Александр Терехов - Немцы
— Ну да. Как положено. Я соответствую. А они уж там, с ним…
— Мне кажется, что-то они как-то что-то не спешат донести до него… Ты смотри, не опоздай переключиться! Слушай, а давай сделаем мне новую фотосъемку для выборов! Я с ветеранами. Я с инвалидами. С солдатами. Я — с молодыми девками в белых трусах!
Только на улице Эбергард почувствовал, как что-то сползло с его лица, какое-то напряженное выражение, достаточно весомое, чтобы звучно шмякнуться в снег, и падало оно именно вниз, под ноги, но беззвучно, и тут же заступило на дежурство другое, он так и не заметил, есть ли что-то между, потоптался: туда? сюда? и — вдруг — семь цифр, отбрасывающих в стороны всё, вдруг — позвонил:
— Сигилд…
— Я требую, чтоб ты не заходил больше в мой дом! Мне это не нравится! Мужу моему это не нравится!
— Но ведь…
— Хочешь видеть Эрну — жди ее на улице.
— Я предлагаю встретить Новый год вместе.
— Что-что? — хотя она прекрасно всё услышала; если бы сейчас кто-то спросил Эбергарда «за что вы ее ненавидите?», было бы удобно ответить: «Вот за это».
— Встретим Новый год семьей: ты, я и Эрна. Пока Эрна не выросла, мы всё равно — семья.
— Я буду праздновать со своим мужем и Эрной!
— Но Эрне лучше, если мы втроем…
— Она не хочет с тобой!
— Откуда ты знаешь?
— Спроси у нее сам! Что ж ты не хочешь праздновать со своей проституткой, с этим ничтожеством?! Не так уж тебе хорошо там, да? Спохватился? Нас бросил…
— Только тебя.
— Не захотел начать всё сначала! А я хотела!
— Это неправда.
— Я звонила, а ты бросал трубку. Я-то надеялась, что сможем что-то восстановить. А теперь — поздно. Я люблю мужа. И муж любит меня. Лучшие свои годы я отдала тебе…
— И было много хорошего.
— Мрак! За моей спиной только мрак! Эгоист! Я так страдала. Эрна плакала… Месяц! Каждую ночь!
— Это ты придумала только что.
— Мне было так тяжело одной.
— Твой друг переехал к тебе через три недели.
— Ненавижу!
— Пройдет время…
— Я тебя и через двадцать лет буду ненавидеть. Эрна любит нового отца.
— Он не отец, — Эбергард едва не сказал «твой урод».
— И он всегда будет с Эрной, он ее любит. А твоя мать меня предала.
— Я не оставлю Эрну, не надейся, — про себя он добавил «тварь».
— Никакими вызовами в опеку меня не запугать. Он любит Эрну, воспитывает ее…
— Ладно, Сигилд. Всё у тебя будет хорошо, — он отключил этот голос, потом отключил телефон, вышел вдруг из собственных пределов и оглядел себя и живое вокруг себя: Эрна навсегда дочь разведенных родителей, у нее не будет родных брата или сестры. Фотографии родительской свадьбы станут свидетельствовать лишь о несчастье и лжи. Милая Эрна, твой папа мало-помалу нашел твоей маме замену получше и помоложе…
Да, еще, оживил телефон и отправил Сигилд: «На выходные мы едем с Эрной к бабушке на юбилей», и набрал Викторию Васильевну Бородкину из муниципалитета Смородино, но ей уже пересадили мозги; Эбергард заметил: в этой беде не помогает никто, словно он сумасшедший, а все вокруг здоровы, словно дверь, в которую он бьет, не существует; помогите! — все отводят глаза: бесполезно, это не вылечишь, на самом деле — это он-то как раз здоров, а они…
— Как раз! — собиралась вам звонить. Вызывали мы… вашу… — Бородкина издала продолжительный звук, напоминающий длительное всасывание чайного глотка. — Но тут, при всем уважении… Что тут можно… У девочки сейчас — полноценная семья. У матери дочь никто не отнимет. Вы же не пойдете в суд…
Он нажал «разъединить», теперь Бородкина пару раз наберет его сама, а потом побежит докладывать Хассо: сделала всё возможное, но друг ваш требует не пойми чего, ведет себя вызывающе, грубо, неуважительно, психованный какой-то… Неудивительно, что дочь с ним не хочет, а мамочка так плакала, так плакала, когда приходила, и рассказала, между прочим, что… Ну и ладно, ладно, скажет Хассо, не надо меня во всё это, спасибо, Виктория Васильевна, он обратился, мы помогли. И не отзвонит.
Эбергард поехал в управление муниципального жилья к мудрому Фрицу, знатоку законов реальной жизни и потусторонних сил; ну что ж, органы опеки надо душить через город, через департамент территориальных органов, через ассоциацию муниципальных образований; не ответил на вызов вспыхивающий «мама» — мама, если он не отвечал, перезванивала Улрике и подробно плакала для нее, чтобы та запомнила и передала Эбергарду без изъятий.
— Я иду? — толкая двери, первую, вторую, Эбергард не понял, но почувствовал что-то: секретарша Фрица не улыбнулась ему, болит голова на снег, приступ ипотечного удушья, но «во-первых» он подумал о другом — и Фрица..? И — пустой кабинет.
— Я здесь, — Фриц расположился в уголке, на несчастном стуле, который занимали сотрудники управления, опоздавшие на планерку, — им приходилось держать рабочие тетради на коленях и приподниматься из-за спин, «давая информацию» в ответ на «поставленный вопрос». Выпустив галстук поверх пиджака, как язык удавленника, Фриц держал в руках свежераспакованное приспособление для видеоигр (Эрне бы понравилось), выуженное из подарочных пакетов, теснившихся у его ног; как онемевшие гуси, сбежавшиеся за кормом, — бутылки шампанского тянули серебристые горла, расталкивая обтянутые пленкой бока конфетных коробок, конверты с деньгами засовывались в конфеты или на самое дно — новогодние подарки в управление свозили заранее; Фриц, подбородком в грудь, завороженно смотрел в мерцающий в руках, мигающий омут — в нем готовились к битве два самурая — сходились и — расходились, толчками, как рыбы в аквариуме, и страшно медлили.
— Всё. Последняя жизнь, — и Фриц осторожно опустил игрушку, как зажженную свечу под ноги, — нужно было меч подлиннее… — он, словно прислушиваясь — к звонкам телефона, забытому в пальто? шевелениям и вздохам в приемной? подпольным шорохам подземных вод? поведению сердца? — и улыбаясь, но только глазами, как улыбаются обворованные или обманутые, рассматривал Эбергарда: вот так… видишь, не ты, а… а мне — вот так… И кивнул, чтобы вопрос больше не нависал, раздуваясь: да.
— Как монстр заступил, приехала морда, Борис. Я и не знал, что помощником будет. Просто туша. Сказал: с главами управ договорились — в месяц по триста тысяч для префекта с каждого. С меня — миллион. Так они решили. Я говорю: откуда у меня? Бюджета нет. Я могу только свою зарплату отдавать. У нас система как-то не сложилась. Инспекторам моим, может, что-то и капает… А мне — если только бутылку виски, — Фриц говорил не всю правду, не важно, он давал представление о точнейшей правде, хранить его для собственного спасения больше не имело смысла, его оно не спасло. — Вроде отъехали. Две недели назад монстр вызывает, обнял, такие прям друзья! В комнату отдыха, вздыхает: беда, Фриц, беда, если вы спасете только… Я: весь во внимании. Он: сын женится! Квартира нужна молодым. Большую не надо. Метров двести. В центре. А откуда я?.. Это же два миллиона долларов. Два с половиной. Я говорю: давайте попробуем сына вашего как-то на очередь поставим и будем двигать потихоньку, а через полгодика какуюнибудь трешку в округе за выездом попытаемся выдавить или в новостройке…
