Наш человек в горячей точке - Перишич Роберт

Сосала она нежно.

Её шляпа мешала мне смотреть на Саню, и я её снял. Что делать с ней дальше, я не знал, поэтому нахлобучил себе на голову. Она на мгновение оторвалась от моего члена, сделала наивное выражение лица и спросила: — А вы что, типа ковбой?

— Да, я тут проездом, — произнес я хриплым голосом и тут же услышал скрип двери — кто-то вошел в туалет и находился в районе писсуаров. Она опять занялась минетом, а я оцепенел от страха, что если нас обнаружат?

Опять заскрипела дверь. На этот раз кто-то подёргал ручку кабинки, пытаясь войти. Я затаил дыхание, но она продолжала сосать. По ту сторону двери слышалось бормотание.

Пока она там, внизу, игриво облизывала мой член, я скроил гримасу, означавшую, что прошу милосердия.

— И что ты скажешь, как тебе — профессионально? — иронично пробурчал некто из района писсуаров. Мне показалось, что это голос Доца.

— Сиськи у малышки первоклассные, — ответил ему другой некто.

Эта театральная критика в мужском туалете совершено очевидно развлекала Саню, и она, продолжая сосать, кивала головой, производила какие-то означавшие согласие звуки, будто играя с тем, что нас могут обнаружить.

Она сумасшедшая, подумал я в панике, однако это совсем не уменьшило моё возбуждение, я даже параллельно подумал, что кокс интересно действует на неё, при этом я старался не кончить, потому что я считал, что мы должны бы ещё и пофакаться, но она продолжала и продолжала, и я, сконцентрировавшись, смотрел, как она меняет ритм, как не подает никаких знаков близости завершения, как глубоко заглатывает член и тихо подвывает, надеюсь, это не слышно тем, кто снаружи, хотя вообще-то теперь это и не казалось мне важным, потому что было очевидно, что вся ситуация её дополнительно возбуждает, а ещё я успел подумать, что поздно, что я всё равно не выдержу, да, это было очевидно, потому что я вздрогнул и сперма рванула наружу. Она приняла её всю, до конца, а потом улыбнулась мне.

Мои колени дрожали, я старался не упасть и не наделать какого-нибудь шума.

Я целовал её волосы.

Кто-то, кажется, вышел. Тот, другой, должно быть, мыл руки, слышался шум воды.

Я целовал её лицо и шею.

— Хорошо, хорошо, пошли отсюда, — шепнула она, услышав, как хлопнула входная дверь.

— Только не оглядывайся по сторонам, — сказала она, пока мы выходили из уборной, потому что я сразу принялся вертеть головой, как партизан в уличном бою.

Я увидел Доца, он стоял в коридоре и разговаривал с какой-то девицей, нам он крикнул: — А вы-то здесь что делаете?

— Принимаем наркотики, — сказала Саня скрипучим голосом, изображая Бабу-ягу, и Доц расхохотался. На нём была яркая оранжевая футболка, на которой крупными буквами было написано АНТИ-НАРКОТИКИ ТЕЛЕФОН. Ниже был номер телефона какого-то объединения.

Стоявшей рядом с ним девице Доц сказал: — Посмотри на них, посмотри внимательно, и никогда не будь такой, как они — они хуже всех!

Девица рядом с ним не знала, как быть — воспринять серьёзно или засмеяться.

Доц изображал из себя отвратительного типа, и это ему удавалось довольно хорошо. Общаться с ним можно было только с помощью оскорблений, никак иначе. После утомительного дня, заполненного дипломатией, это было прекрасным освежением.

А той девице я сказал: — Стоит мне увидеть его, и я думаю, что для нас ещё есть надежда… Нам всем становится легче, когда мы его видим!

Девица слабо улыбнулась, чтобы никого не обидеть.

Мы направились в сторону фойе.

Дошли до банкетных столов, и я взял бокал белого вина, отпил немного и протянул руку за канапе с листиком салата и каким-то говнецом сверху, да, это так и выглядело, но на вкус оказалось неплохо.

Вдруг сверкнула вспышка, Саня схватила меня под руку. Она смотрела прямо в объектив и не заметила, что рот у меня набит едой и я буду выглядеть как обезьяна, поэтому я попытался отскочить от неё, и это зафиксировал другой объектив, а когда это мне в конце концов удалось, я попал в поле зрения следующего, после чего кого-то слегка оттолкнул и оказался в компании господ пожилого возраста, которые смотрели на меня укоризненно, и тогда я, проглотив наконец этот проклятый канапе, сказал самой пожилой в этом кружке даме: — Простите… — Но это показалось мне недостаточным, и я добавил: — Так всегда бывает, когда ты рядом с главной ролью.

Я улыбнулся, будто сказал что-то остроумное, дама улыбнулась мне в ответ, сочувственно.

Я посмотрел в сторону Сани — вокруг нее всё еще сверкали вспышки. Подумал было подойти к ней, но уверенности мне не хватило — может показаться, что я лезу в объектив как дружок знаменитости, который хочет выйти из анонимности.

И остался стоять в стороне. Её окружили другие актеры, потом пришел режиссер… Все улыбались.

Я пил всё то же вино. И чувствовал, что на меня посматривают. Вдруг до меня дошло, что на голове у меня по-прежнему белая ковбойская шляпа, причем в комбинации с черным костюмом (правда, с тонкими белыми полосками), и мне на мгновение стало неловко, как будто меня сейчас, постфактум, поймали на участии в той сцене, из мужского туалета, но я тут же посмеялся над собой и в голову мне пришло нечто неожиданное: мне нужно вырезать эти её фотографии, когда они появятся в газетах и журналах, подумал я, потому что когда она станет великой звездой и бросит меня, я всегда смогу смотреть на эти фотографии, на её глаза, на улыбку, на её рот, в котором всё еще полно моей спермы, и когда она уже бросит меня, я всегда, глядя на эти фотки, смогу дрочить.

Такая достойная извращенца мысль меня сначала развеселила, но потом я отбросил её как депрессивную. Не бросит она меня, с чего это я взял? Существуют же актеры, которые стали звёздами, но сохранили свои браки и свои дозвёздные любовные связи, то есть, вполне вероятно, такие актеры существовали, наверняка даже существовали и такие актрисы, хотя сейчас, в настоящий момент, я не мог точно вспомнить, кто конкретно.

Нет, нет, это депрессивно, подумал я. Это не Голливуд, утешал себя я.

К счастью, Саня вдруг оказалась рядом со мной, поцеловала, обняла, снова сверкнула какая-то вспышка, а я — я не мог себе помочь — подумал, что на фотографии буду выглядеть как некто удостоенный великой милости.

И не мог поверить, что это происходит действительно со мной.

Я готовился, обдумывал такое и раньше, я уже видел пары, которые не смогли остаться друг с другом в случае успеха кого-то из них; видел я и таких мужей, которые не могли соответствовать успеху своих жён, и по ним было сразу видно, что они теряются и что в своей роли, роли самца, немо переживают кризис. Такое я повидал и был уверен, что если Саня пойдет по восходящей, со мной такого не случится, но вот… Уже на первой ступени меня стало подтачивать чувство неполноценности. Неужели я такой деревенщина? Неужели не могу примириться с её успехом, неужели не могу просто радоваться? Роль мужчины, роль ведущего по жизни, роль проклятого защитника, роль дежурного философа, роль дежурного вообще, ибо мужчины не делают ничего другого, кроме как постоянно дежурят, короче, всё это дерьмо — и я ясно это чувствовал — было на данный момент неактуально, а я не знал, как вести себя по-другому. Дежурство кончилось, сказал я себе, дай отдохнуть мозгам и улыбнись же, наконец.

Удалось, но с трудом.

На миг я подумал, что она всё это предчувствовала, что откуда-то это знала и что этот минет в туалете было чем-то вроде компенсации, нет, тут же решил я, это нехорошее слово, нет, это было доказательством любви, доказательством того, что ничего не изменится. Это было доказательством, потому что доказательство нужно и ей, она тоже хотела, чтобы мы были уверены друг в друге, и она должна была себя в этом убедить.

Я в белой шляпе стоял рядом с Саней, под тяжестью невидимого груза я чувствовал себя немного одиноким, щелкали наведенные на меня фотоаппараты, я улыбался тому, что слава, даже лишь маленькое соприкосновение со славой, ускоряет течение мыслей и что открывается новое пространство, в котором человек может и потеряться.