Десять поколений - Арфуди Белла

Она же, твердо решившая, что сохранит семью, чего бы ей это ни стоило, ни разу мужа об Анаит не спросила. Только с тех пор стала отчаянно молиться, чтобы Ходэ послал им ребенка. Как любой женщине, выросшей в условиях патриархата, ей казалось, что ребенок свяжет их с мужем навсегда. Вариант развода она не рассматривала. Она кривилась, представляя, как отреагируют ее родители: вернулась к ним обуза на шею. Да и соседи начнут шептаться, что она испорченный товар, ведь в разводе всегда виновата женщина. Спроса с мужчины не бывает. Он может еще хоть десять раз жениться и обзавестись новыми детьми. Женщина же остается совершенно одна без надежды обрести нового мужа или хотя бы пригоршню свободы.

Несмотря на решительный настрой Тары, долгожданная беременность все никак не наступала. Сначала ей не виделось в этом ничего страшного, всякое бывает. Не каждому ребенок дается сразу же. Но спустя полтора года жизни с мужем, когда вопросом о детях Тару стали мучать все вокруг, беспокойство пришло и к ней. Поглаживая свой плоский, словно гладь озера, живот, она каждый раз надеялась на задержку месячных. Когда же замечала кровь, то впадала в отчаяние и могла проплакать весь день до прихода мужа с работы. К счастью, Шиван как будто ничего не замечал, а о ребенке даже не задумывался. Ни разу он не спросил, почему жена еще не беременна. Иногда Таре казалось, что в глубине души он даже этому рад, но сказать наверняка не могла. Пытаясь успокоить себя и взрастить надежду, она стала молиться не только Ходэ, но и ходить в грузинскую церковь недалеко от их дома. Внушала себе, что Ходэ считает своим домом даже мечеть. Нет большой разницы в том, из какого дома обращаться к Богу, если веришь в то, что он един и всемогущ.

Заходя в темное, пропитанное запахом свечей помещение, Тара удивлялась его аскетичности и втайне любовалась грустными лицами, следившими за ней с живописных старинных икон, хотя езидам они были чужды. Молиться полагалось напрямую Богу, все остальное считалось идолопоклонничеством. Купив за пару монет тоненькую свечку, она с величайшей осторожностью устраивала ее среди собратьев и начинала горячо молиться. Ее просьба всегда оканчивалась одной и той же фразой:

– Если хочешь, Господи, можешь даже забрать мою жизнь в ответ на новую. Дай лишь мне немного времени, чтобы вырастить дитя.

Таре казалось, что если говорить на езидском с Богом в грузинской церкви, то на небесах могут что-то напутать, поэтому все свои просьбы она проговаривала на ломаном грузинском, которым уже успела немного овладеть. Спасибо соседям, всегда желавшим переброситься с ней парой фраз.

Так Тара ходила в церковь еще полгода, словно на работу, не пропуская ни одного дня. Какая бы ни была погода. Даже если у нее не было настроения, поход в церковь она никогда не отменяла. Когда же постоянные молитвы и свечи не дали результата, Тара решила, что пора обратиться к тем, кого она побаивалась, но считала способными помочь в любом деле, – знахаркам и ведуньям. Заручившись рекомендацией одной из сочувствующих ей соседок, она направилась на самую окраину Тбилиси в маленький покосившийся домик, где жила скрюченная, словно больное дерево, старуха. Комнаты в ее доме были полны сухоцветов в старинных вазах, свечей и блюдец с водой. Помимо старухи в доме жили еще три кошки: черная, белая и рыжая. Все пушистые и очень чистые, они выглядели ухоженнее старухи. Та, кряхтя, поглаживала их по очереди, пока они вились у ее ног.

– Зачем пришла? – без особого интереса спросила старуха. Ее голос был настолько тихим, что Таре приходилось напрягаться, чтобы разобрать слова. Тем более что говорила она на грузинском.

– За помощью, – не сразу нашлась Тара, словно стыдясь своего появления в этом месте. – Мне подсказала обратиться к вам Тамара. Сказала, вы сразу поймете.

Старуха кивнула, приглашая идти за собой вглубь дома. Усадив Тару за небольшой круглый стол, накрытый черной материей, она села напротив нее. На столе лежала потрепанная колода карт Таро. Казалось, если к ним прикоснуться, они превратятся в прах. Старуха стала их тасовать неожиданно быстрыми для ее возраста движениями. Уловив удивление Тары, она усмехнулась.

– Ты не смотри, что я немолода. Сил во мне столько, что еще на три жизни хватит. Мать моя до ста пятидесяти лет, царствие ей небесное, прожила.

Она протянула Таре колоду, чтобы та вытащила любую карту. Щурясь, она внимательно ее изучила и положила в центр стола. После стала хаотично (или так только казалось Таре?) скидывать на стол другие карты. Что-то перекладывала, затем возвращала на место. Коты тем временем ходили вокруг них, заинтересованные происходящим таинством. Один из них ластился к Таре, оставляя на ее платье рыжую шерсть. Тара погладила мурлычущего кота и стала почесывать его за ухом.

– А ты ему нравишься, – сказала старуха, отложив остаток колоды в сторону. – Жаль, этого нельзя сказать о твоем муже. Совершенно к тебе равнодушен. Другая живет в его сердце. – Она взяла со стола карту с изображением девушки в средневековом одеянии, с длинными, до пят, черными волосами и повернула ее к Таре. – Видишь? Это она. Нет тебе места в его жизни и никогда не будет. Чужая ты. Будешь с ним всегда жить словно с незнакомцем.

У Тары защипало в носу. К глазам стали подступать слезы, но вылиться не могли.

– Но ты и сама ведь это знаешь. Знаешь же?

Тара крепко держалась за стол пальцами. По телу разливался озноб. Она еле слышно шепнула, что знает.

– И зачем пришла? Неужели приворожить хочешь?

Тара испуганно отшатнулась. Кот, не ожидавший от нее резких движений, возмущенно мяукнул и убежал в дальний угол.

– Не хочу.

– Так чего тебе надобно?

Тара замялась. Может, это все большая ошибка? Разве правильно обращаться к потусторонним силам, если сам Ходэ отказывает ей в ребенке? На все воля Божья, и для всего есть причина. Возможно, ей и суждено быть матерью, просто не сейчас. Но, с другой стороны, если ребенка не будет в ближайшее время, кто знает, вдруг Шиван от нее уйдет. Что ей тогда делать? Возвращаться домой и всю оставшуюся жизнь провести в доме родителей? Родственники только и будут, что ее попрекать, она станет их вечной служанкой. Станет молиться о смерти, которая подарит ей покой. Нет, нельзя соглашаться на такую судьбу. Ей всего лишь недавно минуло двадцать. Кто знает, сколько ей еще жить. Вдруг это лишь четверть ее жизни. Тогда ей придется провести остаток дней на правах бесплатной домработницы для братьев, а после – быть нянькой для их детей.

– Ребенка. – Голос Тары стал тверже. – Мне нужен ребенок. Сын.

– Всем вам нужен сын. Как будто только в них и заключено счастье. Ни разу никто не попросил дочь.

Тара покраснела. Как будто ее снова отчитывают в школе за плохо сделанную работу. Но тем не менее не отступилась от своего желания:

– Сын.

Старуха взяла ее за руку и положила ладонью кверху. Своими шершавыми пальцами она изучала линии судьбы Тары и периодически надавливала на какие-то точки огрубевшими желтыми ногтями.

– Будет тебе сын. Скоро совсем. Такой высокий красавец вырастет, что все будут завидовать. Статный мужчина.

Уголки губ Тары задрожали. Глаза вмиг стали сухими.

– Точно говоришь?

Старуха оскорбленно откинула руку Тары.

– Я никогда не вру. Мне оно зачем? Всегда всем говорю, что вижу. Даже если это смерть или большая трагедия. Пусть каждый потом живет с этим знанием, как сам того пожелает.

Снова разложив карты, на этот раз уже не по кругу, а крест-накрест, старуха долго обдумывала свои слова и терла оплывший подбородок, из которого торчали жесткие черные волоски.

– Только ты его таким не увидишь. Не застанешь ты сына взрослым. Не увидишь внуков своих, – разведя руки в стороны, обреченно произнесла она. – Не судьба. Жизнь за жизнь. Так ты просила?

Озноб продолжал бить Тару. Ее руки похолодели, розовые ногти стали синеть. Губы пересохли. Тара почти слышала собственное сердцебиение. Как будто прорываясь сквозь туман, она все вглядывалась в лицо ведуньи. Еле различая свой голос, спрашивала, можно ли обмануть судьбу. Ей хотя бы увидеть, как сын пойдет в школу. Успеть насладиться несколькими годами его жизни.