Стелла Даффи - Сказки для парочек
Но Фрэнсис чует: что-то было. Поэтому она чувствует себя в праве рассказать Филипу о Кушле и Дэвиде. Справедливость, если не мораль, на ее стороне. И хотя Филип никогда в этом не признается, но и он знает, что справедливость на ее стороне. Настал ее черед. Филип понимает, что, наряду с прочими компромиссами их успешного брака, ее молчаливое знание и притворная неосведомленность — еще один зацементированный камень в дорожку, которую они вместе вымостили. Филип благодарен Фрэнсис за то, что она ни разу не спросила его напрямую. И благодарен за то, что она так долго собиралась изменить.
Однако в данном случае он — пострадавшая сторона, и грех не извлечь из роли жертвы выгоду и власть. У Филипа есть только одно требование. Фрэнсис соглашается, даже не выслушав. Запертая между желанием и виной, Фрэнсис чувствует себя ужасно и одновременно чудесно. И ей ничего не остается, как согласиться. Она замирает, дожидаясь, пока Филип озвучит свою волю. Он требует пригласить Кушлу и Дэвида на ужин. Он хочет с ними познакомиться. Фрэнсис вздыхает с облегчением. Он мог попросить куда больше, а с ужином — никаких проблем. Филип намерен превратить ужин в испытание. Он понаблюдает за Кушлой и Дэвидом; понаблюдает, как они говорят, едят, пьют. Он позволит Фрэнсис связь на стороне — в конце концов, она это заслужила. Но только одну. И он сам выберет ей партнера.
Фрэнсис и Филип вместе убирают со стола, выбрасывают засохший хлеб и застывшую говяжью кровь в мусорное ведро. Она очищает тарелки и загружает их в посудомоечную машину; он осторожно моет тонкие бокалы под обжигающей горячей водой, вытирает их сухой мягкой тряпкой и ставит аккуратно в шкаф вверх дном. Они снуют рядом — заботливо и сочувственно. Не касаясь друг друга. Почти не разговаривают, лишь коротко обсуждают нового учителя Бена и добавляют несколько пунктов к списку покупок. Они кажутся поразительно спокойными. Тщательно прибрав в столовой и на кухне, Фрэнсис и Филип пробираются наверх, в спальню, где, крепко сжав губы из страха разбудить сына, спящего в соседней комнате, пинают и бьют друг друга. Точные ловкие удары сыплются на едва прикрытые животы и спины, предплечья и ляжки. Фрэнсис и ее муж избивают друг друга. Начала она, растерянная и взволнованная его реакцией на новость, отвешивает Филипу — полуголому и запутавшемуся в одежде — звонкий шлепок. Лупит по почкам сзади, и Филип падает на кровать. Вскакивает, рассвирепевший от предательского удара и возбужденный предстоящим званым ужином.
Фрэнсис и Филип равны по силе и одинаково разгневаны. Она лягает его по ногам, он таскает ее за волосы; она царапает короткими, но крепкими ногтями его спину; он тычет кулаком ей в солнечное сплетение. Прежде они не дрались, это не традиционное завершение ночного совокупления. Это физическое выражение всего того, что добропорядочная жизнь, красивый дом, по́том завоеванное положение в обществе не позволяют высказать вслух. Бизнесмен нового поколения и постфеминистская целительница, она же мать, молотят друг друга в исступлении, потому что слишком хорошо умеют оберегать друг друга от непривычного. Потому что не знают, как жить иначе. Они родились в либеральных шестидесятых; выросли в свободных семидесятых; научились щедрости в алчных восьмидесятых и встретили девяностые сформировавшейся парой. Считается, что они должны быть заботливыми, понимающими, открытыми и любящими. Считается, что они должны быть храбрыми и отважными, должны уважать свободу друг друга. Они хотят нормального брака. И при этом каждый хочет осуществиться. Они знают, что их желания обоснованы. И злятся: почему их не предупредили, что партнерство и самоосуществление плохо сочетаются.
Фрэнсис и Филип засыпают в темной комнате, хлопковые простыни сверху и снизу, ласковое урчание батарей согревает их. Они спят с не зашторенными окнами, за которыми иней выбеливает газон. Лежат в объятьях друг друга, измученные и встревоженные. Они обошлись без секса, ведь они — обычная пара, а не персонажи порнофильма. И сегодня с них хватило физического возбуждения.
Фрэнсис просыпается усталой, вся в синяках, на час раньше сына. Филип нагоняет жену в душе, они целуют синяки друг на друге — под одеждой, к счастью, их не будет видно — нежно, великодушно и молча. Затем будят ребенка, с аппетитом завтракают всей семьей кашей с пониженным содержанием жира, омлетом из яичных белков, горячим молоком и кофе, полным кофеина. Запрыгивают в машину, слушают по дороге программу «Сегодня». На их новенькой «ауди» Фрэнсис отвозит Бена в школу, подбрасывает Филипа до электрички и едет на работу. На стоянке мгновенно находит неисправный счетчик и без колебаний втискивается в узкое пространство между машинами. В тот день Фрэнсис и Филип перезваниваются четыре раза и спешат домой в объятья друг друга. Они переживают боль вместе, у них идеальный союз.
41
Кушла получила приглашение на ужин. Она проведет день в приготовлениях. Сегодняшний ужин у Фрэнсис крайне важен. Кушла чувствует движение в воздухе, улавливает его значительность, но не знает, в какую сторону смотреть, чтобы увидеть. Все утро она беспокойно дремлет, пытаясь компенсировать бессонные ночные часы. В последнее время она плохо спит по ночам. Ее тело слишком шумит.
Лондон уже отработал восьмую часть дня. Кроме тех, кто ходит по магазинам, разумеется. До Рождества осталась неделя, и улицы забиты замотанными родителями и требовательными детьми. Двести часов на подготовку к полутора дням умело замаскированной скуки. Улицы преобразились. Украшения, неуместные в начале ноября, наконец-то обрели смысл и теперь сияют, несмотря на многодневный слой пыли. Служащие накануне рождественских отпусков лихорадочно перерабатывают горы бумаг. Их пыл объясняется не только желанием угодить клиентам. Конечно, клиенты будут несказанно благодарны за то, что их заказы оформят до двухнедельного простоя, наступающего одновременно с солнцестоянием. Но не менее важно и другое: чем больше клерки сделают утром, тем длиннее выдастся обеденный перерыв, тем раньше они выскочат за покупками, тем скорее начнут отмечать праздник на работе. Женские туалеты превращены в одежные саркофаги — вечерние платья задыхаются под тонкими надгробиями мешков, развешенных по стенам.
Сегодня вечером Джанет из отдела продаж и Софи из отдела заказов подведут глаза гуще, чем обычно, втиснутся в крошечные платья и докажут всем, что они элегантней и шикарней, чем Кэролайн и Виктория, старшие менеджеры по продажам. Но Джанет и Софи ошибаются, полагая, что они ровня Кэролайн и Виктории. И не потому, что их платья куплены в «Топ Шопе» и «Марк Уан», а не у Карен Миллен и Николь Фархи. Нет, они им не ровня, ибо Джанет и Софи точно знают, что офисное шампанское на пустой желудок вырубит их задолго до окончания вечеринки. Они искушены по части предварительных хитростей. В четыре пятнадцать Джанет и Софи смываются, чтобы по-быстрому перекусить гамбургером и большой порцией жареной картошки. И ванильным молочным коктейлем. А Кэролайн и Виктория воздерживаются от еды — надо же соответствовать своим баснословно дорогим платьям, купленным ради того, чтобы почувствовать себя самыми равными среди равных.
Примерно в четверть девятого Кэролайн вырвет прямо на атласное платье с косым вырезом, час спустя Виктория порвет свою узкую юбку, пытаясь спьяну помочиться. А Джанет и Софи просто напьются, трахнут чужого парня в пустом офисе — фотокопировальная комната уже никого не прельщает, там слишком жарко — и покатят домой на последнем поезде метро, весело хихикая. Все четверо проснутся на следующее утро с диким похмельем и жестокими сожалениями. Однако лишь двое из них заплатят более трехсот фунтов за удовольствие. Лондон гуляет, суетливо готовясь ко дню рождения Иисуса, а Кушлу охватывает глубокое беспокойство.
Постепенно навязчивые сны отступают, и она забывается легким сном, и легко просыпается. Уже совсем поздно, когда Кушла наконец выскальзывает из постели и принимается за ежедневные процедуры. Сначала она встает голой перед зеркалом; комната плотно зашторена и ярко освещена. Худое, гибкое тело отражается ярким сиянием, светлая грива волос стряхивает сон с плеч. Кушла осматривает тело и лицо в поисках малейших признаков перемен. Ничего. Но, как обычно по утрам, под ее левой грудью что-то шевелится. Кушла наблюдает, как робкое биение растущего сердца заставляет кожу вздыматься и опадать. Она проклинает свое тело за полуночное предательство. Каждую ночь тело отращивает новое сердце, и каждое утро Кушла вырезает его. Она способна менять облик по собственному желанию, но она не в силах подавить желания своего тела. А тело по-прежнему хочет Джоша. Кушла думает о нем во сне и наяву. Он разговаривает с ней в ее снах, и, проснувшись, Кушла опечалена и одновременно успокоена его отсутствием. Она не любит Джоша, но чувствует его. Чувствует, как его дух вьется вокруг нее, ощущает его отсутствие. Первое сердечко, выросшее для Джоша, не успело разрастись до любви. Но продержалось достаточно долго, чтобы приучить сердечную полость скучать по Джошуа. Кушла не хочет его, но она скучает по нему, и это больно.
