Хуан Гойтисоло - Ловкость рук
— Никто не говорит, что ты виноват,— ответил Луис.— Но любой на твоем месте не дал бы ему улизнуть. Мы бы сейчас не ломали себе голову, а знали бы, что предпринять.
— Я уже вам объяснял. Посадив Давида в такси, я побежал за Кортесаром. А вот вас,— прибавил он, скорчив злую рожу,— нигде не было видно.
— Тебе незачем было разыскивать Кортесара. Он уже не маленький, не потерялся бы. И если ты нашел такси, то логичнее было бы смыться. По-моему, так поступил бы всякий здравомыслящий человек.
— Какое, к дьяволу, здравомыслие! Ведь я ж говорил, что, когда сажал его в такси, он был как полоумный! Я волочид его целых два квартала, и у меня даже в мыслях не было, что он меня надует.
— И все же я повторяю, ты не должен был оставлять его одного. Уж если ты нашел такси...
Рауль в сердцах махнул рукой.
— А пошел ты...
Насмешливое выражение лица Луиса приводило его в бешенство. Совесть у него была чиста: он рисковал своей шкурой, силой вырывая у Давида оружие посреди улицы, а иронические замечания приятеля начисто отметали его заслуги.
— Прекратите спор,— оборвал их Агустин.— Сейчас ото ни к чему не приведет. То, что Давид оставил тебя с носом, нас не касается.
— И все же он не должен был бросать его одного,— упрямо твердил Луис.
Он говорил с явным намерением разозлить Рауля. Нервы у всех были напряжены до предела, достаточно было любой мелочи, и кто-нибудь мог не выдержать.
Рауль расслабил узел галстука и, достав из кармана пиджака визитную карточку, стал обмахиваться ею, как веером. Потом, повернувшись к Мендосе, усиленно жестикулируя, принялся рассказывать ему о случившемся.
«Рауль иногда говорит непонятно,— подумал Луис,— зато убе-дительно». И он снова стал приставать к нему.
— Останься ты в такси вместо того, чтобы бегать за Кортесаром, тебе не пришлось бы теперь объяснять.
— Ну что я говорил! — крикнул Рауль.— Выходит, я еще и виноват!
Он даже скинул пиджак, который мешал ему жестикулировать. Рукава у него были закатаны до локтей, а под мышками желтели влажные от пота круги. Рауль скрестил на груди руки и снова горько усмехнулся.
— Я не сказал, что ты виноват,— возразил Луис.— Но ты просто не должен был его оставлять. Кортесар не маленький. Он знает, что делать.
— Сейчас же заткнись,— оборвал его Агустин.— Хватит его подначивать.
Луис на мгновение выпустил руль.
— Да я не подначиваю. Я просто говорю, что если бы он, вместо того чтобы бегать за Кортесаром, остался...
— Да, да. Мы бы тогда не ломали себе голову, и Кортесар уже не маленький и знает, что делать. Все это ты уже говорил.
— Ну так...
— Ты лучше повнимательней веди машину. По крайней мере никого не собьешь.
— Кто знает...— протянул Луис.
Он сунул в рот сигарету и крепче нажал на акселератор. Наступило молчание, во время которого, казалось, каждый прикидывал размеры катастрофы.
— Что я вам говорил? — вдруг сказал Кортесар.— Я всегда считал, что Давид меньше других подходит для^такого дела. Это мог сделать любой другой, но не он. С нашей стороны было идиотством поручить это ему.
Паэс подскочил, словно его кольнули иголкой.
— Тогда почему он согласился? Мы его силой не заставляли. Он добровольно пошел на это дело.
— Нам не следовало принимать его. Он всегда был трусом. Неплохой парень, согласен, но труслив. Ни для кого это не было секретом. Все вы это знали. Мы не взяли Урибе и его не должны были брать.
— Все это очень хорошо,— возразил Паэс.— Но об этом раньше надо было говорить. Когда Агустин предложил его кандидатуру, никто и не подумал возражать. Только я один высказал сомнение, и, если я вру, дайте мне в морду.
Рауль провел рукой по усам и вызывающе сказал:
— Если ты намекаешь на меня, говори ясней. Я не люблю, когда крутят.
Луис скривил губы.
— Я ни на кого не намекаю,— сказал он,— но, если это тебя так задело, значит, у тебя рыльце в пушку.
Этот бесплодный, никчемный спор мог длиться без конца. Мендоса резким движением руки прервал его.
— Луис прав. Я предложил кандидатуру Давида. Я знаю его уже много лет, он мой друг. Мне казалось, что я обязан привлечь его к этому делу. Он вместе с нами издавал журнал, и я не хотел подвергать его незаслуженному унижению. Я думал, что даю ему возможность проявить себя. Показать, на что он способен. Если бы Давид выполнил задание, то сейчас он сравнялся бы с нами. Он бы получил боевое крещение, крещение кровью. А так как он провалил дело, ему придется отвечать за последствия.
— Последствия? Какие последствия?
— Это уж мое дело. Я виноват, и я должен исправить свою оплошность.
Автомобиль несся по Абаскалю к новым домам в районе Уни-верситетского городка.
— В любом случае,—сказал Кортесар,— даже если бы он и выполнил поручение, его следовало бы допускать только к второстепенным ролям. Останься он на улице, все было бы по-другому.
— У нас у всех были одинаковые возможности,—вставил Паэс.— Мы его не выбирали. Его выбрала судьба.
Они снова отклонились от темы. Кортесар зажег сигарету.
— Ты думаешь, его раскрыли?
Рауль перестал обмахиваться.
— Не знаю! Когда он вышел из дома, то держал револьвер в руке. Я первым делом спросил его, убил ли он старикашку, и он ответил, что нет.
— И все же,—заметил Агустин,—никто не кричал и не высовывался из окон. Если б что случилось, всполошилась бы вся улица.
Раулю никто не возразил: Паэс повернул слишком резко, и колеса завизжали, оставив след на мостовой.
— ...За нами никто не гнался.
— Ну так...
— Может, они не осмелились высунуть нос наружу.
— Я думаю, что сейчас полиция уже там,— сказал Кортесар.
— Наверняка вызвали по телефону.
Мысль о том, что полиция, возможно, гонится за ними, взбудоражила всех. Паэс невольно прибавил скорость.
— Может, в вечерних газетах появится заметка о покушении,—сказал Кортесар.
— Кто знает. Иногда они нарочно умалчивают, чтобы не поднимать шума.
— Пока Давиду не взбредет в голову здоровая мысль явиться в такси домой...
— Подумаешь! Установить его личность так же трудно, как найти иголку в сене,— бросил Паэс.
— Кроме того, у них и времени не будет.
Это сказал Мендоса, и Луис обернулся посмотреть на него.
— Что ты имеешь в виду?
Лицо Мендосы выражало полнейшее спокойствие, но его глаза, испещренные красными жилками; лихорадочно бегали по сторонам. Луис невольно вздрогнул.
— Ничего. Ровным счетом ничего.
Снова наступило молчание. Луис в зеркальце наблюдал за лицом товарища, чувствуя, как учащенно бьется сердце.
— Надо купить газеты,— сказал Кортесар.— Спорю на что угодно, старикашка уже наябедничал.
Он обернулся к Анне, которая, с того момента как он сел в машину, не проронила ни слова, и тупо посмотрел на нее. На вытянувшемся, окаменевшем лице застыли ее чуть косящие глаза. Он увидел, как шевелятся ее губы.
— Какой позор...
— Что ты там бормочешь? — спросил Кортесар.
Анна сидела все так же неподвижно и даже не подумала ответить. Она говорила для себя, и губы ее снова прошептали:
— Какой позор...
Немой свидетель разговора друзей, разговора, который долетал до нее бессмысленными обрывками и походил на глухое жужжание, она вдруг поняла все. Мысль о провалившихся планах жгла ей мозг: заголовки газет, оскорбления, угрозы... Анна огляделась вокруг. «Да это же просто шайка мальчишек, которые изо всех сил стараются казаться взрослыми». Чего доброго, газеты в трех строках, как о чем-то не заслуживающем внимания, сообщат о ребяческой выходке. Буржуа смогут вдоволь повеселиться. Больше не в силах владеть собой, Анна схватилась руками за голову.
А вокруг продолжалась болтовня.
* * *Они договорились собраться в четыре N часа дня и распрощались. Мендоса на первой же стоянке взял такси. Ему необходимо было повидать одного своего друга, и он боялся опоздать. Приехав на место, он велел шоферу дожидаться, а сам взбежал по лестнице, перепрыгивая через несколько ступенек.
— Можно видеть сеньора Кастро?
Секретарша, крашеная блондинка, с любопытством взглянула на него. Мендоса в своем артистическом кашне не походил на обычных посетителей фирмы. Закончив печатать письмо, секретарша шумно вздохнула и поднялась. Под шелковой блузкой резко выделялась ее полная грудь. Проходя по коридору мимо Мендосы, секретарша гордо выпятила ее. Агустин нетерпеливо и скучающе огляделся вокруг. Над письменным столом крикливый пестрый плакат рекламировал продукцию фирмы. Голые стены были покрыты ссадинами. На этажерке дремал неподвижный вентилятор, похожий на страшный металлический цветок с темными лепестками.
— Пройдите.
Секретарша провела Агустина в маленькую комнату, на дверях которой красовалась надпись: «Директор». Кастро сидел у письменного стола за пишущей машинкой. При виде Мендосы он встал.
