Чарльз Буковски - Женщины
– Эта штука не влазит!
– Мы опоздаем на самолет.
Она все пыталась запихнуть конверт в щель. Тот не проходил.
Она стояла и просто-таки вколачивала его в щель. Теперь конверт совершенно согнулся напополам и все края у него измялись.
– Я сейчас озверею, – сказал я. Я этого не вынесу.
Она пихнула его еще несколько раз. Тот не влезал. Она взглянула на меня.
– Ладно, пойдем.
Мы поднялись на эскалаторе вместе с ее платьями и бумажными пакетами.
Нашли выход на посадку. Заняли два места ближе к концу салона.
Пристегнулись.
– Вот видишь, – сказала она, – я же тебе говорила, что у нас еще куча времени.
Я посмотрел на часы. Самолет покатился…
60
Мы летели уже двадцать минут, когда она вытащила из сумочки зеркальце и начала краситься – главным образом, глаза. Она трудилась над глазами маленькой кисточкой, сосредоточившись на ресницах. При этом очень широко их распахивала и открывала рот. Я наблюдал за нею, и у меня началась эрекция.
Ее рот был настолько полон, и кругл, и открыт – а она красила ресницы. Я заказал нам выпить.
Тэмми прервалась на выпивку, затем продолжила.
Молодой парень, сидевший справа, начал играть с собой. Тэмми продолжала глазеть на свое лицо в зеркальце, не закрывая при этом рта. Похоже было, что этим ртом она действительно может отсосать.
Она продолжала так целый час. Затем убрала зеркальце и кисточку, облокотилась на меня и уснула.
Слева от нас сидела женщина. Ей было где-то за сорок. Тэмми спала рядом со мной.
Женщина посмотрела на меня.
– Сколько ей? – спросила она.
В том реактивном самолете внезапно стало очень тихо. Все сидевшие поблизости слушали.
– 23.
– А выглядит на 17.
– Ей 23.
– Сначала два часа она красится, а потом засыпает.
– Не два, а всего около часа – Вы в Нью-Йорк летите? – спросила меня дама.
– Да.
– Это ваша дочь?
– Нет, я ей не отец и не дедушка. Я ей вообще не родственник.
Она моя подружка, и мы летим в Нью-Йорк. – Я уже видел в ее глазах заголовок:
ЧУДОВИЩЕ ИЗ ВОСТОЧНОГО ГОЛЛИВУДА ОПАИВАЕТ 17-ЛЕТНЮЮ ДЕВУШКУ, УВОЗИТ ЕЕ В НЬЮ-ЙОРК, ГДЕ СЕКСУАЛЬНО ЗЛОУПОТРЕБЛЯЕТ ЕЮ, А ЗАТЕМ ПРОДАЕТ ЕЕ ТЕЛО МНОГОЧИСЛЕННЫМ БИЧАМ
Дама-следователь сдалась. Она откинулась на сиденье и закрыла глаза. Ее голова соскользнула в мою сторону. Казалось, она почти лежит у меня на коленях. Обнимая Тэмми, я наблюдал за этой головой. Интересно, она будет против, если я сокрушу ей губы своим безумным поцелуем? У меня началась новая эрекция.
Мы уже шли на посадку. Тэмми казалась очень вялой. Меня это тревожило. Я пристегнул ее.
– Тэмми, уже Нью-Йорк! Мы сейчас приземлимся! Тэмми, проснись!
Никакого ответа.
Передозировка?
Я пощупал ей пульс. Не чувствуется.
Я посмотрел на ее огромные груди. Я наблюдал за ней, стараясь разглядеть хоть признак дыхания. Они не шевелились. Я поднялся и пошел искать стюардессу.
– Сядьте, пожалуйста, на свое место, сэр. Мы идем на посадку.
– Послушайте, я беспокоюсь. Моя подруга не хочет просыпаться.
– Вы думаете, она умерла? – прошептала та.
– Я не знаю, – прошептал я в ответ.
– Хорошо, сэр. Как только мы сядем, я к вам вернусь.
Самолет начал снижаться. Я зашел в сортир и намочил несколько бумажных полотенец. Вернулся на место, сел рядом с Тэмми и стал тереть ей ими лицо. Весь этот грим – коту под хвост. Тэмми не отвечала.
– Ты, блядь, проснись!
Я провел полотенцами ей между грудей. Ничего. Никакого движения.
Я сдался.
Надо будет как-то отправлять обратно ее тело. Надо будет объяснять ее матери. Ее мать меня возненавидит.
Мы приземлились. Люди повставали и выстроились в очередь на выход. Я сидел на месте. Я тряс Тэмми и щипал ее.
– Уже Нью-Йорк, Рыжая. «Гнилое Яблоко». Приди в себя.
Кончай это говнидло.
Стюардесса вернулась и потрясла Тэмми.
– Дорогуша, в чем дело?
Тэмми начала реагировать. Она пошевельнулась. Затем открылись глаза. Все дело просто в новом голосе. Кому охота слушать старый голос.
Старые голоса становятся частью своего я, как ноготь на пальце.
Тэмми извлекла зеркальце и начала причесываться. Стюардесса потрепала ее по плечу. Я встал и вытащил платья с багажной полки над головой.
Бумажные пакеты тоже там лежали. Тэмми все еще смотрелась в зеркальце и причесывалась.
– Тэмми, мы уже в Нью-Йорке. Давай выходить.
Она задвигалась быстро. Мне достались оба пакета и платья. Она пошла по проходу, виляя ягодицами. Я пошел следом.
61
Наш человек был на месте и встречал нас, Гэри Бенсон. Он водил такси и тоже писал стихи. Очень жирный, но, по крайней мере, не выглядел поэтом, не походил на Норт-Бич, или там на Ист-Виллидж, или на учителя английского, и от этого было легче, потому что в Нью-Йорке в тот день стояла ужасная жара, почти 110 градусов. Мы получили багаж и сели в его собственную машину, не в такси, и он объяснил нам, почему иметь машину в Нью-Йорке – почти что без толку. Поэтому там так много такси. Он вывез нас из аэропорта и повел машину, и заговорил, а шоферы Нью-Йорка – совсем как сам Нью-Йорк: ни один не уступит ни пяди и всем плевать. Ни сострадания, ни вежливости: бампер впритык к бамперу – и вперед. Я всё понял: уступивший хоть дюйм устроит дорожную аварию, беспорядок, убийство. Машины текли по дороге бесконечно, словно какашки в канализации.
Видеть это было дивно, и никто из водителей не злился, они просто смирились с фактами.
Гэри же по-настоящему любил тележить о своем.
– Если ты не против, я б хотел записать тебя для радио-шоу, может, интервью сделаем.
– Хорошо, Гэри, скажем, завтра после чтения.
– Сейчас я вас отвезу к координатору по поэзии. У него все схвачено. Он покажет, где вы остановитесь, и так далее. Его зовут Маршалл Бенчли, и не говори ему, что я тебе сказал, но я до самых кишок его ненавижу.
Мы ехали дальше, а потом увидели Маршалла Бенчли, стоявшего перед шикарным особняком из песчаника. Стоянка там была запрещена. Он прыгнул в машину, и Гэри моментально отъехал. Бенчли выглядел как поэт, поэт с личным источником дохода, никогда не зарабатывавший себе на хлеб: это бросалось в глаза. Он жеманничал и ломил, галька а не человек.
– Мы отвезем вас туда, где будете жить, – сказал он.
И гордо продекламировал длинный список лиц, останавливавшихся в моем отеле. Некоторые имена я узнавал, некоторые нет.
Гэри заехал в зону высадки перед отелем «Челси». Мы вышли. Гэри сказал:
– Увидимся на чтении. И до встречи завтра.
Маршалл завел нас внутрь, и мы подошли к администратору. «Челси», определенно, стоил немного – наверное, оттуда и шарм.
