В субботу, когда была гроза - Глазер Мартине

Дома мама ждала ее из школы стоя в дверях.

– Ни за что не угадаешь, кто звонил! – воскликнула она возбужденно, как только Касси поставила велосипед в гараж.

– Хуго?

– Нет, ты что. Боже упаси.

– Фейнстра? Муса?

Моник вздохнула:

– Холодно, очень холодно.

– Государственная лотерея, – сказала Касси слегка раздраженно, швыряя сумку на кухонный стол. – Ты сорвала джек-пот, и завтра мы переезжаем на тропический остров.

– Ха. Ха. Ха. Ладно, расскажу: звонил папаша Де Баккер.

Касси опешила:

– Этот козел? Что ему надо?

– Сказал, что хочет с нами поговорить. И что это не телефонный разговор.

– Ага, и поэтому он позвонил по телефону, – фыркнула Касси.

– Позвонил, чтобы назначить встречу.

– И что ты ответила? Чтобы он катился на все четыре стороны?

– Нет, что завтра вечером у него будет десять минут, чтобы высказаться. И что он должен свалить, пока не начались «Хорошие времена, плохие времена» [16].

– Ты правда так сказала?

– Да. А что такое, почему ты на меня так смотришь? Я опять сделала что-то не так?

Касси поплелась к холодильнику и вынула апельсиновый сок.

– Я просто не хочу, чтобы этот человек находился в моем доме, – обессиленно сказала она.

– В твоем доме? Я вообще-то тоже здесь живу.

Касси достала из шкафа стакан и, взяв в одну руку его, а в другую – коробку сока, пошла к лестнице наверх, но мама остановила ее:

– Милая, мне очень жаль. Что случилось?

– Ты ничего не понимаешь, – ответила Касси со слезами на глазах. – Этот урод уже достаточно меня разглядел. Нельзя, чтобы он знал, как мы тут живем. Я хочу, чтобы наш дом остался нашим.

Она поднялась к себе и закрыла дверь. Прошло совсем немного времени, прежде чем дверь снова открылась.

– Ладно, извини, наверное, просто надо было ответить ему нет. Давай позвоню и все отменю? Как ты скажешь.

Касси молча смотрела в темный монитор компьютера.

– Или могу сказать, чтобы он не заходил дальше сада.

– Да, супер, – вздохнула Касси, – давай пригласим соседей полюбоваться на это шоу.

– Не бесплатно, разумеется, – пошутила мама. – Два евро за стоячее место.

– А папаша Де Баккер, он уляжется на старом шезлонге?

– Ну уж нет, пускай постоит.

Они засмеялись. Мама обняла Касси за плечи:

– Он придет не для того, чтобы рассматривать наши вещи. Или ты думаешь, что он из журнала а-ля «Дом и интерьер»?

Касси фыркнула:

– Ты хотела сказать, из икеевского каталога.

– Неважно. Ты же не знаешь, чего он хочет, может, просто хочет извиниться. Сказать, что его сын сволочь. Ведь не обязательно, что он такой же.

– Ага, держи карман шире.

– Мы потерпим, ладно? Да и что такое десять минут? Можем закрыть шторы и выключить свет, чтобы он ничего не увидел. Или завязать глаза, так даже лучше.

Мама захихикала, представив себе эту картину. Она поднялась и потянулась.

– Солнце, я вниз, думаю выпить бокальчик вина. Спустишься ко мне?

– Да, сейчас.

Как только мама спустилась по лестнице, Касси набрала номер Хуго.

– Понимаю, почему ты не прыгаешь от радости, – сказал он задумчиво, – но разве тебе совсем не любопытно, что он собирается сказать? Кто знает, может, ты что-то выиграешь от его визита…

Он помолчал секунду, затем спросил:

– У тебя, случайно, нет отдельного записывающего устройства, которые обычно используют на совещаниях?

– Диктофона? Есть, у всех членов редколлегии есть такой. Мы пользуемся ими, когда берем интервью.

– Отлично! Ты умеешь с ним обращаться?

– В смысле?

– Извини, иногда забываю, что ваше поколение такое продвинутое, я не очень в ладах с техникой. Хорошо, в общем, положи его куда-нибудь и запиши весь разговор. Дополнительный плюс: скорее всего, Моник будет аккуратнее подбирать выражения, если все будет записано. Касси, обязательно вдолби ей это в голову. Что этот разговор может быть очень полезен, но запись не должна вся состоять из оскорблений и ругани.

Мама полностью поддержала идею с диктофоном.

– Мы выведем его на чистую воду, – воинственно сказала она. – Его и его поганого сынка.

Тем вечером они опробовали диктофон. Не только как начать запись, но и то, насколько чувствителен микрофон, будет ли что-то слышно, если спрятать устройство в карман. Все работало хорошо, пленки должно было хватить на два часа записи.

Они сидели за столом как настоящие заговорщики.

– Мы выведем его на чистую воду, солнце, – все повторяла мама. – Они получат по заслугам.

Следующим вечером, ровно в семь, возле дома остановился черный «БМВ». Из него вышел мужчина в клетчатых брюках и ослепительно-белой рубашке поло и уверенно направился к двери.

– Боже, ну и пижон, – усмехнулась мама. Они стояли у окна в ее спальне, плечом к плечу. Касси в сотый раз проверила карман: диктофон был на месте.

Раздался звонок в дверь.

– Пойдем, – уверенно сказала мама. – Не заставим этого козла долго ждать. Быстренько разделаемся с ним и все.

Пока она открывала дверь, Касси села на диван и дрожащим указательным пальцем нажала кнопку «включить». Лампочка на диктофоне послушно замигала.

Де Баккер вошел в комнату, окутанный облаком аромата лосьона после бритья. Мама начала демонстративно кашлять.

– Бог ты мой, – она пыталась отдышаться и, разгоняя рукой воздух вокруг, пошла к окну, чтобы открыть его пошире. – Очевидно, комары и мошки вам не страшны. Господи, да вы ходячая приманка для ос.

– Судя по вашему приветствию, вы совершенно не настроены на цивилизованную беседу, – произнес Де Баккер невозмутимо. Говорил он правильно, но в речи его все равно отчетливо слышались особенности местного диалекта.

– В первую очередь, я не настроена задохнуться от вашего благоухания, – холодно парировала мама. – Садитесь, пожалуйста. Уверена, вы знаете – это моя дочь Касси. Наверняка вам приходилось слышать ее имя. Выпьете что-нибудь?

– Я здесь не для того, чтобы непринужденно с вами чаевничать.

– В этом я с вами солидарна, – ответила мама. – Поведайте нам, зачем же вы тогда здесь?

Де Баккер откашлялся.

– Вся эта ситуация, ситуация, в которой вдруг оказались наши семьи, она… неприятная. Чрез-вы-чай-но неприятная. Ваша дочь подавлена, я понимаю, я сожалею, но не лучше ли будет – как раз поэтому, – если мы не станем давать ход этой злополучной истории? Судебное разбирательство – это всегда такая нервотрепка… Все будут это мусолить, в газетах обязательно напишут… Неужели она заслуживает такого отношения? Да и мой Эдвин… Возможно, вы понимаете, как это отразится на его будущем, на его добром имени…

– На его имени! – вспыхнула было мама, но, поймав на себе строгий взгляд Касси, осеклась. И прибавила: – Об этом ваш сын должен был подумать до того, как стал домогаться моей дочери.

– Домогаться, домогаться… Не слишком ли это громкое слово? Я бы, скорее, назвал случившееся неудачной шуткой. Откуда Эдвин мог знать, что ваша дочь отреагирует так… по-детски?

У мамы побелели костяшки пальцев. Касси видела, как она, стиснув кулаки, вонзила длинные ногти себе в кожу, чтобы не сорваться.

– То есть вы не отрицаете, что произошло что-то в этом роде? – в голосе у нее был лед, огромные осколки льда с острыми краями.

– Нет, что вы, конечно, не отрицаю, – Де Баккер не заметил угрозу в голосе. – Вовсе нет. Я читал показания вашей дочери, и честно говоря, все сходится с тем, что мне рассказал Эдвин. Но доводить это до суда, со всеми вытекающими из этого последствиями… Подростки, что с них…

Он нахмурился, посмотрел вниз, смахнул невидимую пылинку с брючины, снова поднял глаза, посмотрел на маму, затем – на Касси, обвел взглядом комнату и вернулся к маме.

– Что вы скажете, если я предложу вам сделку? С моей стороны – возмещение морального ущерба, компенсация. Будьте уверены, мы проведем серьезную работу с Эдвином, лишим его всех привилегий, и такого больше не повторится. Если сейчас мы с вами договоримся, что… – он еще раз оглядел комнату, – что никакого суда не будет, мы сами накажем мальчишку, а вы… получите пятнадцать тысяч евро? Что вы на это скажете?