Жоржи Амаду - Тереза Батиста, Сладкий Мед и Отвага
Первая, светлая мулатка, каких много, пышнотелая, черты лица негритянки, рот жадный, глаза смотрят спокойно, ясно, что хороша в постели, видно по движению бедер, почти пять лет была подлинной супругой сборщика налогов Аиртона Аморина, в то время как настоящая была прикована к креслу-каталке и жила во мраке, не двигаясь, ожидая того момента, когда отойдет в лучший мир – для чего такая жизнь! – никому больше не принося неудобств, и Аиртон Аморин сможет спокойно смотреть в глаза судье и священнику – на всё воля нашей Матери Божьей, которой он поклоняется.
Вторая, тоже явно соперничающая с настоящей супругой, имела вкус к инцесту, речь идет о Белинье, сожительнице судьи. Белинью показал Даниэлу Маркос Лемос, когда та под зонтиком шла со служанкой, возможно, к зубному врачу. Даниэл поспешил ей навстречу, чтобы, приблизившись, рассмотреть её получше; продолжая идти обычной легкой походкой, Белинья подняла свои дикие глаза, чтобы тоже рассмотреть сына судьи. Даниэл улыбнулся ей и вежливо поздоровался: «С вашего благословения, мама!» Она не ответила, не нашла шутку остроумной и проследовала дальше, опустив глаза и покачивая бедрами. В отсутствие судьи Белинья утешалась ласками двоюродного брата, и это вполне могло подвигнуть отдыхающего от учебы и бурной столичной жизни студента приударить за отцовской пассией, если бы не девчонка капитана Жустиниано Дуарте да Роза, не девчонка, а мечта, рядом с нею другие просто не существовали. И как на этой дикой земле мог вырасти такой великолепный цветок? Маркос Лемос, полный гордости от роли гида такого симпатичного юноши, не удержался и показал ему Кошку, любящую тепло (такое название – «Кошка, любящая тепло» – было дано одному мадригалу, вдохновленному Терезой), любовницу капитана. Нет, не любовницу, но одно из увлечений Жустиниано Дуарте да Роза.
Даниэл, положив на неё глаз, просто обезумел от сжигающей его страсти.
25
Слава у капитана была хуже некуда – мрачный, грубый, драчливый, злой и с дурными наклонностями. И хотя Даниэл был осторожен и не любил попадать в затруднительные положения, он пренебрег предостережением Маркоса Лемоса, сочтя, что бухгалтер преувеличивал опасность. Дан верил в свою неизменно счастливую звезду и приобретенный опыт, а кроме того, не верил, что капитан придаст такое большое значение поведению одной из своих многих, как говорил Даниэл, девчонок, ведь у него одновременно с этой еще две-три на ферме, в пансионах, наконец, на улице, да и здесь, в лавке, под носом у этой.
Да и потом, каким образом он узнает? Осторожность и осмотрительность, конечно, необходимы, но ведь и в этой области знаний Даниэл уже имеет степень доктора наук. Кроме того, ему помогут некоторые обстоятельства, да и звезда не подведет.
Что касается обстоятельств, на которые уповал Дан, то они были как нельзя более благоприятными: прямо напротив лавки находился особняк семейства Мораэс, один из лучших в городе; обитателями его были четыре сестры, принадлежавшие к некогда богатому роду, они унаследовали доходные дома и акции государственных учреждений. Веселые, приветливые, хорошие хозяйки, они, живя в столице, не имели бы недостатка в претендентах ни на их руку и сердце, ни на приданое. Но здесь у них, одной из которых, старшей, было двадцать восемь, а младшей – двадцать два, никаких перспектив, кроме присутствия на церковных праздниках, чтения девятин и прочих молитв, приготовления презипио к Рождеству Христову, изготовления сладостей, не было и не могло быть. Кроме, конечно, летних каникул и появления Дана на противоположной стороне улицы.
Магда, старшая, терзала пианино, как могла, училась она играть у монахинь; Амалия с выражением декламировала «Мои восемь лет», «Голубки», «In Extremis»; Берта копировала цветными карандашами и акварелью пейзажи, которые украшали стены их жилища и жилищ друзей; Теодора имела связь с известным греческим жонглером Большого восточного цирка, они целовались и обнимались как при свете луны, так и в темноте, и поначалу Тео поговаривала, что убежит с ним, позже, что покончит с собой, это после того, как поклонник был доставлен к комиссару для объяснений (по просьбе Магды, сделанной в секрете от Теодоры, которая если узнает, то мир для неё перестанет существовать) и, будучи приперт к стене, вынужден был признаться, что он бразильский гражданин и женат, хотя обманут и брошен женой. Несмотря на подобное свидетельское показание возлюбленного, Теодора решила послать ко всем чертям честь семьи и последовать за безутешным артистом в любую глушь, если бы «афинянин из Катагуазеса» не пришпорил мула в одну из тихих ночей и не скрылся, не дожидаясь отъезда цирка.
Романтический эпизод потряс город. Идиллия короткая, но напряженная; двое влюбленных везде и всюду вместе, полные нежности друг к другу, Теодора, не слушающая ни советов, ни брани сестер; и вот мечты о любви закончились анекдотом, и кумушки до сих пор в раздумьях: лишил ли Теодору «международный король жонглеров» (так он значился в анонсах) невинности, или она так и осталась чистой и непорочной девственницей? Поживем, увидим! Но об этом не знали даже умирающие от желания знать сестры Тео, особенно старшая, стремящаяся быть незапятнанной. Однако Теодора поддерживала сомнения, на все вопросы отвечала уклончиво, неопределенно улыбаясь, глубоко вздыхала в ответ на любую попытку сестер прояснить положение.
Угрожая наложить на себя руки после отъезда цирка, Теодора однажды встревожила Магду:
– Знаешь, Магда, я очень волнуюсь. Ничего не говори сестрам.
– Волнуешься? Почему? Говори всё, Тео, из любви к нашей матери.
– Еще не пришли. Если не придут, я покончу с собой, клянусь!
– Не говори глупости. Кто не пришел? Говори из любви к Богу.
– Месячные.
– Сколько уже прошло?
Несколько дней, но болят груди – верный симптом, Магда. Магда по секрету собрала сестер. Тео беременна, сестры, это трагедия, что будем делать? Говорит, что покончит с собой, она, эта полоумная, на всё способна. Что случилось, то случилось, сказала Амалия, за всё надо платить, только, что касается Тео, надо бы позвать Нокинью, опытную поставщицу ангелочков Господу Богу. Нокинью? Она опытная, слов нет, но язык длинный, не приведи Господь, заметила Магда, не лучше ли доктора Давида, семейного врача? Ни Нокинью, ни доктора Давида – таково было мнение Берты. Тео нас хочет одурачить, чтобы мы считали, что дело было. А ты думаешь, нет? Думаю, нет, не было. Хватит, решила Магда, подождем, увидим.
Ждать пришлось недолго, месячные пришли, но Теодора продолжала держаться отстраненно, с определенным превосходством человека с прошлым, которое хранится в секрете; сестры продолжали сомневаться, завидовать и обсуждать случившееся. Город тоже, сомнения его не оставляют и по сегодняшний день. Теодора торчит на подоконнике, глаза устремлены вдаль, вздыхает. Из всех загадок северного Кажазейраса эта самая занимательная.
Лавка капитана Жусто была единственным постоянным развлечением четырех сестер, которые, расположившись у окон второго этажа, следили за входящими туда покупателями и сделанными ими покупками, отвечали на приветствия, убивая, таким образом, медленно текущие дни. В последнее время количество покупателей увеличилось за счет мужчин. Магда под предлогом того, что служанка занята, сама пошла за покупками, чтобы выяснить причину такого паломничества. И, как только вошла, всё сразу поняла: внимание привлекала получавшая деньги за прилавком девчонка, как видно, новая страсть капитана. Молоденькая, с распущенными волосами и испуганным лицом, так описала Терезу Магда, и описание было точным. Со временем любопытствующих поуменьшилось, но Маркос Лемос стал завсегдатаем лавки: по утрам он покупал там сигареты, а по вечерам, возвращаясь из конторы завода, – спички.
Когда у окон особняка четырех сестер Дан появился в первый раз и стал изучать их, сестры пришли в большое волнение. Магда тут же села за пианино, и воздух наполнился звуками вальса. Амалия прочистила голос, чтобы читать стихи, Берта взялась за краски, Теодора, одетая по-праздничному и полная надежд, устроилась на подоконнике. Такой красивый молодой человек и прекрасный кавалер. Воспитанный, а как же иначе? Ведь он столичный студент, сын судьи. Робкая Амалия поспешила к дверям, чтобы спасти выскочившего на улицу кота Баловня, кастрированного и ожиревшего, но всё равно рвущегося на улицу. Даниэл бросился коту наперерез и, поймав его, передал в руки чуть ли не потерявшей сознание Амалии. Широкие улыбки, приветствия, взгляды устремили на него Магда и Берта, он же благодарил за поданный ему стакан свежей воды служанку и Теодору. Как раз в момент обмена любезностями с сестрами Мораэс и целованием руки Теодоры, свесившейся с подоконника так, что декольте еще больше открыло её груди, и застал Дана приехавший с фермы капитан Жусто.
– Ола, капитан!
– Как вам тут у нас? – И, поскольку Даниэл подошел и протянул руку, капитан, понизив голос, сказал: – Вижу, вы не скучаете и времени зря не теряете.
