Юлия Миронова - Переводы с языка дельфинов
— Да, вскрыл вены, дурачок такой! Слава богу, рука дрогнула, хотя хотел, говорит, чтобы насмерть. С девочкой переписывался, она настаивала на встрече, он долго ее обманывал, все проверял, спрашивал: «А если не понравлюсь? А если я болею?» Она ему говорила, что ей это неважно, лишь бы человек был хороший и умный. А Кирюша у меня очень начитанный, эрудированный. В общем, потом признался, что инвалид. Тут она и пропала. Ну, он вот что с собой сделал… — На глазах Светланы навернулись слезы. В этот момент Кирилла вывезли из кабинета и вызвали женщину с больной лодыжкой.
Заметив, что мама беседовала с Алиной, Кирилл вежливо поздоровался с ней и спросил:
— Что с вашим малышом случилось?
Алина улыбнулась парню, объяснила вкратце и добавила:
— А знаете, приходите как-нибудь к нам в гости! Не обещаю, что Вова сможет с тобой пообщаться, он у нас молчун, но мы бы отлично посидели за столом, попили бы чаю. Придете? — обратилась она к Светлане.
— Были бы очень рады, конечно. Общения нам не хватает, это правда. Вот если бы Кирюша мог хотя бы гулять во дворе…
— Лучше умереть, — вдруг угрюмо сказал мальчик.
— Ну почему же? — воскликнула Алина. — Ты давай выброси эти мысли из головы! Мало ли кто там тебя не понимает, ты должен жить ради себя самого. Ты такой же человек, как и другие, в чем-то даже лучше! Смотри, тебе весь мир открыт, ты все понимаешь, можешь контролировать себя, читать и работать на компьютере. Это реальные возможности. Даже относительно состояния моего ребенка — я могу только мечтать о таком! Понимаешь, о чем я?
Кирилл смутился, но только еще больше насупился. Светлана улыбнулась Алине, они обменялись телефонами и расстались — Алину вызвали в кабинет.
Осмотр прошел довольно спокойно. Вова, конечно, орал, не без этого, но ему очень понравился стетоскоп на груди у врача — на него попадал солнечный луч, и блеск Вову просто заворожил. Он замолкал и очарованно разглядывал стетоскоп, поглаживал его прохладную гладкую поверхность. Потом снова начинал кричать, не в силах совладать со страхом, и опять подавлял крик, поглаживал стетоскоп — ему, видимо, было приятно это касание.
Алина не представляла, как теперь оторвать Вовку от этого стетоскопа, но вопрос решился сам собой, врачу нужно было спуститься вниз, и всю дорогу Вова бережно нес чудо-игрушку, не отрывая взгляда от играющих на поверхности бликов. Алине пришлось, конечно, буквально вырвать игрушку из его рук и отдать врачу и, пока истерика не достигла штормового пика, выскочить из больницы.
С Вовиной попой все было нормально, повязку можно было менять самим, врач показал, как это делать. Все прекрасно! Кроме того, Алина вспоминала мальчика Кирилла, и в груди у нее теплело: ей казалось, что, поговорив с ним, как взрослый, опытный человек, она выросла в своих глазах, поднялась над своей проблемой.
Позвонила Юля. Алина поведала ей о недавних злоключениях, успокоила сестру, что уже все обошлось, и рассказала о мальчике с ДЦП, который хочет умереть только из-за того, что с ним не общаются люди. Ей хотелось показать Юле пропасть между ее детьми и детьми-инвалидами, но Юля сказала, что ее Олег в свои пятнадцать лет говорит о смерти едва ли не каждый день, возраст такой, чуть что не так, сразу умереть хочется. Алина удивилась и подумала, что раз так, значит, тем более разница между здоровыми детьми и инвалидами совсем незначительна. И это лишний раз подтверждало недавно возникшие у нее мысли: важно научиться обращаться со всеми людьми как с равными. Но ведь еще год назад, встретив такого паренька в коляске, она, скорее всего, отвернулась бы. Теперь она задумалась: что же заставляет людей отворачиваться: страх, брезгливость, равнодушие? Что?
Дни бежали. Препараты для протокола теперь нужны были импортные. Одни она заказала по интернету, другие купила у мамочек. Денег уходило все больше, а результатов было все меньше. Вова продолжал истерить, в туалет не просился, все делал в штаны, пришлось снова доставать памперсы. Ночи превратились в кошмары для обоих: мальчик не спал, вопил, пока не выматывался. Алина не высыпалась, двигалась как сомнамбула, машинально выполняла повседневные обязанности. Семен и злился, и жалел жену, но его сочувствие выражалось только в одном — отдать Вову в интернат. Алина в ответ молчала. Пока она хранила свой секрет, возражать было нечего. Нервы ее и так были на пределе. Пару дней назад она разрыдалась в машине перед входом в детский магазин, который своим названием — «Здоровый малыш» — словно издевался над Алиной. Даже магазины только для здоровых детей! Куда же мне идти?
Мысли взрывали мозг, мучили, ее просто распирало изнутри. Неужели ничего не получилось? Но ведь было, было же улучшение! Несомненно, была динамика. И потрясающая! Алина тогда думала, что вот она, финишная прямая. А теперь оказалось, что, несмотря на диету, к которой Вова вполне приспособился, и протокол, который так хвалила терапевт, — они снова в самом начале… Нет однозначного ответа. Может, протокол бросать? А что с диетой? Почему никто не может ей сказать: делай так и так, это поможет. Все вслепую, на ощупь, на свой страх и риск. Ну что же, если нужно, придется привыкать жить именно так, каждый раз сначала. Не одна она такая на свете. И Вова не один такой…
Алина в очередной раз за день переодела описавшегося Вову, положила перед ним новый набор из цветных пластиковых цифр, и пока он начал заинтересованно их изучать, ушла на кухню приготовить обед — сегодня не из полуфабрикатов. Пока резала овощи, мыла курицу и варила рис, чувствовала себя отвратительно. Не сработало. Не сработало! Что она делала не так? Алина стала вспоминать рассказы других мамочек, с которыми встречалась на занятиях в «Дети и мир».
Вот Манана, у нее Сандрик тоже на диете. Он вообще у нее такой смышленый, умеет и говорить, и читать, стихи рассказывает, песни поет. Правда, смеется Манана, пока за утро сто раз одну песенку прослушаешь, уже заткнуть рот ему готова. И ритуалы у них очень жесткие, без них никуда, не дай бог, нарушишь — куда девается этот спокойный мальчик, такую истерику закатит, хоть святых выноси. Вот помогает им диета!
Или Марк — сынок Ксюшин. Он до диеты еще и толстым был, так что по-любому она ему помогла. Ксюша с Андреем вообще не знали, что с ребенком делать, он у них неуправляемый был, рычал на всех, бил и сам бился, лоб постоянно в кровь разбивал. А как ввели диету, Марк намного лучше себя чувствовать стал. По крайней мере, прекратил себя калечить. Скоро уедут в Канаду. Там с такими детьми эффективно занимаются, специальных центров много. Марк у них точно на поправку пойдет.
Про Танюшу с Сенечкой и говорить нечего — они перепробовали все, что можно. Занятия, диета, протокол, хелирование. Она и сама прошла все это вместе с ребенком, самоотверженная мать! И ведь какой результат! Результатище! Танюша говорит, что Сеня теперь самый обычный ребенок. Наметанным взглядом Алина видела у него иногда стереотипные движения, но это ерунда по сравнению с тем, что происходит с Вовой сейчас.
Зато история Оленьки совсем другая… Бабушка Тамара Петровна рассказывала, что диета им никак не помогла, а вот занятия в «Дети и мир» повлияли существенно. Оленька стала более организованная, стихи читает, вопросы задает, ответы слушает, сама одевается. Но по-прежнему нюхает ботинки. Хорошо, если свои, а то и чужие. Может подойти и, глядя чистыми ясными глазами, весело сказать: «А я тебя сейчас укушу!» — и, прежде чем успеешь отреагировать, действительно укусит!
И какие выводы? Выходит, что нужно сцепив зубы продолжать. Терпеть, преодолевать. А может быть, правильней принять ребенка таким, какой он есть? Любит-то она его хоть каким, так, может, не стоит мучить ни его, ни себя, а жить, как жили раньше. Разве что на занятия ходить, это без вопросов, в любом случае помогает.
На ум сразу приходит история Насти с Тошей. Вот кто не парится с диетой и верит в гений своего ребенка. Настя сначала, как только узнала диагноз, лежала плашмя и белугой ревела. Она ведь больше всего этого и боялась, только думала, что имбецила какого-нибудь родит — экстремальная юность, наркотики, гепатит С… Но Антошка родился здоровым и красивым! Сколько счастья было, она его баловала, любила самозабвенно. И тут началось: то придуривается, то носится туда-сюда, то к людям пристает прямо в автобусе. Все вокруг считали, что он невоспитанный, а Настя с мужем думали, что он особенный, находчивый и юморной. Ну, потом-то все стало понятно. Настя просто никакая была, винила себя во всем. Хорошо, что муж у нее адекватный, посмотрел на это безобразие дня три, а потом сказал: «Или ты сейчас берешь себя в руки и становишься снова хорошей матерью и другом своему сыну, или можешь выметаться отсюда. Но запомни, когда Тоха нобелевку получит, то благодарить за нее он будет только папу, ясно?» Настя заставила себя понять, что ее ребенок отличается от других детей только своей необычностью. Но ведь это же супер? Серая масса, кому она нужна?! А Тоша не болен, он просто странноватый, но кто сказал, что это ненормально? От странностей не лечат, их культивируют в гениальность! В общем, они за честную, здоровую коррекцию, без ограничений типа диет и очищений организма, с максимальным приближением к обыденной жизни. Так, может быть, это и есть наилучший путь, самый оптимальный вариант?
