». По-твоему чего мы тут пасем, а?.. Набережная перекрыта, муха не пролетит.
– То есть вы туда не пройдете никак, да? – упавшим голосом переспросила Елена. – Ч-черт…
Рядом с девушками остановился паренек рабочего вида в выходном костюме.
– Барышни, есть серьезный разговор… – начал он нетрезвым голосом.
– Давай-давай, комсомолец, – оборвала его Елена. – Вон твоя демонстрация идет. Не видишь, девушки думают?
– А давайте вместе подумаем, – обрадовался паренек. – Одна голова – хорошо, а две головы…
– …а две головы – это тебе в Кунсткамеру надо, – перебила первая девица, указывая на видневшееся вдали здание Кунсткамеры. – Во-он туда.
– Тоже мне, нэпманши, – обиженно пробубнил паренек, уходя.
Девушки проводили его взглядами. Наконец вторая решительно вздохнула:
– Ладно, Ленкин… На чужую территорию, конечно, нос совать – за такое на нож ставят. Ленинград город маленький… Но… ты ж не по работе, а по делу. Правильно я говорю?
– И у нас к тому же позволения спросила, – добавила первая.
– Так что валяй, не парься. Мы тебе разрешаем.
Елена улыбнулась.
– Спасибо, девочки! Удачи вам.
Она почти бегом бросилась к мосту. Девушки смотрели ей вслед.
– Завидую я ей, – негромко произнесла первая. – Под такой крышей ходит, а…
– А по-моему, все это так, до поры до времени, – возразила вторая. – Ты знаешь, кто у нее папаша с мамашей были? Во. В любой момент к стенке можно поставить за социалку. А я вот с моими родичами и даром никому не нужна.
– Не, – возразила первая, – была бы даром не нужна – сидела бы дома.
На площади у Казанского собора, перед памятником Барклаю-де-Толли, толпилось группа празднично одетой рабочей молодежи. Все были с флагами, плакатами, транспарантами и большими куклами, изображавшими западных политиков. Лица у всех были взволнованные. В центре группы нервно объяснял что-то всем парень-спортсмен – тот самый, который ввязался в драку с троцкистами на площади Восстания.
К нему с трудом протолкался малец лет шестнадцати. По его худому лицу градом катился пот – сразу видно, что бежал. Парень схватил мальца за плечи:
– Ну что?
– Да ничего, – раздосадованно ответил малец. – Не будет у нас никакого Негоды!
– Как не будет? – зашумели все. – Почему? Говори толком, Косой!
– Тихо! – скомандовал парень-спортсмен. – Почему не будет? Ты дело говори!
– Я и говорю дело, – обиженно шмыгнул Косой. – Я к нему сунулся, а он лыка не вяжет. Валяется на диване и храпит. А жена говорит – вали отсюда, а то по шее дам. Имеем, говорит, право отметить праздник так, как хотим…
– Ты ей про комсомольское поручение сказал? – нахмурился спортсмен. – Про честь, про совесть?
– Да какая там совесть! – сплюнул малец. – Он и жена – два алкаша пара.
– Товарищи, – воскликнула румяная девушка-комсомолка, – выходит, что мы… что мы остались без Чемберлена?!!
– Выходит, так, – прогудел басом низкорослый кряжистый паренек.
– Ну и дела… В такой день…
Девушка оглянулась вокруг, ища поддержки:
– Так ведь это же… это же стыд и срам, товарищи! Мы его взяли на поруки, всей бригадой… Чемберлена ему доверили в такой день… а он взял и… напился? – Она начала всхлипывать, закрыв лицо руками.
– Марусь, ну чего ты? – решительно встрял парень-спортсмен. – Отставить лишнюю влагу! Чемберлен у нас будет, честное комсомольское! А сейчас – разобрали транспаранты и строиться!
Он свистнул в спортивный свисток, висевший у него на груди. Молодежь, шумя и толкаясь, принялась строиться в колонну.
По тротуару проспекта 25 Октября неподалеку от арки Генерального штаба слонялся высокий, унылого вида человек в плаще, с рупором в руках, и монотонным голосом выкрикивал, словно заведенный:
– Товарищи, желающие принять участие в массовке театрализованного представления «Десять лет»! Просьба подойти ко мне. Товарищи, желающие…
Судя по всему, желающих хватало. Возле человека столпилось уже человек сорок, и проходивший мимо милиционер даже поинтересовался у них, в чем дело. Но документ, предъявленный помрежем, успокоил бдительного стража порядка.
Отсев претендентов на роли юнкеров шел быстро и безжалостно. Большинство вылетало по причине недостаточно интеллигентной внешности.
– Нет-нет, мне такие типажи не нужны! – громко говорил помреж, недовольно осматривая кандидатов в массовку. – Юнкера мне нужны, белогвардейцы, понимаете? Защитники старого режима! Русские аристократы, князья и графы! А вы, товарищ, куда со своей пролетарской физиономией?..
Проходивший мимо Сабуров горько усмехнулся. Ему ли было не знать, что «аристократов» среди белых было хорошо если один человек на тысячу?.. Байку о том, что офицерство белых армий состояло сплошь из «помещиков и капиталистов», «поручиков Голицыных и корнетов Оболенских» сочинили большевики после завершения Гражданской войны. О том, что девяносто пять из ста русских офицеров 1917 года – а именно они составили потом костяк белых армий, – были вчерашними крестьянами, никто и не вспоминал…
Пристальный взгляд человека с рупором метлой прошелся по уличной толпе и выхватил из нее прохожего – молодого мужчину, внешне вроде бы ничем не примечательного, одетого, как обычный совслужащий, вышедший прогуляться в праздник. Но профессиональный, наметанный глаз киношника сразу углядел военную выправку и благородный очерк лица незнакомца. Помреж сам не понял, откуда взялась в нем эта решимость, но он метнулся к прохожему со всей скоростью, на которую только был способен…
От неожиданности Владимир отпрянул в сторону. Помреж смотрел на него умоляюще.
– Товарищ, прошу прощения! Арнольдов, помощник режиссера театрализованного праздника «Десять лет». Вы свободны в ближайшие три часа?
– Нет, товарищ. – Сабуров сделал попытку мягко разжать длинные пальцы работника киноискусства, вцепившиеся в его рукав.
– Это не бесплатно, товарищ. Вы, с вашей фактурной внешностью, будете в первом ряду. Понимаете? Это недалеко, на Дворцовой…
– Где-где? – Сабурову показалось, что он ослышался.
– На площади Урицкого, – торопливо поправился помреж. – Там будет инсценировка штурма Зимнего дворца. Вы сыграете юнкера, а потом все! Червонец вас устроит? Массовка получает пять рублей, но для вас, с вашей фактурой, я выбью из режиссера червонец.
Наконец Владимир улыбнулся.
– Ну что ж, – медленно произнес он, – пожалуй, юнкера я сыграю с удовольствием.
Помреж, просияв от счастья, поднес к губам рупор:
– Гример!.. Никифорова! Юнкеру – срочно грим и на площадь.
На Мойке, недалеко от Народного моста, возился в небольшой двухвесельной лодке немолодой рыбак. Он был занят своими снастями и не сразу услышал обращенный к нему негромкий оклик:
– Эй, отец!
Рыбак обернулся. Голос принадлежал молодому рыжему парню, физиономию которого украшала густая россыпь веснушек. Он стоял на гранитных ступенях, ведущих к воде.
– Чего надо? – подозрительно отозвался рыбак.
– Да прокатиться немного.
Рыбак весело присвистнул:
– Нашел себе трамвай… Извозчика вон возьми и катайся сколько влезет.
– Так не бесплатно я, – успокоил рыжий. – Червончик устроит?
Рыбак задумался. Сумма была солидной.
– А куда? – решил он уточнить.
– Да тут рядом, – рыжий неопределенно махнул рукой куда-то в сторону Невы.
– Ну давай залазь, – решился рыбак и проворчал под нос: – Рядом, рядом… Вот и прошелся бы пешком, коли рядом.
Рыжий ловко запрыгнул в лодку и, не успел рыбак взяться за весла, как на него уже уставился из-под полы пиджака парня зрачок браунинга.
– Орать не вздумай, а то шмальну, – тихо проговорил рыжий, устраиваясь на банке.
– Ты чего, сдурел? – дрожащим голосом пролепетал лодочник. – Нету у меня денег…
– Греби к Неве, – коротко приказал рыжий. – Ну!!!
Рыбак, не сводя глаз с оружия, взялся за весла. Лодка развернулась в Мойке и устремилась по направлению к Неве.
На празднично украшенной набережной 9 Января толпились разномастно одетые люди – старики, женщины, дети, взрослые, молодежь. Все они сжимали в руках красные флажки. Поодаль возился с кинокамерой оператор, переминался с ноги на ногу духовой оркестр. Цепь работников ГПУ отделяла этих людей от остальной части набережной.
