Маргарет Этвуд - Лакомный кусочек
Мэриан сидела на диване, зажатая между двумя конторскими девственницами; третья примостилась на ручке дивана. На таких сборищах эта троица обычно держалась вместе — из чувства самосохранения: у них не было ни детей, чьи способности можно было бы сравнивать, ни тщательно обставленных жилищ, о меблировке которых можно было бы толковать, ни мужей, чьи эксцентрические замашки и мерзкие привычки были бы достойны обсуждения. Их интересы лежали совсем в иной плоскости, хотя Эми пару раз и вносила лепту в общий разговор, рассказывая что-нибудь смешное об одной из своих многочисленных болезней. Мэриан понимала двусмысленность своего нынешнего положения: конторские девы знали, что она не сегодня-завтра выйдет замуж, и уже не относили ее к разряду одиночек. Мэриан, по их мнению, больше не разделяла их забот и тревог; все же, несмотря на их прохладное отношение к ней, Мэриан предпочитала конторскую троицу остальным дамам. В комнате двигались мало: сотрудницы — кроме тех, кто разносил угощение, — сидели маленькими группками и лишь изредка перемещались, пересаживаясь с одного стула на другой. Только миссис Боуг непрестанно циркулировала между ними, одаряя одних светской улыбкой, других — печеньем или еще каким-нибудь знаком внимания. Она исполняла свой долг.
Ее старания в этом направлении были особенно важны ввиду чрезвычайного события, случившегося утром, когда должен был наконец начаться гигантский общегородской опрос по растворимому томатному соку, намеченный на октябрь и постоянно откладываемый по техническим причинам. Многочисленные агенты — почти все девушки, имевшиеся в наличии, — готовились нагрянуть к ничего не подозревающим домашним хозяйкам с картонными лотками, подвешенными, как у продавщиц сигарет (Мэриан шепнула Люси, что надо бы их всех перекрасить в блондинок и одеть в боа из перьев и сетчатые чулки); на лотках должны были стоять картонные чашечки с настоящим, баночным томатным соком и картонные чашечки с порошком, а также кувшинчики с водой. Домохозяйке предстояло выпить баночного соку, затем на глазах у почтенной публики проследить, как агент растворяет в воде порошок, и затем попробовать получившийся сок; ожидалось, что на клиента произведет неизгладимое впечатление быстрота и легкость приготовления сока. «Одно движение — и сок готов!» — было написано на пробном наброске рекламного плаката. Если бы этот опрос провели в октябре, возможно, он удался бы.
К несчастью, снегопад, который грозил городу в течение пяти серых, затянутых тучами дней, начался именно нынче утром в десять часов. И это был не мягкий приятный снегопад — и даже не легкая метель. Нет, разразился настоящий буран! Миссис Боуг попыталась воззвать к высшим инстанциям, умоляя отложить проведение опроса, — но тщетно. «У нас работают люди, а не машины, — громко говорила она в телефонную трубку, стараясь, чтобы ее подчиненные по другую сторону стеклянной перегородки слышали ее голос, — сегодня немыслимо выйти на улицу!» Но приближался последний срок: опрос так давно откладывали, что дольше медлить было нельзя, тем более что отсрочка на один день означала практически три потерянных дня — ввиду приближающегося рождества, которое всегда мешает работе. И паства миссис Боуг с робким блеянием отправилась сражаться с бураном.
Вскоре контора стала похожа на базу спасательной экспедиции. Не переставая трещали телефоны: звонили злополучные девицы. Машины агентов, не запасшихся антифризом и снеговыми шинами, не выдерживали напора разбушевавшейся стихии: их заносило, крутило, они застревали в снегу, дверцы прищемляли на ветру замерзшие руки, крышки багажников били девиц по головам. Легкие бумажные стаканчики не могли сопротивляться порывам ветра: их сдувало с лотков, они опрокидывались, и кроваво-красная жидкость выплескивалась на снег и на самих агентов, а если бедняжкам все-таки удавалось добраться до входной двери, то и на опрашиваемую домохозяйку. У одной девушки лоток взмыл вверх, как воздушный змей. Другая, пытаясь уберечь свой лоток, несла его под пальто, но ветер повалил ее, и вода и сок промочили ей платье. В одиннадцать часов агенты уже начали возвращаться в контору — с дико всклокоченными волосами, вымазанные красным и либо обескураженные и извиняющиеся, либо — при соответствующем темпераменте — надеющиеся, что кто-нибудь все-таки восстановит их веру в полезность и необходимость научно подготовленных опросов. А миссис Боуг пришлось отвечать еще и на вопли ярости, доносящиеся с Олимпа: верхнее начальство отказывалось признавать существование бури, которую породило не оно. Следы этого бурного утра все еще явственно проступали на лице миссис Боуг, тоже участвующей в праздничном чаепитии. Когда миссис Боуг притворялась взволнованной или расстроенной, она на самом деле была спокойна; но теперь, пытаясь выказать невозмутимое спокойствие, она напоминала даму из женского клуба, в шляпке с цветочками, которая произносит трогательную благодарственную речь, ощущая, как некое насекомое — вероятно, сороконожка — ползет по ее ноге.
Мэриан перестала вслушиваться в разговоры, и голоса, наполняющие комнату, превратились в ровный бессмысленный плеск. Она доела бутерброд с вареньем и подошла к столу за кусочком торта. У нее разыгрался аппетит при виде стола, который ломился от кремов, печений, пирожных, тортов и всей прочей обильной, тяжелой, глазированной, жирной и сладкой пищи. Когда она вернулась с кусочком бисквитного торта, оказалось, что Люси перестала болтать с Эми и уже успела заговорить с Милли; Мэриан, усевшись между ними, оказалась вовлеченной в разговор.
— Ее соседи просто не знали, что делать, — говорила Люси. — Не скажешь ведь постороннему человек ку, что вам пора вымыться! Неудобно, да и невежливо.
— А в Лондоне еще такая грязь! — сочувственно сказала Милли. — К вечеру воротнички у мужчин совершенно черные от сажи.
— Они терпели, но чем дальше, тем ситуация становилась хуже. Дошло до того, что им стало стыдно приглашать к себе гостей…
— О ком это вы? — прервала ее Мэриан.
— О той девушке, которая жила с моими друзьями в Англии. В один прекрасный день она перестала мыться. В остальном она была вполне нормальная, только не мылась, даже голову не мыла и не меняла белье; ей не решались напоминать, потому что в других отношениях она была совершенно нормальная. Но, очевидно, это все-таки была болезнь.
При слове «болезнь» Эми обратила к ним свое узкое, востроносое личико, и вся история была заново рассказана для нее.
— А что было дальше? — спросила Милли, слизывая с пальцев шоколад.
— Дальше было настоящее бедствие! — сказала Люси, изящно расправляясь с кусочком слоеного торта с фруктовой начинкой. — За три или четыре месяца она ни разу даже не переменила платье.
— Не может быть! — раздалось с обеих сторон.
— Во всяком случае, это продолжалось не меньше двух месяцев, — уступила Люси. — И они уже собрались попросить ее принять ванну или переехать. У них, знаете ли, терпение лопнуло. И вдруг она является домой, все с себя снимает, сжигает и принимает ванну. И с того дня она стала абсолютно нормальная. Вот так!
— Странная история! — разочарованно сказала Эми. Она рассчитывала услышать о тяжелом заболевании, может быть, даже об операции.
— Все они там, за границей, какие-то неопрятные! — сказала Милли светским тоном.
— Но она была здешняя! — возразила Люси. — Из хорошей семьи, воспитанная. Не может быть, чтоб у них не было ванной! У них всегда было опрятно и чисто в доме.
— Такое, в сущности, со всеми может случиться, — философски заметила Милли. — Нелегко совсем молоденькой, еще незрелой девушке в чужом краю, далеко от дома.
— По-моему, это болезнь, — сказала Люси. Она выковыривала изюминки из куска рождественского пирога, готовясь его съесть.
Мэриан принялась играть со словом «незрелая», поворачивая его и так, и этак, точно забавную ракушку, найденную на морском берегу. Это слово ассоциировалось с недозревшим колосом и с разными растениями, с овощами и фруктами. Девушки, значит, бывают совсем зеленые, потом зреют и формируются. Покупают одежду для сформировавшейся фигуры. Другими словами: для толстух.
Она рассматривала собравшихся в комнате женщин, наблюдала, как они открывают и закрывают рты, едят и разговаривают. Сейчас они походили на любую другую женскую компанию за дневным чаепитием — ничто не напоминало об их служебном статусе, отличающем их в течение рабочего дня от многочисленной, безликой армии домохозяек, чью потребительскую психологию они были призваны изучать. Они могли бы пить этот чай в халатах и в бигуди. Однако на всех были надеты платья «для сформировавшейся фигуры». Все они были зрелые, некоторые уже почти перезрели, а некоторые даже начали вянуть. Мэриан живо представила себе, что невидимые стебли соединяют их макушки с невидимой веткой, на которой все они висят в различных стадиях роста и увядания. Вот рядом с ней стройная, элегантная Люси: она находится лишь на более ранней стадии, но под аккуратным золотым венчиком ее волос уже формируется зеленое весеннее ядро будущего стручка или фрукта…
