Стив Тольц - Части целого
Следующие несколько недель прошли словно в тумане. Я почти каждый день приходил в кабинет Стэнли. Мы все делали вместе: выбирали гарнитуру, подправляли главы. Он хотел, чтобы таинственный автор написал предисловие, и Гарри принялся за работу — день и ночь не отходил от стола, но текст от меня прятал. Стэнли продал все, чем владел, чтобы оплатить услуги типографии.
— Печатники не представляют, что их ждет, — повторял он. — Когда книга поступит на полки магазинов, они окажутся в центре шумихи. Затем книгу запретят. И это станет ее бесплатной рекламой. Ничто так не повышает продаж, как росчерк пера цензора. Последует всеобщее негодование. Запрещенные экземпляры будут тайно ходить по рукам. Книга заживет собственной жизнью и станет расти словно гриб, во мраке и сырости. Затем раздастся чей-то одинокий голос: «Хо! Да это же гениально!» Следом закивают другие головы, хотя только что ими брезгливо качали. Нашим героем станет тот, кто не верит ни единому своему слову. Но для нас это не имеет никакого значения. К счастью, некоторые критики не могут обойтись без того, чтобы идти вразрез со всеми, — им наплевать, против чего выступать. Если говорится: «Возлюби ближнего своего», они требуют: «Нет! Презирай его — он червь».
Стэнли каждый день пускался в такие рассуждения. И говорил одно и то же. Предрекал книге Гарри великое будущее, хотя постоянно просил открыть ему имя автора.
— Нет, — каждый раз отказывал я. — Имя будет открыто в тот день, когда начнет крутиться печатный станок. — Стэнли бил кулаком по столу и делал все, чтобы выпытать у меня имя.
— Я подставляюсь, Марти, но как я могу быть уверен, что автор — не педофил? Понимаешь, скандал — это одно, я не боюсь скандала, но ни один человек не притронется к книге, если обнаружится, что автор обидел ребенка.
Я заверял его: Гарри — самый обычный и заурядный ворюга-мокрушник.
Как-то раз, проверить, что затеял муж, к Стэнли приехала жена. Она оказалась худощавой, привлекательной женщиной с остреньким носиком, который, как мне показалось, был не вылеплен, а обточен на наждачном круге. Она обошла кабинет, хотела заглянуть в рукопись, но Стэнли накрыл ее газетой.
— Что тебе надо, ведьма?
— Ты что-то задумал?
Муж не ответил, но его улыбка ясно говорила: «Задумал, задумал, но это не твое дело, мерзкая баба!»
Она повернулась ко мне и окинула внимательным взглядом:
— Я тебя откуда-то знаю.
— Вряд ли.
— Это ты как-то просил у меня денег в поезде?
Я ответил, что ни разу не просил денег в поезде, и наврал, потому что один раз просил.
— Визит завершен, — объявил Стэнли и, взяв жену за плечи, повернул лицом к выходу.
— Подожди, я пришла потребовать у тебя развода!
— В любой момент. Хотя предпочел бы овдоветь.
— Сам сдохни, негодяй!
Выпроводив жену в коридор, Стэнли захлопнул дверь перед ее носом и повернулся ко мне:
— Позвони слесарю. Надо сменить замки, а потом продолжим. Стэнли дал Гарри два небольших задания. Первое — подумать над названием книги. Гарри изложил предложения на листе бумаги. Я сел и прочитал, что он написал: «Руководство для преступников», «Руководство для молодых преступников», «Руководство по преступлению для молодых преступников и начинающих», «Преступление: как его совершить», «Как нарушить закон — пошаговое руководство», «Пособие по уголовным преступлениям для чайников». «Путеводитель по преступлениям — от А до Я», «Не подчиняться закону — это очень просто!»
Затем возникла проблема с предисловием. Гарри дал мне черновик и просил ничего в нем не трогать. Но я бы и не сумел ничего тронуть, даже если бы захотел. Текст представлял собой излияния человека на грани душевного срыва. Что-то вроде:
Есть люди, которые пришли на землю специально для того, чтобы писать законы, предназначенные, чтобы ломать дух других людей. И такие, которые пришли, чтобы их дух ломали те, кто призван ломать дух ближних. Но есть и третьи, которые здесь затем, чтобы ломать законы, и это ломает тех, кто пришел сюда ломать дух других людей. Я один из них.
АвторСтэнли отправил текст обратно и попросил Гарри поработать еще. Вторая попытка оказалась не лучше первой:
С вас не только не спускают глаз. Вас не только занесли в списки. Они хотят получить вашу сперму, чтобы добывать из нее паровую энергию и с ее помощью освещать свои жизни. Должен сказать, если вы прочитаете мою книгу и последуете моим советам, то для разнообразия набьете золотом не чужие, а свои карманы, а камни жирным египетским надсмотрщикам пусть таскают чужие дети. Почему бы на этот раз нам их не обставить?
АвторСтэнли считал, что горечь и безумие не помогут увеличить продаж. Я понимал его мысль и мягко попросил Гарри взяться за перо еще раз. Третий вариант я открыл, когда автобус отъехал от остановки и покатил в Сидней. Вот что я прочитал:
Ха-ха! Боготворите меня, сукины дети!
АвторЯ разорвал бумагу и написал предисловие от имени Гарри.
Мир — изобилен, настолько изобилен, что вам кажется: в нем всего достаточно на каждого. Но это не так. Поэтому некоторым приходится хватать, не считаясь с правилами, потому что правила таковы, что если им следовать, то не получишь почти ничего. Многие плутают на этом пути, без назиданий и руководства. Когда я писал эту книгу, то был далек от мысли устроить революцию; в мои намерения входило лишь оказать практическую помощь на дороге тем, кому на ней не повезло: немного осветить, показать ямы и ухабы, расставить знаки въезда, выезда и ограничения скорости.
Ведите машину аккуратно, юные головорезы, очень аккуратно…
АвторНаконец настал день, когда рукопись отправилась в печать. Мне следовало идти к Стэнли и открыть ему имя автора. Мы с Гарри сели на заднем дворе и вместо завтрака выкурили по сигарете. Он разволновался сверх всякой меры, и его руки сильно тряслись. Мы оба старались этого не замечать, и когда мне пришлось зажигать для него сигарету, мы разыграли сцену, будто я — мальчик-слуга в его доме и давно выполняю подобные обязанности.
— Извольте, сэр, — сказал я.
— Благодарю, малыш, — отозвался он.
Небо над нашими головами приобрело странный оттенок — стало зеленым, цвета морских водорослей, как его бассейн.
— Этот издатель. Мы можем ему доверять? — спросил Гарри.
— Безоговорочно.
— Он нас не подставит?
— Нет.
— Когда будешь в следующий раз с ним разговаривать, скажи: я убил семнадцать мужчин, двух женщин и одного ребенка.
— Ты убил ребенка?
— Скажем, подростка.
Гарри подал мне лист бумаги. На нем был текст «От автора». Я взял бумагу и отправился вершить наши судьбы и при этом, вышагивая по улице, яростно размахивал руками, потому что так ходят люди, которым приходится выполнять грязную работу за судьбу.
Со Стэнли я встретился в его кабинете. Он нервничал и не мог усидеть на месте. За две минуты, что я у него пробыл, он, странно жестикулируя, трижды прошел от двери к окну и обратно.
— Ну вот, у печатников все готово. Я жду имя.
— Вот оно: книгу «Пособие по преступлению» написал Гарри Уэст.
У Стэнли открылся рот и оставался в таком положении, пока оттуда не исторгся хриплый выдох:
— Кто?
— Гарри Уэст!
— Никогда не слышал о таком.
Я упомянул все статьи криминального послужного списка Гарри, ничего не пропуская.
— Гарри Уэст, — повторил Стэнли, записывая имя, и его голос звучал слегка разочарованно.
Получив информацию, он написал справку для раздела «Об авторе». Она получилась такой:
«Гарри Уэст родился в Сиднее в 1922 году. За следующие пятьдесят пять лет он успел нарушить все законы Южного полушария. Бежал из мест заключения и в настоящее время разыскивается правосудием».
— Гарри желает, чтобы строки «От автора» поместили впереди.
— Ради Бога.
Издатель бросил взгляд на листок бумаги — там был стандартный текст с благодарностями, какие пишут, если намереваются предварить ими работу всей жизни.
«Я хотел бы поблагодарить отца за то, что он привил мне вкус к насилию, бабушку, которая привила вкус к насилию отцу, а тот, в свою очередь, мне. У меня детей нет, поэтому вынужден передавать его знакомым и первым встречным. Также хочу поблагодарить систему уголовного судопроизводства Нового Южного Уэльса, которая научила меня, что такое несправедливость, полицию штата — за ее неутомимую продажность и жестокость, насилие в кино, благодаря которому мои жертвы стали не такими чувствительными и не сразу орут „ой-ой!“, моих жертв — за все, что они потеряли, моих победителей — за урок, что нет никакого позора в застрявшей в мягком месте пуле, и, наконец, моего редактора, друга и брата в уединении Мартина Дина».