Олег Рой - Паутина лжи
Помолчала немного и вдруг произнесла:
– Три года назад я в один день потеряла всю свою семью. До сих пор помню во всех подробностях, как это случилось. Мы ехали с дачи, болтали и смеялись. Отец вел машину, мама сидела рядом с ним, мы с братиком сзади. Дорога была свободна, мы мчались на большой скорости, поскольку папа всегда любил лихачить… Нам всем было очень хорошо. Знаете, мгновения перед смертью бывают на редкость прекрасными… Шоссе было ярко освещено солнцем, и в голову не могло прийти, что это на самом деле не трасса, а тоннель, ведущий на Страшный суд… Стоял март, знаете, та самая пора, когда небо вдруг становится высоким и чистым, выглядывает солнце и не остается сомнений, что весна уже на пороге. Мне только что исполнилось шестнадцать лет, я была влюблена и думала, что ничего в мире не способно выбить меня из колеи… И тут почувствовала страшный удар. Помню только, как зазвенели, вылетев, стекла… Вот так, в одну секунду разбилась жизнь семьи. Счастливой, благополучной семьи. Еще я помню, как надо мной склонились люди и понесли куда-то мое тело… А я в этот момент видела свое тело со стороны, откуда-то сверху. А еще видела рядом маму, папу и брата. Мы все смотрели на свои тела и не могли понять, почему нас никто не слышит, почему, когда мы дотрагиваемся до людей, они никак не реагируют? Потом папа взял брата за руку и пошел с ним куда-то вверх, в голубое небо, к белым облакам. А мама подлетела ко мне и начала гладить по голове, но потом ее точно отбросило от меня, она стала отдаляться от меня, поднимаясь все выше и выше в синеву, к облаку, в котором исчезли папа и братик. А я… я открыла глаза и увидела лицо мужчины в голубой медицинской форме…
Мария шумно вздохнула и перевела дыхание. Саша, без слов поняв, чего она хочет, плеснул в стакан минеральной воды и подал ей. Девушка приняла стакан у него из рук и благодарно улыбнулась.
– После того как меня выписали из больницы, я не знала, как жить, – продолжала она, сделав несколько глотков. – Как дышать, как ходить по земле, зная, что никого у тебя нет… Я даже шаг не могла сделать… все время сидела дома, с тетей, которая приютила меня на время, и чувствовала себя раненой птицей, покинутой стаей. Мне даже дышать не хотелось, не то что жить. Прошел месяц такого моего существования, пока тетя не потащила меня насильно в Японию, развеяться. Она женщина богатая и весьма привлекательная. Во время цветения сакуры она встретила под сводом волшебного сада свою любовь. Он итальянец, ученый-историк. И тетя уехала к нему. Продала здесь свою квартиру, оставила мне достаточную сумму денег, чтобы я могла несколько лет безбедно жить и платить за учебу, оформила опекуном свою подругу – я же тогда еще была несовершеннолетней. Она уехала – а я начала жить. Япония раскрыла мне глаза на то, что если мы перестанем замечать красоту и радость мира, то тем самым плюнем в лицо Богу. Да, Саша, я не боюсь таких выражений, потому что общаюсь со Всевышним «на ты». Он показал мне, как распускается счастье, именно во время ханами я открыла в себе талант к рисованию. И с тех пор мольберт стал моим миром, моим окном, открывающимся в жизнь, как, бывает, окна открываются в сад. С того самого момента я поняла главную истину жизни – мир не надо делить на духовный и материальный. Мир – это полноценная картина жизни, это события, встречи, мнения, критика, это счастье, горе, это полет и падение, это страх и поражение, это победа над обстоятельствами, это движение… И, сейчас, глядя на вас, я больше всего на свете хочу зарядить вас на движение! Вы сейчас думаете, что ваша жизнь кончена, что больше вам не для чего существовать, но это совсем не так, поверьте! Мне кажется, что ваша сакура вот-вот зацветет…
То впечатление, которое он получил от разговора в заурядной кафешке, Саша не смог описать словами, как ни пытался потом это сделать. Как бы глупо это ни звучало, в тот миг ему показалось, что он прикоснулся душой к чему-то божественному. Будто ангел слетел с небес и ласково тронул его своим крылом.
Прощаясь с Марией, он вдруг ощутил такую робость, которую не испытывал перед женщинами и девушками никогда, даже в юности. Безумно хотелось спросить, увидит ли он ее еще когда-нибудь вновь, но отчего-то он никак не мог решиться на это. До тех пор, пока Мария не сказала сама:
– Если хотите, можем встретиться с вами… Скажем, послезавтра?
– Когда и где? – только и сумел ответить он.
– Давайте в семь у памятника Пушкину. В свете лучших романтических традиций, – проговорила она и улыбнулась.
Когда они вышли на улицу, то оба вдохнули полной грудью пропитанный жарой летний воздух. Уже стемнело, и небо потихоньку начало разбрасывать по подолу своего наряда звездочки, которые, казалось, разгорались прямо на глазах, становясь крупнее и ярче. Саша, конечно, предложил подвезти Марию до дома, но та отказалась наотрез, поймала такси и умчалась в ночь, позволив ему только помочь загрузить в машину ее мольберт.
Распрощавшись с загадочной девушкой, Саша побрел по аллее, ярко освященной фонарями. Мысли были похожи на ночных мотыльков – они сверкали впервые за долгое время. Теперь он жалел только об одном – что чуть не опустил руки, не сдался, не подчинился слабости. Он, сильный мужчина! Тем временем как юная хрупкая девочка смогла встать на ноги после жуткой трагедии, и у нее хватило сил на то, чтобы создать вокруг себя красоту и передать ее людям. Ведь многие после такого случая проклинали бы судьбу, рок – а она воспевала жизнь, улыбку и счастье. Многие бы после драмы сломали бы все эти ветки сакуры, которая цвела назло их несчастью, а она возносила их до небес… Тех самых небес, которые раскрывают двери в иной мир… Мир, в котором живет и его нерожденный малыш… Вспомнив о сыне, Саша снова заплакал, но теперь он уже не стыдился этого даже перед собой и лил ручьи слез, превратившихся в полноводье. И действительно стало легче. Давно пора было вскрыть нагноившуюся рану.
Его встречи с Марией продолжались около месяца. Они часто гуляли вместе, и эти прогулки были похожи на яркие страницы с картинками, вырванные из книги сказок.
Саша и Мария виделись часто, почти каждый день, и их отношения совсем не напоминали те, которые были у Саши со всеми прежними его любовницами. Мария не ждала от него подарков, не таскала его с собой по бутикам, чтобы вынудить оплатить покупку, она не признавала дорогих ресторанов и светских тусовок. В ее словах, в ее манере поведения, в ее поступках не было и намека на те кривляния и ту глянцевую пошлость, которую поклонницы модных журналов и дамских сайтов считают единственно нормальной формой общения с мужчиной. Она была искренна и естественна во всем, она всем своим существом радовалась жизни и наслаждалась каждым ее мгновением, каждым, даже крошечным подарком судьбы, будь то мелькнувшее в толпе интересное лицо, красивое здание, глоток прохладной воды в знойный вечер, аромат цветка. И Саша с каждой встречей чувствовал, что заражается или, лучше сказать, заряжается от своей подруги радостью бытия, учится открывать для себя все новые и новые грани прекрасного в самом на первый взгляд обыденном и привычном. Казалось, что Мария нарисовала на его лице улыбку, оживила его серый карандашный портрет сочными красками, богатыми на оттенки. Эти свидания, всегда начинавшиеся возле памятника Пушкину, были овеяны надеждами на что-то желанное и долгожданное. Саша все реже думал о своем горе и все чаще думал о Марии, с которой его связала волшебная нить, влекущая в неведомые для него дали. Девушка пробудила в нем весну после долгой, сковывающей льдом, зимы.
