Иэн Макьюэн - Солнечная
Но в целом это было несчастное время. Все началось невинно, со щелчка мышью в ответ на предложение возглавить правительственную программу по пропаганде физики в школах и университетах, с тем чтобы привлечь в эту область больше выпускников и преподавателей, осветив ее достижения и представив физиков интеллектуальными героями. В этот период он был занят как никогда и легко мог отказаться. В Импириал-колледже у него работала над искусственным фотосинтезом группа из пятнадцати человек; он еще числился в Центре, но только получал там зарплату. Важно было не подпустить к его новому делу Джока Брейби. Биэрд создал собственную компанию, он приобретал патенты на некоторые каталитические процессы и нашел пробивного Тоби Хаммера, жилистого бывшего пьяницу, посредника и делягу, знающего подход к университетским бюрократам, законодателям штатов и венчурным компаниям. Биэрд и Хаммер искали солнечное место для своей установки, сначала в ливийской Сахаре, потом в Египте, потом в Аризоне, в Неваде и в конце концов остановились на приемлемом компромиссе – Нью-Мексико. Биэрд был увлечен новой задачей и отказался от многих прежних синекур. Но это приглашение пришло из Института физики, и его отвергнуть было трудно.
И вот открылось первое заседание его комиссии в аудитории Импириал-колледжа. Коллегами его были три профессора физики из Ньюкасла, Манчестера и Кембриджа, два учителя старших классов из Эдинбурга и Лондона, два директора школы из Белфаста и Кардиффа и профессор науковедения из Оксфорда. Биэрд попросил участников представиться и вкратце рассказать о своем образовании и работе. Это было ошибкой. Профессоры физики говорили слишком долго. Они были высокого мнения о своих трудах и обладали сильным соревновательным инстинктом. Если первый стал рассказывать подробно, то второй и третий решили не отставать.
Речь профессора науковедения раздражала его не только из-за устоявшихся привычек – сам предмет был для него новостью. Она говорила последней и представилась как Нэнси Темпл. Лицо у нее было круглое и не то чтобы красивое, но приятное и открытое с хорошим детским очерком щеки от скулы до подбородка. Он подумал, что не вредно было бы пригласить ее поужинать. Профессор начала с того, что она здесь единственная женщина и комиссия олицетворяет собой как раз одну из тех проблем, которыми, возможно, захочет заняться. Присутствующие, включая Биэрда, который и пригласил их всех, кроме Нэнси Темпл, поддержали ее дружным ропотом. В голосе ее была убаюкивающая ольстерская напевность. Она сообщила, что выросла в благополучном пригороде Белфаста и окончила Королевский университет, где изучала социальную антропологию.
Она сказала, что проще всего объяснить ее предмет на примере ее последнего проекта – четырехмесячного всестороннего изучения работы генетической лаборатории в Глазго, задачей которой было выделить и описать ген льва Трим-5 и его функцию. Ее же цель заключалась в том, чтобы продемонстрировать, что этот ген, как и любой другой, в конечном счете есть социальный конструкт. Без разнообразных «текстуализирующих» инструментов – однофотонного люминометра, проточного цитометра, иммунофлуоресценции и так далее – о существовании гена говорить невозможно. Эти инструменты дороги, обучение работе с ними дорого, и потому они насыщены социальным значением. Ген не является объективной сущностью, всего лишь дожидающейся, когда ее раскроют ученые. Он является исключительно продуктом их деятельности – их гипотез, их изобретательности, их инструментария, без которого его нельзя обнаружить. И когда он описан в терминах его так называемых пар оснований и его вероятной роли, это описание, этот текст обладает смыслом и обретает реальное наполнение в ограниченном сообществе генетиков, которые могут о нем прочесть. Вне этого сообщества Трим-5 не существует.
Эти рассуждения Биэрд и физики из школ и университетов слушали в замешательстве. Из вежливости они не переглядывались. Они держались традиционной точки зрения, что мир со всеми его тайнами существует независимо от нас, ожидая описания и объяснения, что не мешает наблюдателю оставлять отпечатки пальцев на всей области наблюдений. До Биэрда доносились слухи, что на гуманитарных факультетах имеют хождение странные идеи. Говорили, что студентам-гуманитариям внушают, будто наука – всего лишь система верований, не более и не менее истинная, чем религия или астрология. Он всегда подозревал, что это поклеп на коллег, приближенных к искусствам, насмешка. Ведь результаты сами за себя говорят. Кто пойдет прививаться вакциной, сделанной священником?
Когда Нэнси Темпл закончила, Ньюкасл и Кембридж заговорили одновременно, скорее с удивлением, чем с гневом. «Как быть тогда с хореей Хантингтона?» – сказал один, а другой спросил: «По-вашему, в самом деле то, чего вы не знаете, не существует?»
Биэрд как истинный рыцарь счел своим долгом заступиться за нее, но профессор Темпл терпеливо ответила сама.
– Хорея Хантингтона тоже вписана в культуру. Когда-то это был нарратив о Божьей каре, об одержимости дьяволом. Теперь это история о дефектном гене, а однажды она преобразуется во что-то иное. Что касается генов, о которых мы ничего не знаем, то, понятно, я и сказать о них ничего не могу. Те же гены, которые описаны, они даны нам через посредство культуры.
Безмятежный ее ответ вызвал бурю. На этот раз председатель вмешался решительно – он был опытен в этих делах – и напомнил комиссии, что время у них ограничено и пора перейти ко второму пункту повестки дня. Есть предложение провести тринадцать встреч за двенадцать месяцев, после чего выдать рекомендации. А сейчас надо наметить приблизительные даты.
Во второй половине дня они собрались за длинным столом в Королевском обществе на первую пресс-конференцию; правительственный отдел по связям с общественностью окрестил их орган «Физика Британии». У них уже был свой логотип, выставленный на пюпитре, – веселенькая монограмма из букв Е, М и С2, насаженных на знак равенства так, что это напоминало неровную живую изгородь. Биэрд представил своих коллег, произнес несколько вступительных фраз и предложил задавать вопросы. Журналисты, угнетенные ответственностью задания и обидным отсутствием полемики, вяло сидели со своими блокнотами и диктофонами. Кто наберется смелости выступить против того, чтобы физиков стало больше? Вопросы были скучными, ответы – старательными. Предприятие, к сожалению, – вполне достойным. Вся затея выглядела, увы, слишком правильной. Зачем оказывать любезность правительству, расписывать это в красках?
Потом женщина из среднетиражной газетки задала вопрос, тоже формальный, навязший в зубах, и Биэрд ответил, как ему казалось, мирно. Да, женщин в физике маловато и всегда было маловато. Эта проблема часто обсуждалась и, разумеется (тут он имел в виду профессора Темпл), комиссия тоже ею займется и подумает над тем, какие еще есть способы привлечь молодых женщин в физику. На его взгляд, никаких социальных препятствий и предрассудков на этот счет больше нет. В некоторых областях науки женщины хорошо представлены, в некоторых даже доминируют. А затем, заскучав от собственной речи, он добавил, что однажды все-таки будет признано, что достигнут потолок. Хотя есть много одаренных женщин-физиков, можно, по крайней мере, предположить, что они всегда будут оставаться в этой области меньшинством, пусть и многочисленным. Возможно, всегда будет больше мужчин, чем женщин, желающих заниматься физикой. В когнитивной психологии существует согласие, основывающееся на широком спектре экспериментальных работ относительно того, что статистически мозг мужчины существенно отличается от женского. Это ни в коем случае не вопрос гендерного превосходства или социальной обусловленности, хотя и она играет известную роль. Различие в познавательных способностях – факт, подтвержденный множеством наблюдений. Исследования и метаисследования показывают, что женщины в среднем лучше владеют речью, у них лучше зрительная память, отчетливее эмоциональные суждения и бо́льшие способности к математическим вычислениям. Мужчины имеют лучшие показатели в решении математических задач, в абстрактных рассуждениях и визуально-пространственной ориентировке. У мужчин и женщин разные жизненные приоритеты, они по-разному относятся к риску, к статусу, к иерархии. И прежде всего самое разительное отличие, проверенное статистически, оно приблизительно соответствует одному стандартному отклонению: девочки больше интересуются людьми, мальчики – вещами и абстрактными правилами. И это различие проявляется в науках, которые они склонны выбирать: женщин больше в науках, связанных с жизнью и социальных, мужчин – в технических и физике.
