Дзюнпэй Гомикава - Условия человеческого существования
Он поплелся домой. Митико не спала. Он застал ее уныло сидящей у его стола, под их заветной роденовской парой. На бледном лице были заметны следы слез. Она пристально взглянула на Кадзи, она искала у него на лице признаков готовности к примирению.
Не глядя на нее, Кадзи сказал:
— Я, возможно, еще раз «хвачу через край».
— Ты опять за свое! — голос Митико дрогнул.
— Нет, на этот раз в защиту любви падшей женщины и узника.
Полные слез глаза Митико засветились слабой улыбкой. Недолго живет обида в молодых душах. Впрочем, и радость тоже.
Часть вторая
Через два дня ночью убежало еще одиннадцать человек спецрабочих. На колючую проволоку были набросаны рогожи. По-видимому, беглецы перелезли через изгородь по ним. Но рогожи ведь не могли предохранить от тока высокого напряжения! Все бараки были тщательно осмотрены, но безрезультатно; никаких инструментов или приспособлений, которые могли бы облегчить побег, обнаружено не было. Обозленные работники отдела рабочей силы содрали с нар оставшиеся рогожи — пусть теперь поспят на голых досках!
После первого побега, когда убежало четверо, Кадзи сказал Ван Тин-ли: «Ну, уж если бежать, так группами человек по десять, по двадцать». Выходит, они послушались его совета.
— Вот сволочи, прямо издеваются! — выругался Окидзима. На лбу у него вздулись сине-зеленые прожилки. — Хорошо же, теперь я церемониться не буду. Эти старосты у меня покряхтят, но выложат все, — зло добавил он.
— Не кипятись, — холодно сказал Кадзи. — Бараками заведую я, и тебе незачем беспокоиться. Так и скажи директору, что ты тут ни при чем. Всю ответственность в данном случае беру на себя.
— Вон ты какой! — взорвался Окидзима. Глаза у него готовы были выскочить из орбит. — Хватит! Ты что мелешь?
Кадзи смутился: действительно, к чему это чванство? А все Митико, это она подогревает в нем это чувство. И он с неприязнью подумал о жене.
— Ладно, извини. Я хватил через край. Но бить их не надо…
Кадзи доложил о побеге директору по телефону. Тот было раскричался, — у Кадзи даже в ушах зазвенело, — но сразу же утих. Все-таки выход на работу вольнонаемных рабочих повысился на двадцать процентов, а это как-никак заслуга отдела рабсилы. Штурмовой месячник проходит успешно. Добыча руды постепенно приближается к плановой наметке. Поэтому не стоит всерьез ссориться с Кадзи. Да и женщин в бараки пленных стали пускать по его, директора, распоряжению, а побеги происходили как раз на следующий день после того, как женщины посещали рабочих. И если между этими фактами есть связь, то ему тоже не поздоровится.
— Тщательно расследуй все и прими нужные меры. Кстати, подумай, как оправдаться перед жандармерией. — С этими словами директор положил трубку.
— Попробуем узнать кое-что у женщин, — предложил Кадзи.
Цзинь встретила их у входа. Кокетливо улыбаясь, она сказала, что больше всего на свете боится лягушек и красных. Какой же ей смысл помогать им? Ведь это из-за них ее принуждают к постыдному ремеслу, которое вызывает у нее отвращение. О, она с удовольствием откажется от посещения бараков, где ее заставляют удовлетворять скотские желания этих красных. Цзинь проговорила все это, не переводя дыхания, с самым искренним возмущением.
— Хорошо, — сказал Кадзи. — По всей вероятности, мы прекратим эти посещения.
Из барака выскочила Чунь-лань. Она быстро заговорила на ломаном японском языке, чуть не набрасываясь на Кадзи.
— Не надо прекратить! Я ходить! Я ходить!
— Чего это она? — спросил Окидзима у Кадзи.
— Подружка Гао.
— Вот что, — ухмыльнулся Окидзима. — Твой Гао сбежал, бросил тебя, понимаешь? Ты что, не знала?
— Ты говорить неправду! Нельзя! Господин Кадзи, Гао не бежать? Он не бежать?
— А вот сбежал, говорю, — сказал Окидзима.
— Не бежать! Не бежать! Гао здесь. Все бежать — он все равно здесь. Он никогда не бежать.
— А кто говорил, что все будут бежать?
— Никто говорить. Я не знаю.
Окидзима ударил ее по щеке.
— Не принимай нас за дураков! Говори правду!
Из глаз Чунь-лань брызнули слезы.
— Нет, мой Гао не убежит. Он не может оставить меня! — Эти слова Чунь-лань сказала по-китайски.
Окидзима ударил ее еще раз. Чунь-лань пошатнулась.
— Говори!
— Я не знаю. Ничего! Ничего!
Окидзима ударил ее еще три раза подряд.
— Прекрати! — крикнул Кадзи.
— Не прекращу! Недоставало, чтобы она еще издевалась надо мной!
Кадзи притянул к себе Чунь-лань.
— Не плачь. Гао не убежал. Успокойся, ты в самом деле ничего не знаешь?
Женщина сквозь плач повторяла:
— Я не знаю, не знаю.
Кадзи посмотрел на Цзинь. Та все время глядела на Кадзи, но как только их глаза встретились, поспешно отвела взгляд.
— И ты ничего не слышала?
— Если я что-нибудь узнаю, я все скажу вам, господин Кадзи. Потому что я не хочу, чтобы господин Кадзи сердился. Ведь если господин Кадзи рассердится, нам всем плохо будет, — ответила Цзинь смиренным голосом.
— А ты не врешь? Если будешь врать, я и в самом деле рассержусь.
— Господин Кадзи хороший, ему нельзя врать.
Вот и разберись тут. Что думает и чувствует эта женщина? Что скрывается за ее улыбкой?
Выйдя из «веселого домика», Кадзи и Окидзима направились в трансформаторную. Окидзима был мрачен. В трансформаторной ничего подозрительного они не обнаружили. Ночная смена уже ушла. Японец, дежурный утренней смены, упрямо стоял на своем — дежурный ночной смены не мог уснуть. Он категорически заявил, что такая халатность абсолютно немыслима для рабочего-электрика. А если японец-дежурный добросовестно несет свои обязанности, электрику-китайцу просто невозможно выключить ток.
— Запутанная история, — пробормотал Кадзи, когда они вышли из трансформаторной. — Доказать, что ток был выключен, невозможно, нет фактов, но нет и уверенности, что он не был выключен. А если ток не выключался, выходит, одиннадцать человек просто испарились!
— Что они испарились — это факт, — пробурчал Окидзима. — А вот как им это удалось, узнать можно, если только захотеть.
— Каким образом?
— Ты же человек строгий! А в трансформаторной всех по шерстке гладил.
— Что же делать? Улик ведь нет!
Окидзима сердито сплюнул.
— Ладно, делай, что хочешь!
— Да что ты злишься?
— Никто не злится, ерунда! Только ты неисправимый феминист.
— Возможно.
— Баб-то ты хоть немного знаешь?
— Допустим.
— Тьфу! — опять сплюнул Окидзима. — Вот ты из-за пустяка ударил Чена, а стоило провиниться бабам, ты уже и раскис.
— Ладно, женщин ты все-таки поручи мне, раз уж я феминист, — сухо сказал Кадзи, поглядывая в сторону колючей проволоки. — А сейчас я хочу поговорить с Ваном и Гао. Скажи, ты опять будешь драться?
— Не знаю.
— В таком случае иди в отдел. — И Кадзи, оставив Окидзиму, прошел за колючую проволоку к баракам.
Ван Тин-ли появился со стопкой исписанной бумаги. Ван молча протянул рукопись Кадзи.
— Вы, я вижу, последовали моему совету, — сказал Кадзи. — Причем впервые проявили такое поразительное послушание. Если бы вы его проявили по какому-либо другому поводу, я, пожалуй, забеспокоился бы… И еще… Я не знаю, Ван, чем все это кончится, но я твердо убежден, что это дело ваших рук.
Ван молчал, он лишь внимательно следил за движением губ Кадзи.
— Кстати, — продолжал Кадзи, — я думаю, что теперь мне не стоит заступаться за вас. Это все, что я хотел вам сказать сегодня.
Зажав рукопись под мышкой, Кадзи повернулся и ушел.
Не успел Кадзи усесться за стол в отделе, как позвонил директор. Он сказал, что к нему явился Фуруя и посоветовал либо совсем не пускать женщин к пленным, либо оставить все по-прежнему, но завербовать среди них осведомителей.
— Это что, приказ? — холодно спросил Кадзи.
— Нет, я просто советуюсь.
— А вы сами как полагаете?
— Я в этих вопросах дилетант. Ведь редко приходится иметь дело с женщинами. Я полагаюсь на тебя.
Голос директора звучал вполне миролюбиво. Кадзи горько усмехнулся. Начальство умывает руки. Кадзи живо представил себе физиономию директора. Он долго сидел, устремив неподвижный взгляд в пространство, и перед глазами его маячило лишь лицо Куроки.
Чен, глядя на Кадзи, боязливо ежился. Ему казалось, что Кадзи смотрит на него и видит все, что творится в его душе. Вот сейчас он бросит телефонную трубку и вспыхнет от гнева. Может, лучше признаться, тогда станет легче? Какое там легче — тогда ему конец! И все же лучше признаться. Если так будет тянуться долго, он все равно не выдержит. Надо вымолить прощение. Один раз, только один раз Кадзи должен простить. Нет, не простит! Ведь он его побил за какие-то пять килограммов муки. Нет, этот человек не простит, не такой он. А что сделал дурного он, Чен? Помог спастись своим несчастным соотечественникам, только и всего…
