Раймон Кено - С ними по-хорошему нельзя
Мама положила носки на стол и направилась в сторону кухни.
— Что вы приготовите нам на обед завтра? — спросил Джоэл у миссис Килларни.
23 мая
Не время эпиложничать над моими вчерашними открытиями, впрочем, у меня его не было даже их осмыслить. Я встала в полдень (мы пили горящий пунш до четырех часов утра) и стала собираться на чай к миссис Богал.
Я была не так взволнована, как в первый раз, и все же, проходя мимо дома тети Патриции, решила нанести ей краткий визит.
— Повторяю, поостерегись, поостерегись, — сказала она, провожая меня до дверей.
— Хорошо, тетя Патриция.
Я это сказала из вежливости, чтобы не обижать ее, хотя после вчерашних дебатов (как я уже указала выше, у меня не было времени на их осмысление) я еще больше убеждена в том, что ребенок образуется после брачной церемонии.
Двери открыла Мэйв, которая относится ко мне довольно прохладно. Интересно почему. «Здравствуйте, Мэйв», «Здравствуйте, мисс», — вот и весь разговор.
Миссис Богал приняла меня приветливо, она была шикарно одета: платье фисташкового цвета в желтую и сиреневую полоску, хитро закрученный корсаж из бордовой тафты. Рукава широкие и открытые. Мистер Богал, одетый в серый редингот и жилет в цветочках, сказал мне несколько любезных слов по-гэльски:
— Connus tà tù?
В гостях у них был поэт Коннан О’Коннан с женой, сыном и дочерью Ирмой. Еще там была Сара с двумя братьями Филом и Тимом, матерью и отцом — поэтом Грегором Мак-Коннаном. Там был также Падрик О’Грегор Мак-Коннан с отцом — поэтом Марком, матерью и сестрой Игнатией. В дополнение к ним там была миссис О’Сир с мужем бард-друидом, тремя сыновьями Аркадиусом, Августином, Цезарем и дочерью Аркадией. И наконец философ-примитивист Мак-Адам с женой и детьми Авелем, Беатицией, Каином и Евой. Не забуду упомянуть и Варнаву, который пришел без отца, без матери, без братьев и сестер.
— Вы сирота? — спросила у него я.
— Мои родители живут в Корке, — признался он.
— Корк мне незнаком, — призналась я, — но мой брат ездил туда на прошлом месяце с Тимом Мак-Коннаном.
— Мое почтение, мисс, — сказал Тим, который слушал за моей спиной. — Корк — очаровательный город, — непринужденно добавил он, обращаясь к Варнаве.
— А, вот и вы! — воскликнула Пелагия. — Варнава! Вас ищет Игнатия!
И она его увела.
— Они виделись на одной из наших субботних вечеринок, — сказал Тим. — А вы так к нам и не пришли.
— Я не умею танцевать, — ответила я, — и к тому же меня никто не приглашал.
— Нет, если вам не хочется, я не буду настаивать. Ну, а вообще, как дела у Джоэла? С кухаркой все утряслось?
— Ну да.
— Серьезно? Она оставит ребенка?
— Так ведь ребенка нет!
— Как нет?
— Это просто критический возраст.
Тим посмотрел на меня с непонятно откуда взявшимся изумлением, после чего произнес очень серьезно:
— Салли, вы не хотите как-нибудь сходить со мной в кино?
— Почему бы и нет, — ответила я.
— Вы любите кинематограф?
— Так себе. В последний раз я смотрела «Тарзана».
— Странный выбор. Вам понравился Тарзан?
— Это Варнава повел меня на него.
— Что? Вы ходили в кино с Варнавой?
Он удивился еще больше, хотя что в этом удивительного?
— Чертов Варнава! — добавил он.
В этот момент появился мистер Богал.
— Салли! Салли! А я вас ищу. Один французский господин, друг г-на Преля, желает с вами познакомиться.
Друг г-на Преля был господином зрелого возраста, лет двадцати восьми, может, даже тридцати, весьма прилично одетый: твердый воротничок, отутюженные брюки, кокетливо закрученные кверху усы и монокль на широкой шелковой черной ленте, заброшенной за ухо. Он мне поклонился, заведя носок правой туфли за каблук левой и слегка согнув ноги в коленях.
Настоящий мушкетер.
— Как вы хорошо говорите по-французски, мисс, — воскликнул он после того, как я ему сказала: «Здравствуйте, сударь».
— Это приплод уроков господина Преля, — ответила я.
— Ах! Мой дорогой Прель! Он много рассказывал о вас. На похвалу не скупился; превозносил ваши способности, работоспособность, ум...
Я невольно покраснела.
Он снова поклонился.
«О! О!» — окал он. «О! О! О!» А я с пунцовым лицом переминалась с ноги на ногу (это придает некую гибкость природной девичьей робости).
— Следует отметить, — продолжал французский господин, — что он нисколько не преувеличивал. Я сказал бы даже, что он несколько преуменьшил то, что есть на самом деле, поскольку должен, как на духу, признаться, что я еще никогда не встречал подобной красавицы.
Он изъяснялся, щедро жестикулируя.
— Нет, нет, — промямлила я, — вы передергиваете.
— Не поискать ли нам укромный уголок, чтобы немного поболтать? — предложил он.
Он энергично взял меня за локоть и увлек в темный коридор, куда, как во сне, едва доносилось чириканье чайных гостей.
Мы сели на вышитые пуфики, сложенные на бретонском сундуке — сувенире, привезенном Падриком Богалом из исследовательской поездки.
Едва устроившись, французский господин бросился к моей руке, схватил ее и принялся нервозно тискать. «Ни хера себе, — сказала я себе, — ну и дает!» А болтовня тем временем продолжалась.
— Салли, — сказал французский господин, — вы позволите мне вас так называть?
— Конечно.
— А меня можете называть Атаназом[*], — мне на ухо прошептал он.
Я принюхалась к нему. Он так и благоухал. «Скандал» от Ланвэна? «Послание» от Роже и Галле? «Горностай» от Вайля? «Ночной полет» от Герлан? Из всех благоухающих эссенций, разрекламированных в последнем номере «Ваша Красота», я не могла остановиться ни на одной, а это меня пусть и немного, но все же интересовало.
— Как от вас хорошо пахнет, — просюсюкала я.
— Не правда ли, моя курочка? Это милый дух Франции!
— А что это за духи?
— Шш! — прошипел он, приложив палец к губам. — Шш! Это сюрприз.
Он оглянулся и, удостоверившись, что никто за нами не подглядывает, расстегнул шестеринку[18] и вынул какой-то предмет, который поначалу я приняла за его прибор.
— Шш! — прошипел он снова. — Шш! Я спрятал от таможенников, — объяснил он и протянул мне флакон духов. — Подарок от нашего друта Преля, — прокомментировал он.
Я пылко схватила флакон и стала прижимать его то к щеке, то к сердцу.
— Это же настоящий «Скандал»! — воскликнула я и блаженно заулыбалась. — Как любезно с его стороны!
Я занюхивалась до потери дыхания.
Пока я была погружена во все удовольствия обоняния, элегантный Атаназ одной рукой обхватил меня за талию, а другую запустил под мое зеленое кретоновое платье в красный горошек и стал подбираться к трусикам.
— О! Милый Мишель! — вздыхала я. — О! Он не забыл меня, дарагой!
Как следует нанюхавшись, я убрала флакон в сумочку и взглянула на ситуацию конкретным образом: галантного мушкетера явно зашкаливало.
— О! О! О! — окал он, щекоча мне ляжки. — О! О! О! Какая прелестная девочка из зеленой страны Эйре! Что за милашка! А кто сейчас с нее снимет трусисишки? Лучший друг ее Мими, ее Шешеля, ее Препреля.
Двумя пальцами я с силой схватила его за нос и осуществила закручивание отростка на сто восемьдесят градусов. Как нефть из почвы Оклахомы, из ноздрей, обращенных к потолку, брызнула струйка крови.
— Прошу без обольщений! — сказала я, в то время как он придавал своему носу прежнее положение. — А за духи спасибо, — добавила я.
Я встала и ушла, оставив его подпудривать себе рожу.
В гостиной на меня налетел Варнава, зажал в угол и заскулил:
— Знаете ли, Салли, я уже собирался вмешаться.
— Вы за мной шпионили?
— Признаюсь: шпионил. Я не доверяю этому французу.
— Понюхайте, — предложила я и сунула флакон «Скандала» ему под шнобель.
— Какая мерзость, — проскулил он. — Как воняет!
— Подарок Мишеля Преля!
— Ох уж эти французы!
Тут на запах прибежала миссис Богал.
— Божественно, — проблеяла она, водя носом по пробке.
— Подарок Мишеля Преля, — пояснила я.
— А где же наш гость?
— Застегивается, — пояснила я.
Миссис Богал приняла удивленный вид.
— А вот и он.
Он подошел: посреди лица сиял пунцовый шар. Атаназ кривился, ему наверняка было больно. Но, сообразно мужественным традициям своей нации, он старался это не показывать.
— Мой дорогой сэр! Изысканная девушка, не правда ли?
— Невероятно, — согласился он, поклонившись.
От этого слова у него опять где-то внутри головы лопнули сосуды и брызнула кровь. Он стал промокать свой носище.
— Боже мой! — воскликнула миссис Богал. — Что с вами стряслось?
— Ударился о стояк сливного бачка, — сказал он в свое оправдание. — Ничего страшного.
