Игорь Свинаренко - Записки одессита
– Я тебе здесь постелю.
Я все понимаю, ну, знаешь, как бы там… Но говорю:
– Не, не будем.
– Ну, хрен с ним, тогда просто спи.
Великая девушка! А назавтра у нее случайно был день рождения. Я у нее вроде в качестве подарка…
Вечером пришли гости. И вот они сидят все за одним столом. А люди такие. Значит, Резо Габриадзе – бля, а на дворе 84-й год, на секундочку! Андрей Битов с Людой Хмельницкой, двоюродной сестрой Натана Щаранского. Боря Хмельницкий, а рядом с ним еврей-стоматолог какой-то очень важный. Потом пришел пацан какой-то, и Хмельницкий говорит:
– Лидочка, извини, это один наш актер. У него дочка сегодня родилась. Можно он сядет за стол?
– Да хер с ним, пусть садится.
Это был Леня Ярмольник – ну, который на тот момент был известен как цыпленок табака.
И вот идет пьянка беспрерывная, люди орут, курят, размахивают руками, говорят всякие глупости.
Одни уходят, другие приходят… Прошло три месяца.
Приезжаю я на защиту к одному корефану, пьянствуем в общежитии вместе с моим аспирантом Фроловым, он был старый неудачник, лет на десять старше меня (покойный, умер потом от рака). Вдруг звонит Маргоша, моя московская знакомая, и говорит:
– Не забудь, пожалуйста, что завтра день рождения у Марины, ну, ты ее знаешь, приезжай.
– Какая Марина? Я не знаю, кто это.
– Да ладно тебе. Не знаешь. Приезжай, водка будет, закуска хорошая, только надо купить цветы.
Маргоша была удивительная женщина, легенда нашего аспирантского общежития. Она уже со мной не трахалась на тот момент, уже ничего такого, но добрые чувства ко мне у нее остались, и она просто пригласила меня, чтобы я выпил и закусил.
На следующий день, поднявшись с трудом с постелей, мы с Фроловым (которого я тоже позвал на этот непонятно чей день рождения, пусть, думаю, пожрет человек) купили цветы за немыслимые деньги, рублей за пять, и поехали на метро на станцию «Ждановская», к этой Марине. Цветы были очень красивые… Но, когда мы сели в метро и проехали две остановки, цветы эти сникли – оказалось, они были замороженные: люди их собирали на кладбищах, замораживали и продавали. Денег на новые цветы и на подарок у нас не было. Да… Давайте выпьем за то время!
Дзын-н-н-ь. Выпили.
– Это начало истории, preface. Приехали мы в ресторан, где этот день рождения… Заходим в зал, и я вижу ситуацию совершенно феллиниевскую. Сидят 20 баб, нафаршированных, в богатых шмотках, в кружевах, а мужиков человека три. Стол накрыт по большому счету: икра черная и все к ней. Оказывается, это торговые люди гуляли. Значит, заходим… Именинница кидается со мной целоваться: «Егор, я так рада, что ты пришел!» Я могу на Библии поклясться, что прежде никогда ее не видел. Как выяснилось, она была директор магазина, эта именинница. Короче, мы сели с аспирантом за стол… Сидим голодные, без подарка, цветы померзли, у самих тоже вид блеклый, да и одеты не очень, – всем понятно, что ребята просто пришли пожрать. Осматриваемся: телок очень много, причем телки хорошие, упакованные. А напротив меня сидит мужик, такой волчара, скуластый, костистый, с большим кулаком. Сидит и смотрит на меня все время. Потанцевал я с одной телкой, с другой, возвращаюсь за стол, и вдруг он говорит мне: «Ну ты доцент, что ли?» А мы тянем с моим аспирантом такую игру, что он профессор, а я доцент. И он говорит: «Доцент тупой?» Помнишь, дурка такая была, шутка откуда-то? Я говорю: «Ну так, получается». Он подходит и садится со мной рядом: «Ну чё ты?» И задирает меня явно. Чего он ко мне приебывается, думаю, – вроде нам нечего делить? Раз меня цепляет, два… И так, и так, и этак. А Фролов был очень здоровый мужик, шкаф такой, мастер спорта по гимнастике, он мог 80 раз отжаться, – и вот он недобро смотрит на этого парня. А я спускаю все на тормозах. И посматриваю на хозяйку, которая завмаг, – она по меркам 84-го года была миллионершей, а я нищим, по любым меркам. Мы с ней получали по 200 рублей – только она в день, а я в месяц. Меня сильно смущает эта разница, и я никаких шагов не делаю… Но в какой-то момент Марго мне говорит: «Пойди, пригласи именинницу». Иду: «Можно вас пригласить?» «Ну, давайте». Танцую с ней абсолютно корректно, полтора метра, это важно – позже станет ясно почему, – и думаю, как бы поскорее дотанцевать, а то вон еще икру принесли черную, я теряю время. Тут как раз подходит один из гостей, такой Моня с толстым животом, и отбирает у меня именинницу! Все вроде как по заказу, если б не одна деталь. Он при этом мне говорит: «Иди отсюда». Я его мог бы одним ударом убить. Но я без подарка, я принес цветыу мороженые – так что надо смириться… Я смирился и" за столом только шепнул аспиранту: «Какой-то на– f® гловатый пацан». А Фролову только дай команду^ Он, бывало, чуть выпьет, так сразу хочет сражаться за справедливость…
Это было так очевидно все: двое нищих на празднике у завмагов, сидят, утираются. Именинница понимает, что случился конфуз в их торговой среде, и хочет его как-то сгладить. Подводит к нам этого толстого противного Моню и говорит ему: «Ты не прав. Извинись перед Егором, ты же мне обещал». Но Моня не извиняется, а берет меня пятерней за харю и говорит этой телке: «Да пошел он на хуй». И уходит. Вот так оно было. Но когда Моня сделал это, я понял, что курок взведен и спусковой крючок будет непременно нажат. Я сказал Вите: «Щас мы их будем мочить». И нам обоим ясно, что вдвоем мы их всех поубиваем, этих завмагов, легко. Я осматриваюсь…
Вижу, волчара сидит напротив меня, смотрит на это все, расслабленный такой, улыбается. Я не знал тогда, кто он такой, но он был по рангу первым в этой компании, такое сразу видно. И я ему говорю: «Слышь, иди сюда». Подходит, смотрю: он здоровый малый… Садится.
– Это ты сказал, что доцент тупой?
– Ну ты же и правда тупой.
– Ты уверен в этом? И тут я ему дал в нос головой. Если уж
убьешь, то надо бить. У него сразу потекла кровь с двух ноздрей. Он сидит, молчит. Сразу взял салфетку со стола и приложил к носу.
– Слышь, ты, пидорас, – это я ему. А он молчит. Витя со своей стороны хватает его за яблочко и говорит: Ты, пидор, все понял? Отвечай, когда тебя спрашивают!
Понял, нет вопросов. – Ну тогда сиди и молчи. И тут деталь набоковская: волчара стал масло жрать, сливочное, его подали к икре, и оно было в шарики скатано. Он ест, а Витя его спрашивает:
– Ну что, тебе еще по ебальнику дать?
– Не, не, пацаны, я все понял.
Мы вроде успокоились. Было как-то странно: сперва волчара задирал нас, а мы не задирались. А когда Моня завел нас, мы не стали его бить, сразу выступили с вол-чарой. Наверно, нам хотелось, чтобы все было честно, в порядке очередности.
Я сказал:
– Так, а теперь с Моней разборка.
И сказал ему до драки тот же текст, что волчаре – после:
