Дэнни Уоллес - Человек-да
ничего такого, что хотя бы отдаленно подходило под определение наркотиков класса «А». Если б меня
спросили, я, наверное, даже и не перечислил бы их все. В кругу моих друзей никто наркотиками не увлекался.
В сущности, наркотики я попробовал лишь один раз в жизни, когда выкурил ту смешную сигарету в Брикстоне,
в компании борцов за мир. И вот теперь я, как типичный амстердамский турист, сижу в какой-то чудной
«лавке» с каким-то южноафриканцем, который считал, что употребление наркотиков — самое обычное дело, и
готовился скакнуть на следующий уровень.
— Руководствуйся только собственными желаниями, тебя никто не заставляет, — сказал Ян. — Ты ведь
хотел посмотреть, как я живу. А я намерен немного расслабиться...
Он встал и направился к бару, а я остался сидеть за столом, споря с собственной совестью. Нет, не могу я на
это решиться, твердил я себе. С другой стороны, продолжал рассуждать я, это же Амстердам — город больших
возможностей. Если здесь не сказать «да», тогда где ж еще? Я вдруг приободрился. В моей жизни наступал
переломный момент. Если я рискну попробовать настоящие наркотики — то есть сделаю то, что в Лондоне мне
никогда бы и в голову не пришло, — это будет означать, что я способен совершить нечто дурное. То есть что я
— человек решительный.
И, черт возьми... как сказал Ян, это даже не противозаконно. Во всяком случае, формально не является
нарушением закона.
Минутой позже вернулся Ян. Он закурил «козью ножку», которую купил, и вновь сел. Потом положил на
столик маленькую таблетку и пододвинул ее мне.
— Попробуй это, — сказал он. — Башку снесет.
Весьма подозрительная рекомендация.
Я посмотрел на таблетку.
— Ян... когда ты сказал, что это штука башку мне снесет... э-э... я как раз думал о том, чтобы попробовать
что-то более приятное и легкое. У тебя есть что-нибудь такое, что не очень сильно действует на голову —
просто щекочет нервы? Судя по твоим словам, это что-то... очень уж возбуждающее. Я на такое не
рассчитывал.
Ян попытался успокоить мои тревоги, но безуспешно. Но потом я вспомнил то, что он сказал чуть раньше:
«Возможности есть всегда. Если их нет, значит, ты просто их не используешь». Что ж... это тоже своего рода
возможность. Удобный случай попробовать что-то новое. То, что — если бы не определенная череда
случайных «да» — я никогда бы не попробовал. Уровень 5 в чистом виде.
Внезапно я вспомнил еще кое-что.
— Эй... а ты... ну, знаешь... уже под кайфом?
— Немного.
Я поддался вперед за столом и посмотрел ему прямо в глаза.
— Представь, что есть магазин под названием «Пицца в шляпе», и там продают только шляпы в форме
пиццы.
Ян наморщил лоб, но потом качнул головой.
Невероятно, думал я. Никто не реагирует на мою шутку.
— Бог с ним, — сказал Ян. — Ну что, рискнешь?
Ответ у меня уже был готов: «да».
— Как называется?
— В переводе — «бомба для мозгов»... что-то в этом роде.
— Бомба для мозгов? — переспросил я.
— Да, примерно.
— Но что это такое? Я не стану есть бомбу для мозгов, пока не узнаю, из чего она сделана.
— Ее не едят. Это немного похоже на ЛСД, только как двойная доза.
— Ничего не понимаю.
— Сильный наркотик, но безопасный. Я тоже его приму. Не дрейфь, все будет хорошо.
Ян улыбнулся. Его уверенный тон действовал успокаивающе, но я все равно нервничал. Словами не передать,
насколько для меня все это было необычно. Я никогда и помыслить не мог, что стану со знанием дела
употреблять наркотики. Помнится, в детстве я даже допотопный детский диспирин боялся принимать: думал, у
меня возникнет ощущение отстраненности. Как же, Господи помилуй, я совладаю с психотропной «бомбой для
мозгов»?
Тем не менее одновременно с Яном я взял со стола таблетку и медленно, осторожно положил ее в рот.
На следующее утро ровно в семь часов я проснулся в амстердамской гостинице «Новотель». Резко сел в
постели, вытянувшись в струнку, — один, сконфуженный, с пересохшим ртом и вытаращенными глазами.
Я знал, что последние девять часов я что-то делал, но что и как — понятия не имел. Я все еще был не в себе, голова кружилась, на лицо налипла наклейка с изображением деревянного башмака. Постепенно в сознании
начали всплывать некоторые картины. Мужчина. Мигающий свет. Я глянул на пол, увидел свои джинсы и одну
кроссовку, а рядом — маленький черный одноразовый фотоаппарат. Я дотянулся до него, взял в руки. Пленка
была полностью использована. На полу, под дешевым журнальным столиком, лежало еще что-то. Какой-то
свернутый листок бумаги. О Боже. Только не говорите, что я женился, прошу вас. Пожалуйста, не говорите, что
я вернулся в кожаный бар и там женился.
Я вылез из постели — в висках стучало — нагнулся и поднял рулончик. Мне он показался удивительно
тяжелым. Впрочем, тяжестью было налито и все мое тело.
Я развернул листок и... Господи Боже мой... что это?
То, что я увидел — странное, сбивающее с толку изображение, — привело меня в ужас. В полнейший ужас.
На бумаге углем искусно был запечатлен я с крошечной собачкой.
Неожиданно ко мне вернулась память.
Уличный художник, мимо которого мы проходили на Лейдсеплейн, спросил, хочу ли я, чтобы он нарисовал
мой портрет. Я захихикал и крикнул: «Да!» Но только — и я это особо оговорил — если он запечатлеет также и
мою собачку. «Какую собачку? » — удивился художник.
«Ну как же, маленькую собачку, что сидит у меня на плече», — объяснил я.
И теперь вот оно — наглядное свидетельство моей прогулки по Амстердаму с крошечной собачкой на плече.
Прогулки, которой я почти не помнил, потому что находился в состоянии наркотического опьянения. Мне
кажется, в моем воображении эта моя собачка даже умела разговаривать.
Но это еще не все. Помимо портрета — о Боже! — у меня оказались и фотографии! Фотографии! Целых
двадцать четыре штуки. Должно быть, кто-то из нас — Ян, либо я сам — купил фотоаппарат, пока мы бродили
от бара к бару, шатались по улицам, счастливые и веселые благодаря взрывному воздействию амстердамской
«бомбы для мозгов» и крепкого пива!
Я опять посмотрел на свой портрет — в холодном свете ясного утра. Черт возьми, что мне с ним делать? Не
выбрасывать же — я заплатил за него деньги. Но не могу же я увезти его домой и подарить маме. Как я
объясню, откуда взялась у меня на плече собачка? Скажу, что просто не заметил ее? Что она запрыгнула в
последний момент? Забавно, что портрет, появившийся в результате того, что я просто сказал «да», фактически
свидетельствует в пользу позиции: «Просто скажи "нет"».
Больше ничего о событиях той ночи я не помню. Хотел бы вспомнить, но, увы, не могу. С того вечера Яна я
больше не видел и вестей от него не получал. И я по-прежнему категорически против употребления влияющих
на мозг веществ, которые запрещены законом (и даже против тех, что законом не запрещены). А о том, что
произошло со мной, я рассказываю в надежде, что, может быть, какой-нибудь юнец, приехавший в Амстердам,
прочтет это и ни за что не согласится позировать уличному художнику с воображаемой миниатюрной собачкой
на плече.
И вот мое публичное заявление. Если вы решили подсесть на наркотики и нуждаетесь в помощи, я могу
показать вам две фотографии. На одной я запечатлен в центре Амстердама — тычу пальцем в автобус, у
которого, я уверен, большие красивые глаза. На второй я лежу, раскинув руки, посреди дороги и пытаюсь
поймать луну.
Я не поместил эти фотографии в этой книге только потому, что ни одна мать не заслуживает того, чтобы
узнать, что она вырастила ловца луны.
Домой в Лондон я вернулся удовлетворенный тем, что — благодаря Альберту Хейджну и знакомству с миром
«бомбы для мозгов» — моя тактика согласия преподнесла мне два жизненно важных урока.
Третий урок — в том, что мужчины не должны выгуливать котов.
ВЫДЕРЖКИ ИЗ ДНЕВНИКА СОГЛАСНОГО: 2
18 июля
На последней странице газеты «Метро», которую я нашел в лондонской подземке, я прочитал
поразительнейший вопрос. Помещенное в рамку небольшое рекламное объявление гласило: У ТЕБЯ САМАЯ
НЕМЕЦКАЯ ВНЕШНОСТЬ ИЗ ВСЕХ БРИТАНЦЕВ? Рекламное агентство искало британца с самой немецкой
внешностью, которому предлагалось сняться на телевидении. Я поразмыслил несколько минут, пока ехал в
метро. Интересно, похож ли я на немца? Я попытался вспомнить, как я выгляжу. Да, пожалуй, я мог бы сойти за
