Привет, красавица - Наполитано Энн

— Могу предложить тебе стимул, — сказал Кент. — Я тут положил глаз на Майкла Джордана, ну это тот парень из Северной Каролины, что в прошлом сезоне исполнил грандиозный бросок. Он классный. Может, «Быки» сумеют его заполучить при отборе игроков.

Уильям кивнул. Он вспомнил, как рассказывал Сильвии о Билле Уолтоне. Но говорить о Майкле Джордане было тяжело. Кент воодушевился, потому что Джордан представлял будущее баскетбола, а вот Уильям был не в силах размышлять о том, что ждало его впереди.

— Слушай, ты уверен, что с твоим браком все кончено? — Кент внимательно смотрел на друга. — Хочешь, я поговорю с Джулией? Помогу, так сказать, навести мосты.

— Нет, все кончено.

— Ладно. — Кент подтянулся и сел прямо. — В этом сезоне будем вместе смотреть по телику игры «Быков». Каждый матч. Ты приедешь в Милуоки, либо я прикачу к тебе.

«„Прикачу к тебе“, — мысленно повторил Уильям. — Куда? Где я буду?»

В больницу он поступил в августе, а сейчас уже заканчивался сентябрь. Листья за окном теряли свою летнюю темно-зеленую окраску. Уильям любил этот короткий период, когда цвета блекли и природа делала глубокий вдох перед наступлением нового времени года.

— Домашнее задание выполнили? — спросила доктор Дембия.

Прошло уже изрядно времени с того дня, как она принесла ему блокнот, и он понимал, что она его настойчиво подталкивает.

— Нет еще, — покачал головой Уильям.

Он ловил себя на том, что радуется визитам Сильвии. И вообще тусклое месиво эмоцией постепенно обретало текстуру. Накануне Сильвия принесла носки, которые для него связала Эмелин, и художественный альбом от Цецилии. Близнецы переживали за Уильяма, хотя в больнице не появлялись. Каждая по-своему, три сестры Падавано продолжали заботиться о нем, словно своей численностью и родством с Джулией могли залатать дыру, которую он проделал в собственной жизни. «Ты не одинок», говорило ему их внимание, и он был тронут их добротой.

Уильям знал, что Джулия взбесится, если узнает про визиты Сильвии. Записку Уильяма и устный постскриптум, переданный через Сильвию, она справедливо считала концом их брака. И потому решение Сильвии поддерживать, пусть даже временно, отношения с Уильямом выглядело странно, если не граничило с предательством. Всю жизнь сестры Падавано были заодно. Уильям помнил, как Джулия и Сильвия в обнимку спали на кушетке. Ему просто не верилось, что Сильвия перешла ради него черту.

— Мне интересно узнать подробности про Карима Абдул-Джаббара, — сказала Сильвия, поставив сумку на стул. — Почему в начале спортивной карьеры он сменил имя? [24]

Уильям, все еще в мыслях о бывшей жене, улыбнулся — Джулия никогда не задала бы такого вопроса. Она была равнодушна к баскетболу и всегда старалась отвлечь Уильяма от его любимой игры. Внимание ее было сосредоточено на нем будущем, получившем преподавательскую должность и приставку ученой степени к имени. Уильям не винил жену за столь обусловленный интерес к нему — он ведь рос с родителями, которые не интересовались им вообще.

— Уильям, все хорошо? — Сильвия склонила голову набок. — Ты как будто отсутствуешь.

— Я здесь, — сказал Уильям.

Теперь, когда сознание его прояснилось, он понимал, что надо сказать Сильвии, чтобы она вернулась к сестре. Он должен попросить ее больше не приходить, уверить, что с ним все будет хорошо. По коридору прошла дежурная медсестра, заглядывая во все палаты, через четыре минуты ее проход повторится в обратном направлении. Уильям чувствовал, что уже вполне окреп. Да и Кент приезжает по субботам. «Тебе пора уходить», — подумал он. Но не смог заставить себя произнести эти слова.

Сильвия сидела на стуле, Уильям расхаживал по палате. В больнице он провел уже больше двух месяцев. Близился Хэллоуин, в комнате отдыха медсестры развесили плакаты с изображением фонарей из тыквы. Окно палаты не открывалось, но в него было видно, что прохожие одеты в куртки.

— Сколько всего перстней выиграл Билл Рассел? — спросила Сильвия, глядя, как Уильям медленно перемещается от стены к стене.

— Одиннадцать за двенадцать лет. — Уильям остановился.

Он старался преодолеть жаркое смущение, возникавшее от доброго отношения Сильвии и дружелюбия Кента, радостно хлопавшего его по спине, стоило ему хоть раз улыбнуться. «Смущение — всего лишь чувство, — сказала доктор Дембия. — Очень хорошо, что у вас просыпаются эмоции».

— Я понимаю, ты говоришь о баскетболе, чтобы мне стало комфортно. Очень любезно с твоей стороны.

Сильвия недоуменно вскинула бровь.

— И я знаю, что ты читала мою рукопись. — Не раздумывая, Уильям взял блокнот с прикроватной тумбочки. — Врач дала мне домашнее задание. Не могла бы ты помочь с ним? Я очень благодарен, что ты навещаешь меня. Мне давно следовало сказать это.

— Конечно, охотно помогу, — неуверенно сказала Сильвия.

— Пожалуйста, запиши по пунктам мои признания. Мне надо зафиксировать то, что я утаивал, например, от Джулии.

Сильвия раскрыла блокнот. Как и Уильям, она выросла с привычкой к исповеди. Войти в темную будку, встать коленями на приступку. Каяться в грехах решетчатому оконцу, отделяющему от священника.

Сейчас, вспомнив об этом таинстве, Уильям посочувствовал всем детям, которым приходилось разделять свою обычную жизнь на две части — безгрешную и греховную, чтобы было о чем поведать незнакомцу в сутане.

— Первое: я знал, что ты читала рукопись, — сказал он. — И я не дал понять Джулии, что знаю.

Рукопись так и лежала в верхнем ящике комода в спальне, если только Джулия ее не выбросила. Опустив голову, Сильвия писала в блокноте. Уильям сел на кровать, готовый к тому, что тело его застынет.

— Я никогда не хотел стать профессором. — Он помолчал, проверяя, будет ли реакция, потом продолжил: — Я никогда не говорил Джулии, что в каждый свой обеденный перерыв отправляюсь в спортзал и помогаю Арашу с баскетболистами. Она понятия не имела, сколько времени я провожу в спортзале. Я не сказал, как меня расстроило, что она прочла мои записи. Для меня это скорее дневник, нежели книга. — Уильям понурился. — Я не хотел заводить ребенка. — Он закрыл глаза, погружаясь в самую глубь себя. — Я не сказал Джулии, что у меня была сестра.

Прошелестел вздох.

— У тебя была сестра? — Сильвия спросила шепотом, будто слова эти были святы и слишком важны, чтобы произносить их в полный голос.

— Она умерла, когда я только родился. Грипп или воспаление легких. Эта смерть подкосила моих родителей. Я думаю, глядя на меня, они видели ее.

— Ох, Уильям…

Оба ошеломленно молчали. Раньше Уильям не задумывался о том, что эта потеря стала предтечей всех прочих потерь. Он никогда никому не говорил о своей сестре, и теперь что-то произошло. Он закрыл глаза, и рядом с ним села маленькая девочка. Рассказав о ней, он словно выпустил ее. Уильям понял, что родители никогда не упоминали ее имя, потому что для них это было нестерпимо. Если три человека, знавшие о ней, молчали, никогда не упоминая про нее, то ее как бы и не было вовсе. Уильям находился в этой больнице, чтобы вернуться к себе, в свое тело, в свою историю. Сестра была ее частью, но она также была отдельной личностью.

— Как ее звали?

— Каролина. — Прежде Уильям ни разу не произносил ее имя вслух.

Казалось, маленькая девочка рядом с ним излучает сияние от того, что оказалась в центре внимания. Уильям видел яркую красно-желтую листву за окном и улавливал волнение девушки, сидящей напротив. Еще никогда его чувства не были так обострены, никогда он не ощущал так много всего в один-единственный миг. Прежде он умело уклонялся от заточенных пик, брошенных в него эмоциями, и спешил загасить любое неприятное ощущение. Ему с трудом давалось понимание, что другие люди остаются живыми после столь интенсивной эмоциональной бомбардировки.

— Я не мог ни с кем этим поделиться, — сказал Уильям, — Не знаю почему, но захотелось рассказать об этом тебе.