Ирина Дедюхова - Время гарпий
— А зачем вы за ней следите, — насмешливо поинтересовалась Окипета. — По старой привычке?
— Я и живу по привычке, — проворчал хозяин. — А за ней я слежу, что вся моя предыдущая жизнь не утратила смысл. И мои усилия, наконец-то, начинают ценить, как я вижу. Ждал вас раньше, не тогда, когда вам уж совсем обратиться не к кому.
— Вы мне всегда нравились, — примирительно ответил ему гость. — Раньше партийность в литературе позволяла уничтожить любого и без таких ночных визитов, без «борьбы с экстремизмом». Тихо и надежно. А сейчас сложнее. Надо доказать человеку лично, что все, что он себе насочинял — не имеет смысла.
— И как ты ей это теперь докажешь? — опять начала вскипать Окипета, обращаясь к молодому человеку. — Правильно про нее кто-то на литературном форуме сказал, что она — переформатирует пространство!
— Так, давайте все же сместим акценты немного ближе к цели нашего визита, — остудил ее пыл молодой человек, усаживаясь в кресло хозяина, как на трон. — Изложите, пожалуйста основные идеи, которые она декларирует сейчас.
— Да там, собственно, одна идея — это борьба добра и зла, — пробурчал старик. — Она вообще всегда подчеркивает, что бывает много лишь идеологий, но в основе каждой лежит обоснование нелегитимного способа приобретения собственности, которая тебе принадлежать не может. Музы вдохновляют на творчество. Если есть пример, когда человек ничего не создает, не творит, а всего лишь становится частью «класса эффективных собственников», растлевая всех самой возможностью подобного приобретения, то жизнь всех утрачивает смысл, стремиться больше не к чему.
— Она самая опасная, пожалуй, из всех, — вставила словечко Окипета. — У нее странный талант для музы эпической поэзии, она может все превратить в фарс, легко создает образы, рождает какое-то легкое отношение к жизни.
— В ее блоге я всегда выступал с коммунистических позиций, видя, насколько негативно ее окружение воспринимает происходящие «демократические преобразования», — пояснил старик. — И лучше бы не трогал это вовсе, она начала вводить всякие смешные словечки. Например, «марксизм-ленинизм» назвала «карламунизмом», высмеяла и само учение, и его апологетов. У нее был пост «Немного о моем народе», где в нескольких строчках не оставляла камня на камне от вековой пропаганды. После этого поста рухнуло несколько марксистских форумов, а все вокруг «просто ржали», как мило отметила Окипета.
Старик подошел к столу, включил ноутбук и показал несколько закладок своему гостю.
С раннего детства Карлу Марксу очень нравилось глядеть на народ. Подперев щеку рукою, он любил подолгу смотреть, как народ славно работает в поте лица; но, зачастую, страдает народным страданием. И как-то сама собою пришла ему мысль, что именно он не должен работать вообще, а страдать — тем более, чтобы придумать для любимого им народа выход из замкнутого круга: поработал, поел, посношался, подрался, поссорился с тещей, пострадал, а с утра опять на работу…
Отчего-то народ в лице именно тех прослоек, которые имели наибольшее количество времени для свободных размышлений о счастье народном, не мог долго выносить присутствие любопытного Карла Маркса, интересующегося чужими капиталами и рисовавшим повсюду алхимические формулировки «деньги-товар-деньги».
Денег у Карла не было, а товар ему в долг никто не давал. Карл понимал, что народу придется очень плохо без него. Пропадет народ без Маркса, так и не поняв собственных исторических перспектив. Поразмыслив с философской широтой, он понял, что, пока молод, у него тоже есть товар, за который можно выручить неплохие деньги…
— И дальше в таком же русле она сносит все попытки «жить за народ», — пояснил он. — Я, конечно, попытался возражать. Тогда обратилась к римскому праву, доказав несостоятельность всех идеологических течений XIX и XX веков, объяснив, что еще в античности существовали все три вида собственности: частная, общественная и государственная. Я понял, что она запросто снесла всю идеологическую надстройку, создававшуюся годами не только трудом историков, философов, политологов и партийных инструкторов, но и многолетними репрессиями, незаметными обществу, нашими многолетними усилиями. Всех тогда очень поразило одно положение в римском праве, что путь приобретения собственности не может быть нелегитимным, то есть из соображений «классовой борьбы» или, как нынче, — путем вывода капиталов через оффшоры. Все вокруг начали на разные лады повторять, что собственность, приобретенная без согласия предыдущего владельца, не может признаваться законной ни одним обществом. Как начал работать ее блог, я уже не знал ни одного спокойного дня, все рушилось вокруг меня так, будто никогда не было непререкаемыми бастионами долгие годы, а являлось всего лишь карточным домиком.
— Блог имел хорошую посещаемость? — спросил гость.
— Еще бы! Показатели статистики мы срезали по аналитике поисковиков, но зрелище было настолько завораживающим, что там зависали все, включая клерков администрации президента. Попытались клонами хоть как-то привести этот процесс уничтожения стереотипов, действительно мешавших людям жить своей жизнью. После ее издевки никто уже не мог пользоваться стереотипом о «необходимости» создания «класса эффективных собственников». Проснувшаяся Клио тут же рассказала об олигархических диктатурах Спарты… А почти все посетители ее блога были детьми и внуками тех, кто защищал достояние Родины в минувшую войну, они моментально откликались на ее доводы.
— Ты не забывай, что до того, как привилегированным классом у них были объявлены те, кто присвоил государственную собственность в особо крупных размерах, раньше у них «авангардом всего общества» был рабочий класс, — вклинилась в рассказ старика Окипета. — Писателем официально становились только те, кто прошел «школу жизни» в качестве рабочих. И очень не хотели обратно вставать в «авангард». А она ведь в советское время стала кандидатом технических наук, потом ей каждый год давали новые дисциплины, не позволяя защитить докторскую, не давая возможности реализоваться в профессии. А когда рухнул СССР, она освоила бухгалтерский учет, начала получать юридическое образование, некоторое время поработав в милиции… Короче, из нее будто нарочно делали Каллиопу!
— Нет, это так получилось «нарочно», — возразил старик. — Она не должна была писать, ведь у нее еще и семейные заботы. Я подозреваю, что все это стало подготовкой к ее творчеству только потому, что мы проглядели ее инициацию в советский период. Да и никто не придал тогда особого значения показаниям некого школьника, вызвавшего гарпию в класс. Мы же ничего не знали тогда о перемещениях Эвриале.
— Даже я моментально находила внутри себя ее аргументы, когда его клоны глуповато возражали, что всем надо «простить приватизацию», раз все равно она не ихняя частная собственность, — вспомнила Окипета. — Каллиопа как-то сказала, что есть вещи, которые не могут находиться в частной собственности, т. к. срок их службы превышает средний срок существования предприятий, частной инициативы. Она легко оперировала элементами системного анализа.
— Каллиопа вела со мной царственно и почти любезно, — продолжал старик. — Это, пожалуй, больше всего в ней раздражало. Потом ко мне подключилась вторая, Клио, как только начала просыпаться. Она нисколько не скрывала, что ненавидит меня. Ведь это как бы «восстанавливал связь времен», говорил от имени исторической справедливости. Я понял немного раньше, кто она такая, это ведь женщины, они не слишком верят в себя. Но она внезапно напомнила мне про старуху и ее камею… Будто тоже была там!
— Кроме прочего, меня интересуют их часы, сказал гость. — Что вы о них знаете?
— Об этом знаю немного, — признался старик. — Часы у старшей горгоны Сфейно, которую еще называют «могучей». Взять ее пытались неоднократно. В романе «Мастер и Маргарита» по сюжету милиция врывается в квартиру, где слышатся голоса, чертовщина всякая. А далее огромный кот устраивает пожар из примуса. Все как бы смешно и художественно. Литература — вещь крайне идиотская, там вещи, которые сразу воспринимаются «буйством фантазии автора», как правило, имеют вполне реальную основу. И никто не может понять, отчего же какая-то особая вера всей этой ерунде? Возникает какая-то другая система, где воспринимаются правдой то, чего не было, а вот про что думаешь, будто этого быть не могло — является правдой. Все это так спрессовывается, что начинает перевешивать реальность, достраиваться самостоятельно. И надо учитывать, что реальность зачастую пытаются творить люди… гм… не самые умные, далеко не всем интересные. Всю жизнь прикрывал тылы людям, которые вообще не были никому интересны. Столько усилий потрачено, чтобы они элементарно выглядели прилично… и зачем? Никто их не помнит, как не запомнит и нынешних…
