Питер Мейл - Хороший год
Он отвел мадам Паспарту назад к ее друзьям, поблагодарил за урок танцев и тут увидел Фанни; она улизнула к вертелу с барбекю и уже наполняла две тарелки. Подойдя сзади, Макс тронул ее за руку. Фанни вздрогнула и отпрянула, но, увидев Макса, заулыбалась:
— Я думала, это он, опять плясать потащит. Сказала, что мне нужно вас накормить, только так смогла отвязаться. — С этими словами она вручила ему тарелки с розовыми и подгоревшими до черноты кусками баранины; на запеченной картошке с сыром золотилась аппетитная корочка. Фанни надула губки: — Впрочем, вы прекрасно провели время с Мими. Со всеми так танцуете?
— А, так ее зовут Мими? Я и не знал.
Отличное имя для такой ловкой танцорки, подумал он.
Вернувшись к столу, они обнаружили, что Чарли с Кристи еще не вернулись из своего темного уголка. Наконец-то Макс остался с Фанни наедине.
— А ведь с момента нашего знакомства мы сейчас впервые вдвоем, не считая, конечно, полутора сотен посторонних людей.
Фанни подняла на него округлившиеся темные глаза:
— Где тут посторонние?
Забыв про еду, Макс ласково приложил ладонь к ее щеке.
— Знаете, мне кажется...
— Ничто, ничто на свете не разжигает аппетит так, как быстрый пасодобль! — послышалось рядом. Это вернулся Чарли, взъерошенный, слегка обалдевший и совершенно счастливый. — Попробуй, сам увидишь. — Спустившись наконец с седьмого неба, он разглядел волнение на лице друга: — Ох! Виноват, помешал. Черт меня побери!
Чарли прямо-таки корчился от неловкости, смущения и раскаяния.
— Что он говорит? — со смехом спросила Фанни, слегка касаясь бедром бедра Макса.
— По-моему, он волнуется, что у нас ужин остывает, — сказал Макс, глядя на до смешного покаянную физиономию Чарли. — Давай-ка садись с нами. А куда ты дел Кристи?
Чарли вновь засиял от счастья:
— Она нам еду набирает. Чудо, а не девушка. Вечер просто замечательный. — Он одарил Фанни широкой улыбкой. — Bello fiesta[173]... А, вот и она.
Поставив тарелки на стол, Кристи села и недовольно покачала головой:
— К вашему сведению, юристка тоже сюда явилась. Я даже опасалась, что она пригласит меня танцевать. Макс, объясни ему, — попросила она, заметив, что Чарли крайне озадачен ее словами.
Все принялись за еду, а Макс по-английски и по-французски (ради Фанни) рассказал о проделках местного нотариуса, и друзья завертели головой, высматривая среди собравшихся Натали Озе. Первой ее заметила Фанни. Натали сидела за столом вместе с четой Вильнёв-Лубэ и стройным, модно одетым пожилым господином. Презрительно фыркнув, Фанни назвала его accessoire[174] Натали. Макс же искренне обрадовался ее появлению. Навряд ли она пришла бы, если бы Руссель проговорился ей про вино. Но пусть лучше эта история подождет до завтра.
Сыграв несколько номеров, восторженно принятых публикой, аккордеонисты вернулись в кафе и налегли на анисовый ликер; диск-жокей тем временем отлаживал звук. Сначала из усилителей раздался треск, но его тут же сменила ритмичная музыка, и площадь заполнил тягучий, хрипловатый и неотразимо обольстительный голос Дианы Кролл. Пела она по-английски, но всем было ясно, что это не просто песня, а зовущий к любовным утехам жаркий шепот:
Кто знает, что ждет там в ночи,
Но пока месяц в небе сияет
И от нежности сердце тает,
Пусть мелодия эта звучит.
Макс встал, взял Фанни за руку и ощутил под пальцами ее учащенный пульс.
Кристи улыбнулась и подмигнула:
— Танцуйте в свое удовольствие, будто вокруг ни души.
И они отдались танцу под одобрительными взглядами tout le village[175], только Гастон был мрачен.
ГЛАВА 18
На следующее утро мадам Паспарту явилась позднее, чем всегда, и сновала по дому тихо, как мышка, без обычного грохота. Некоторый перебор с танцами и вином давал себя знать, и наутро она испытывала упадок сил, поэтому хозяйственные дела не вызывали прежнего рвения. На сей раз она не распахнула ставни настежь, а осторожно их открыла; пылесос, от рева которого тяжелые с похмелья головы прямо-таки раскалываются от боли, пока мирно стоял в кладовке.
В доме царила тишина, изредка нарушаемая глухим стоном, доносящимся из водопровода. Но если бы распаленное любопытство мадам Паспарту могло быть озвучено, раздался бы оглушительный вопль. Накануне вместе с приятелями и прочими жителями Сен-Пона она внимательнейшим образом наблюдала, как танцуют Кристи с Чарли и Макс с Фанни, и все зрители пришли к определенным выводам. А потому, учитывая особую привилегию мадам Паспарту — свободный доступ во все уголки дома, — друзья поручили ей выяснить, насколько обоснованны эти выводы. Разумеется, из самых лучших побуждений.
В задумчивости и сомнениях она стояла посреди кухни, ожидая наития свыше. Под каким предлогом — естественно, самым благовидным — может она открывать двери спален и считать головы на подушках? Висевшие на стене часы уже показывали почти половину одиннадцатого. И тут ее осенило. Ей припомнилось интервью, напечатанное как-то в журнале "Телерама". Отличная идея! Журналист расспрашивал известного английского киноактера, называя его un vrai Cockney[176]. Актер сказал, что все англичане обожают с утра пораньше выпить в постели чаю — настоящего чаю, настолько крепкого, что ложка в нем стоит торчком.
Мадам Паспарту налила в чайник воды и подготовила поднос с завтраком: заварочный чайник, чашки с блюдцами, сахарницу и кувшинчик с молоком (причуда странная, но англичане предпочитают именно чай с молоком). Затем, отыскав пачку пакетиков "Эрл Грей", вероятно, оставшихся еще от дяди Генри, заварила чай, как она надеялась, самым что ни на есть английским способом, поскольку оставила пару пакетиков киснуть в заварочном чайнике, пока настой не приобрел цвет креозота.
Поднявшись на второй этаж, она чуть помешкала и свернула налево, к спальне, приготовленной для Чарли. Склонив голову набок, постучала в дверь. В ответ — ни звука. Она опять постучала, затем толкнула дверь.
Глазам ее предстал типичный холостяцкий беспорядок: на кресле в углу кучей свалена небрежно сброшенная одежда. Но самого Чарли не видно и следа. Постель не тронута, как и коньяк на столике. С фотографии в рамке по-прежнему царственно улыбается королева; сама того не сознавая, мадам Паспарту улыбнулась в ответ. По всей видимости, парочка скрывается где-то еще. Так я и думала, пробормотала себе под нос мадам Паспарту.
Но не пропадать же свежезаваренному чаю, решила она и направилась в спальню Макса. Та же картина: совершенно пусто и постель не смята. Мадам Паспарту вернулась на площадку, обдумывая свой следующий шаг: не совершит ли она бестактность, если заглянет в спальню к американочке? Нет, ничего... И тут послышался шум подъезжающей машины. Мадам Паспарту, балансируя подносом, заспешила вниз; едва она вбежала в кухню, как вошел Макс — взъерошенный, небритый, с сияющим от счастья лицом и бумажной сумкой, в которой виднелись круассаны и французский батон.
— Прелесть что за утро! — воскликнул он и, к большому изумлению мадам Паспарту, расцеловал ее в обе щеки. — Как вы себя сегодня чувствуете, дорогая? Я только что вернулся из деревни. Чудный, прекрасный денек! Вы уже оправились от вчерашних танцев? — Он положил сумку с круассанами и батоном на стол и заметил поднос с чаем на двоих: — Что это? Завтрак в постель?
— Это я приготовила для месье Чарльза, но в спальне его нет.
— Не может быть! В самом деле? Уж не заблудился ли он по дороге?
— Его машина, однако, стоит возле дома, — с невиннейшим видом заметила мадам Паспарту. — Куда он мог подеваться?
— Как и вы, мадам, теряюсь в догадках, — ответил Макс, сильно подозревая, что догадки их весьма схожи. — А в спальню к нашей молодой гостье вы, случайно, не заглядывали?
— Конечно нет! Как вы могли такое подумать?! — она возмущенно фыркнула и поспешно сменила тему: — А вы, месье Макс, хорошо себя чувствуете? Как вам вчерашний праздник? Позвольте заметить, вы подаете в пасодобле большие надежды.
— Немудрено, ведь я побывал в чрезвычайно опытных руках.
На этих словах он вспомнил другие руки, с которыми расстался всего полчаса назад, и невольно покраснел.
Мадам Паспарту была более или менее довольна своим расследованием: теперь можно с полным основанием рассказать приятелям не об одной, а о целых двух пустовавших ночью спальнях. Она принялась варить кофе, и вскоре восхитительный запах свежемолотых кофейных зерен заполнил кухню, а мадам стала делиться с Максом своими впечатлениями и воспоминаниями о вчерашнем веселье. Там случился один эпизод — быть может, месье Макс его не заметил... Гастон, поставщик мяса, напился в стельку и попытался ухватить за derrière[177] мэтра Озе, но получил такую оплеуху, что еще долго ходил с отпечатком пятерни на щеке. Популярность американцев к концу вечера резко подскочила, все захотели выпить с ними после того, как они, не ограничиваясь аплодисментами, одарили аккордеонистов своими бейсболками. Дочка булочника... Впрочем, лучше не будем про эту девчонку и молодого цыгана. А мэр наконец собрался с духом и пригласил танцевать вдову Гоннэ. В общем, праздник удался.
