Майкл Ондатже - В шкуре льва
Патрик висит на одной руке. Очень слабый взрыв, чтобы сорвать прочную сетку, и он свободен. У него пять детонаторов. Можно пожертвовать одним. Насколько слабым должен быть взрыв? С помощью зажима он прикрепляет запал к сетке, поджигает его и ныряет как можно глубже. Он не слышит взрыва, просто его с силой швыряет на кирпичи и вместе с водой выталкивает вверх к искореженной сетке, так что на спине и на лице остаются раны. Потом он снова падает вниз. Он не слышит звука, только ощущает движение в сторону и вверх, боль в щеке и спине из-за содранной кожи. Он помнит вспышку света. Он чувствует вкус крови, текущей по нёбу из носа.
Выбравшись из колодца, Патрик оказывается на полу среди серых агрегатов, он дотрагивается до них, чтобы узнать, нет ли среди них горячих. Из главной насосной станции через высокое окно проникает слабый свет. Патрик снимает с себя бруски динамита и раскладывает их на полу. Находит тряпку и вытирает их насухо. Потом вынимает из кармана запалы, обжимные щипцы, часовые механизмы и капсюли-детонаторы, завернутые в промасленные тряпки. Размотав электрический провод, он начинает собирать взрывмашинку и плунжер.
Раздевшись донага, он выжимает одежду и раскладывает брюки и рубашку на горячих агрегатах. Потом ложится на пол, пытаясь отдохнуть. Стараясь выровнять дыхание, он до сих пор набирает в легкие больше воздуха, как будто это его последний вдох. «Копи царя Соломона». Он улыбается в темноте.
Засыпая на раскладной кровати в своем офисе, Харрис слышит глухой звук, который не вписывается в диапазон шумов, производимых водяными насосами. Он выходит на антресоль насосной станции. Она залита ярким светом и пустынна. Он спускается в халате по лестнице на нижний уровень насосной станции, проходит двадцать пять ярдов по туннелям Вентури и медленно возвращается назад, прислушиваясь, не раздастся ли снова этот странный глухой звук. Не видно ничего, кроме выкрашенных серой краской агрегатов. Выглянув из окна на верхнем уровне, он замечает часовых в военной форме. И, успокоившись, возвращается к себе.
Патрик отдыхает с открытыми глазами, его взгляд устремлен в высокое окно, через которое в темное помещение, где он лежит, проникает свет. Вскоре он пойдет вперед по длинному туннелю, в котором он ее искал и нашел, она умывалась при свече среди всех этих марионеток… много лет назад. До лица невозможно дотронуться, так оно болит. Он понятия не имеет, что у него сломано.
Через двадцать минут он встает, одевается и начинает крепить подрывные капсюли к динамиту. Потом вступает во влажную атмосферу насосной станции. Устанавливая взрывчатку, он рисует себе картину ближайшего будущего. Столб воды взметнется на семьдесят футов в воздух, проломив стеклянные окна на крыше. Пол вздыбится, все насосы мгновенно сгорят из-за перегрузки. Когда взорвутся отстойники, палатки военных, стоящие на площадке над ними, провалятся в воду на глубину двадцать четыре фута. Он поднимает связку проводов и тянет огнепроводные шнуры по тоннелям Вентури.
На поле для гольфа я не пробыл и дня,
В «Метро-Голдвин-Майер» пригласили меня…
Шум машин заглушает его голос, пока он негромко напевает про себя, не подозревая о том, что к нему как репей привязалась эта песенка с яхты. Он бредет по воде фильтровальных бассейнов с мотком проводов на вытянутой руке, выбирая несущие колонны, чтобы установить динамит. Отсюда вода прорвется через армированное стекло в коридоры, выложенные розовым мрамором.
У меня есть дом, дом нашей мечты,
Но день и ночь я жду, когда появишься ты…
Он устанавливает заряд с электрическим детонатором над дощечкой с надписью «Государственный центробежный насос». Остальные ставит под резервуарами с хлорным железом и рядом с башенными часами из розового мрамора со светящимся циферблатом. Присоединяет провода к взрывателю.
Босиком он идет по лестнице, волоча за собой провода под напряжением, потом по антресоли и входит в кабинет Харриса.
Харрис сидит за письменным столом, на котором горит настольная лампа с изогнутой ножкой, и смотрит на открывающуюся дверь. Даже если бы он был знаком с вошедшим прежде, он бы его не узнал. Тонкие черные хлопковые брюки и рубашка, черное от смазки лицо, кровавые ссадины и ушибы. Костяшки пальцев кровоточат, одна рука висит вдоль тела. Когда незваный гость поворачивается, чтобы закрыть дверь, Харрис видит разорванную сзади рубашку.
Незнакомец приближается к Харрису, зажав под мышкой, словно курицу, взрывмашинку.
~~~
— Мы знакомы?
— Я работал на вас, мистер Харрис. Строил туннель, по которому только что проплыл.
— Кто вы такой? Как вы осмелились сюда прийти!
— Я не просто осмелился, я сделал это. Все заминировано. Мне стоит только нажать на плунжер.
— Что вам надо? Кто вы такой?
— Меня зовут Патрик Льюис.
Харрис молчал. Патрик наклонился вперед и положил свои порезанные пальцы на гладкую поверхность письменного стола.
— Полевой шпат, — пробормотал он.
Харрис посмотрел в пылавшие на темном лице глаза. Потом встал, подошел к буфету и вернулся с графином бренди и стаканами. Он размышлял. Потом начал говорить. Он говорил о том, что терпеть не может городские власти, но любит здание городского совета.
— Я, можно сказать, родился в этом здании. Моя мать работала там сторожихой. Я всего добился сам.
— Вы о нас забыли.
— Я брал вас на работу.
— Ваша поганая плитка «в елочку», которой выложены туалеты, стоит больше половины всей нашей зарплаты.
— Да, это правда.
— И вам не стыдно?
— Послушайте, через пятьдесят лет сюда будут приходить и восхищаться этой плиткой и медными крышами. Нам нужны излишества. То, к чему надо стремиться. Я отчаянно бился за эту плитку.
— Это вы бились. Вы. Подумайте о тех, кто строил этот туннель. Вам известно, сколько нас там погибло?
— Подобная статистика не велась.
— Выключите свет.
— Зачем?
— Говорю вам, выключите свет.
Харрис потянул за бисерный шнурок на лампе. Комната погрузилась в темноту.
Теперь Патрик двигался в темноте, по-прежнему держа под мышкой взрывмашинку. Ему нужно было размяться, нужно было ходить. Взгляд Харриса и медленные движения его рук вгоняли его в дремоту, ровный голос, необходимость фокусировать взгляд на лампе гипнотизировали его. Без света он чувствовал себя бодрее, он различал тени, запах кровати где-то в комнате. Харрис говорил из темноты:
— Вы не понимаете, что такое власть. Вы не любите власть, не уважаете ее, не хотите, чтобы она существовала, но вы все время вращаетесь вокруг нее. Вы что-то вроде связного, Патрик. Подумайте об этом… Вы молчите. Я буду говорить дальше. Но прежде чем вы решитесь нажать на эту штуку, зажгите свет. Окажите мне такую милость.
— Зажгу. Продолжайте, Харрис.
— Мне ясно, кого вы ищете, — злодея.
Харрис понимал, что нужно дотянуть до рассвета. Когда столб света упадет прямо на большой письменный стол, на блокнот в клетку, на авторучку. Пистолет лежит возле кровати. Нужно продержаться до момента, когда первый, едва заметный луч света проникнет сквозь круглое окно у него над головой в форме восьми стеклянных полумесяцев, диаметром восемь футов. Он наклонился вперед.
— Однажды ночью мне приснился сон. Я сошел с автобуса на Колледж-стрит — в то время мы прокладывали эту улицу так, чтобы она повернула на Карлтон, — и оказался в совершенно незнакомом мне районе. На месте перекрестка я увидел фонтаны. Но самым странным было то, что я знал, куда идти. Я знал, что сразу же за поворотом появится парк и другие фонтаны. Когда я проснулся, ощущение того, что мне знакома эта местность, преследовало меня весь день. На следующую ночь я гулял во сне по таинственному парку близ Спадайна-авеню. Днем я обедал с архитектором Джоном Лайлом. Я рассказал ему о том, что видел во сне, и он рассмеялся. «Это реальные места», — сказал он. «Где они находятся?» — «В Торонто». Оказалось, мне приснился городской проект, отвергнутый несколько лет назад. Про все эти великолепные сооружения было сказано, что они либо слишком безвкусны, либо слишком дороги, либо что-нибудь еще. И я, гуляя рядом с транспортным кольцом на Янг и Блор-стрит, шел по имевшейся на плане Федерал-авеню до вокзала Юнион. Лайл был прав. Это были реальные места. Они могли бы существовать на самом деле. Я хочу сказать, что виадук на Блор-стрит и это здание, где мы сейчас находимся, не больше чем намек на то, что здесь могло бы быть… Вы должны понять, Патрик, что вы сродни этим местам. Вы такой же участник этого строительства, как члены городского совета и миллионеры. Но вы оказались среди карликов этого гигантского предприятия, о которых никто никогда не узнает. Вы человек без роду без племени. Вы пропавший наследник. Поэтому оставайтесь в лесу. Вы отрицаете власть. Вот почему сладкоречивые глупцы — политики, журналисты, мэры и их помощники — представляют это поколение. Вы должны понять, что весь фокус в том, чтобы быть одинаково серьезным в старости и в юности.
