Борис Можаев - Мужики и бабы
– А теперь все в кузницу. Ну, ну, марш! – скомандовал Лепило.
Поддавшись какому-то безотчетному озорному искушению, они сгрудились все у раскрытых дверей, глядя на неспешно идущего по тропинке отца Афанасия. Даже Прокоп неожиданно для себя поддался игре: подымет подкову или мимо пройдет?
Отец Афанасий шел, глядя в землю.
– Ишь, какой настырный, – сказал Лепило. – Все под ноги глядит… Поди, клад ищет…
– Счас найдет.
Отец Афанасий увидел подкову, приостановился в минутном раздумье – брать или нет? Стоящей показалась подкова, нагнулся, поднял и тут же бросил ее.
– Ай-я-яй! – кричал он и тряс рукой.
А от кузницы в раскрытые двери в пять глоток:
– Гы-гы-гы!
– Что, батя, взял? А ведь подкова чужая!
– Опять твоя проделка, Леонтий? Эх, Лепило ты, Лепило… Греха не боишься.
Отец Афанасий заметил Алдонина.
– И ты здесь, Прокоп Иванович? – он покачал головой и скорбно произнес: – Не ожидал я от тебя… Вольно вам над стариком смеяться, – и пошел, тихий и сгорбленный.
Прокоп весь зарделся до корней волос, отошел к машине, сел на круг и насупился.
– Брось ты! Нашел из чего переживать, – подсел к нему Лепило.
– Нехорошо! Старика одними налогами гнут в дугу, а мы над чем смеемся? Да в его положении не то что подкову, говях с дороги подберешь.
– Нашел кого пожалеть, – сказал Лепило. – А то он хуже нас с тобой живет.
– Не в том дело. Мы на вольном промысле, сами себе хозяева. А он божий человек, за всех за нас ответ держит. Нехорошо в нашем возрасте да в положении. Я ведь не зубоскалить к тебе пришел. Я по делу.
– Что за дело?
– Ты мою машину для глиномялки видел?
– Сборную, что ли?
– Ну! Глиномялка теперь нужна, как в поле ветер, а машину приспособить можно.
– К чему?
– Мельницу паровую сделать.
– Мельницу?! А жернова? Нужен кремень, магний…
– Кремень у меня есть, а магний в Рязани купить можно. Жернова отолью – будь здоров. Оковать их для тебя – плевое дело.
– Дак ты что хочешь?
– С тобой на паях мельницу сладить…
– Не знаю, – тяжело выдавил Лепило.
– А чего тут не знать? Дело само в руки идет. Машина есть, привод сообразим. Я теперь свободный от всяких артелей. Железо есть. Кузница своя, ну? Что ж мы вдвоем ай мельницу не сладим?
– Об чем речь!.. Сообразим… Но сил хватит ли? Лес нужен и на постройку и на мельничный стан.
– Я уж приглядел и дубовых столбов для стана, и лежаков сосновых. Тесаных.
– Где?
– У Черного Барина.
– У него, поди, не укупишь.
– В долг отдаст…
– Ах ты, едрена-матрена. Завлекательно. – Лепило почесал свой лохматый затылок и вдруг толкнул локтем Алдонина: – Смотри-ка!.. – кивнул на дорогу. – Вроде к нам.
С дороги свернули к кузнице Кречев и Бородин. На Кречеве была неизменная гимнастерка хаки, с закатанными по локоть рукавами, Бородин шел в синей рубахе, без кепки.
Алдонин забеспокоился:
– Насчет мельницы при них ни слова.
– Ну, ясно дело. Вот денек, то поп, то председатель, – хмыкнул Лепило.
Кречев и Бородин чинно поздоровались, присели на водило.
– Чья молотилка? Твоя? – спросил Алдонина Кречев.
– Каченина, – ответил Прокоп.
– А ты чего здесь загораешь? Или новую артель сколачиваешь под названием «Чугунный лапоть»? – не скрывая раздражения, спрашивал Кречев.
– Я пока еще не подневольный, – огрызнулся Прокоп. – Хочу – дома на печи валяюсь, хочу – в кузнице семечки лузгаю.
– А у тебя кроме хотения совесть есть? – накалялся Кречев.
Андрей Иванович дернул его за рукав.
– Да ну его к… – отмахнулся Кречев. – Он ходит по селу, лясы точит, а мы топай за ним по жаре, уговаривай, как девку красную. Надоело!
– А чего вы за мной ходите? Я вам не должен.
– Ты не должен! У-у!.. Он еще смеется. А кто говорил на собрании, что подпишемся на заем при расчете с артелью? Я, что ли?
– Там много было говорунов, – ответил Прокоп. – Я их всех не упомнил.
– Так все они подписались. Все! А ты один увильнул.
– Я больше всех пострадал.
– Ты пострадал? Ври, да знай меру…
– Погоди, Павел Митрофанович, – осадил опять Кречева Андрей Иванович и к Алдонину: – Брось придуриваться, Прокоп. Ведь за тобой как за малым ребенком ходят, а у тебя все новые байки. Надоело же, пойми.
– Какие байки? Я мотор для артельной глиномялки покупал, а теперь он у меня на дворе валяется. Кто мне за него заплатит? – брал на горло и Прокоп.
– Черт-те что… Ну при чем тут мотор? – сказал Кречев.
– При том. Заем-то у вас какой? Индустриальный? Возьмите у меня мотор. Отдам по дешевке. Вот вам и будет заем от меня, индустриальный. – Прокоп глядел сердито и нахохленно, и не поймешь, то ли смеется, то ли всерьез предлагал свой мотор.
– Он мне зачем, твой мотор? Баб на собрании глушить? – спросил Кречев.
– И мне он не нужен. А я за него заплатил чистые денежки из своего кармана. Вот вам и заем.
– Слушай, не фокусничай… Добром говорю, – тоскливо сказал Кречев.
– Я фокусами не занимаюсь. Это вон Серган может вам кое-что показать.
– А это мы всегда пожалуйста! – Серган, все еще голый по пояс, вскочил от стены и с готовностью подошел к начальству. – Чего желаете? К примеру, кирпич попробовать на голове Сергана, а?
– Какой кирпич? – спросил отрешенно Кречев.
– А вот хоть этот, – Серган нагнулся, поднял здоровенный кирпич, валявшийся под деревянными водилами. – Кладем его на голову… Вот таким манером, и молотом аккуратно… Грох.
– Ты чего, пьяный, что ли?
Серган осклабился, морда чисто продувная – круглая, шириной в таз, блестит от копоти и пота, как сапог:
– Был пьяный, но только вчерась… А седни я с похмелья… Да вы не беспокойтесь, много не возьму, по полтиннику с рыла, – и, не давши опомниться, позвал младшего Бородина: – Ваня, рубаху и молот… Живо!
Иван одним духом приволок кувалду и валявшуюся под стеной Серганову черную рубаху. Серган покрыл рубахой голову, положил кирпич на затылок и нагнулся:
– Бей!
Иван ахнул изо всей силы кувалдой по кирпичу. Серган только отряхнулся от пыли, поднял две половины от разбитого кирпича, развел руками:
– Алямс! Ваша не пляшет. – Потом кинул кирпичные осколки, стянул кепку с Ивана и подошел к Кречеву: – Прошу оказать поддержку чистому пролетарию.
– Ну и циркач, – усмехнулся Кречев. – А ты не пробовал головой сваи забивать вместо бабы?
– Могу, но только чужой. Как насчет платы за представление?
Кречев покопался в кармане, достал целковый.
– На, заработал.
– Премного благодарен! Следующий, – подсунул кепку Андрею Ивановичу.
Тот кинул несколько серебряных монет.
А Прокоп сказал:
– Бог подаст.
Серган покачал головой и скорбно произнес:
– Вот что значит несознательный элемент.
– Ладно, отойди, – сказал Сергану Лепило.
– Ну дык как насчет подписки, Прокоп Иванович? – спросил Бородин, после того как Серган удалился.
– А никак, – твердо ответил тот.
Кречев только зубами скрипнул.
– Мотри, мужик, с огнем играешь, – сказал Андрей Иванович. – Придется тебя на сходе обсуждать.
– А вы меня не пугайте. Подписка добровольная. Мы тоже законы знаем.
– Ну, твое дело – твой ответ.
Сход собирался вечером в верхнем зале общественного трактира. Любители погутарить сходились пораньше; не успели еще толком стадо прогнать по селу, как они лениво побрели, волоча ноги, точно притомленные кони на водопой. Толпились у входных дверей, курили, сплевывая на сухую, уплотненную до бетонного блеска базарными толкучками землю. Тут же ребята играли в выбитного, поставив на длинной черте крохотную кучку медяков, кидали тяжелые, надраенные до кирпичной красноты старинные гроши.
– Эй, Буржуй! Не заступай черту…
– А ты его грошем по сопатке.
– Но-но… Учи свою мать щи варить.
– Дак это я по теории мирового пролетариата…
– С буржуями обхождение известное.
– Заткнись, Кабан! А ежели тебя по сурну хряпнуть?
– А меня за что? Я ж не играю.
– Вот и стой да посапывай.
Ближе к дверям разговор иной:
– На Брюхатовом поле инда бель выступила.
– Следствия известная – сухменность.
– Навоз не успеешь растрясти, в момент прожаривает. Ветром, как щепу, гонит.
– Я его в кучах оставлю.
– Иван Корнев, говорят, вы с Тыраном плитняк подрядились возить?
– С Петряевой горы… Четвертак за воз.
– А в гору подыматься мысленно? Ась?
– Рожь возить выгодней… Намедни в Мелянки обозом ездили… По наему товарищества.
– Это с Колтуном, что ли?
– Ну… В Щербатовке остановились на постоялом дворе. Скинулись выпить. Вот тебе, сели за стол и сцепились. Дядя Вася Тарантас и говорит: «У меня сыны, мил моя барыня, офицерами вернулись. Один с именной саблей, а вы, мол, и в армии не служили». – «Как не служили? Ах ты, Тарантас, кривые ноги!» – «Расшибу!» Колтун как ахнул кулаком по столу, так чайник с самовара подпрыгнул и упал. Все и разбежались. А при расчете мириться стали. Колтун пыхтел, пыхтел, вынул из кошелки мешок с салом и говорит: «Ешьте, ребята, свинину…» Мы так и покатились.
