Фэнни Флэгг - Я все еще мечтаю о тебе...
Мэгги могла и не отвечать. Она знала: что ни скажи, ежели Хейзел чего надумала, никто ее не остановит. А это означает, что все сотрудники агентства «Красная гора» проведут Пасху в парке, помогая искать пасхальные яйца, и в следующие две недели ей придется выслушивать бесконечные жалобы девчонок. Прятать яйца оказалось сущей морокой, но Хейзел, как всегда, была права. Получилось очень весело, а Пасхальный Заяц, вручающий главный приз, неизменно вызывал бурный восторг. Но теперь, со смертью Хейзел, Пасха ничем не отличалась от прочих обычных дней.
Хейзел всегда говорила: «Всей тьмы бездонного космоса не хватит, чтобы погасить пламя одной свечи». И вот впервые Мэгги поймала ее на том, что она ошибалась. Без Хейзел в мире вдруг стало очень темно. Мэгги вздохнула и поехала домой, к очередному разогретому ужину перед экраном и очередному длинному вечеру в ожидании дня открытых дверей в субботу.
Официально на рынке
Первый день открытых дверей удался. Пришли в основном соседи и друзья Далтонов — навестить дом. Им было приятно вспомнить, как в детстве они здесь гостили. Мэгги выслушала множество рассказов про Эдварда Крокера от его знакомых со стародавних времен. Он был застенчивым человеком, но многим нравился. Одна старушка покачала головой и сказала:
— Моя мать говорила, что все девушки Бирмингема лелеяли мечту стать миссис Эдвард Крокер, но этого хитрого лиса так и не заманили в ловушку. Он был таким, знаете, закоренелым холостяком. Не то чтобы девушки ему не нравились. Мама говорила, он был близким другом многих замужних женщин в городе. И конечно, абсолютно обожал свою сестру, Эдвину. Говорят, как бы он ни был занят, а каждый июнь, без исключения, Эдвард садился на пароход и плыл в Европу, чтобы провести три месяца в Лондоне у Эдвины.
В середине дня в «Гребешке» появился старик в инвалидном кресле и рассказал, что рос в доме под горой. Он помнил, что Эдвард Крокер очень любил детей. Сказал, что, когда сам он был маленьким, мистер Крокер разрешал ему с братьями и сестрами кататься на пони по всему участку и каждое Рождество присылал им прекрасные подарки.
Чем больше Мэгги слушала, тем сильнее разгоралось в ней любопытство. Когда все разошлись, она отправилась в библиотеку еще раз взглянуть на портрет Эдварда. И поняла, чего не увидела в его глазах в прошлый раз. Странная печаль — словно он страстно желал того, чего не мог получить.
«Но чего же?» — размышляла Мэгги. У него было все, о чем только может мечтать человек, — и деньги, и власть, и «Гребешок». И тем не менее он казался одиноким. Но ведь он не был единственным ребенком. У него была сестра, так о ком же, о ком он грустил? Разочарование на любовном фронте? Кто-то разбил ему сердце? Чем дольше она вглядывалась в лицо Эдварда, тем больше жалела, что нельзя с ним познакомиться.
«Гребешок»
Каждый вечер, после тяжелого рабочего дня по управлению семейным бизнесом, Эдвард Крокер, как прежде и его отец, Ангус, сидел на каменной террасе, пока один за другим не начинали загораться огни Бирмингема, сверкая и переливаясь, точно алмазы, утекая в своем танце в непроглядную даль. Он сидел и смотрел на снующие вокруг горы машины, фары которых были похожи на цепочку маленьких рубинов, и это зрелище неизменно его радовало. Дома у него не было произведений искусства, один лишь портрет его отца над камином в библиотеке, но, в отличие от отца, Эдвард любил музыку и, принимая гостей, часто приглашал играть на террасе струнный квартет. В эти летние вечера отголоски музыки слышали жители горы и долины.
Единственным домом Эдварда был «Гребешок», и в детстве он играл среди рабочих и каменщиков, нанятых для его постройки. Он был счастлив на горе. Имелась, конечно, в его жизни одна огромная тайна, которую приходилось хранить, но все же у него была сестра в Лондоне и был «Гребешок». И как бы шумно, суетно и суматошно ни шла жизнь в городе под горой, на самой горе всегда царил покой. До него доносились только далекие паровозные гудки и вечерние песни птиц в садах.
Когда его отец, Ангус Крокер, отошел в мир иной в возрасте девяноста двух лет, его последним желанием было, чтобы похоронили его в Шотландии, дома. Но выросший в Алабаме Эдвард хотел быть похороненным в «Гребешке». Он любил свой дом и, когда дела гнали его из города, оставлял инструкции: «Держать свет в доме включенным от заката до восхода, за садами ухаживать, руководствуясь моими указаниями».
Дважды в год Эдвард гостеприимно открывал двери дома для всех своих служащих и непременно подготавливал подарки для детей. Застенчивый Эдвард смотрел на веселье, устроившись на чердаке. Ему было очень приятно наблюдать за детьми.
В 1928 году маленькую Этель Луизу Татум, задолго до того, как она стала Этель Клип, Лиловой Вспышкой, водили на рождественскую вечеринку в «Гребешок», и, резвясь в саду, она подняла голову и помахала рукой человеку в окне наверху, и он помахал ей в ответ. Но она этого не помнила. Зато помнила подарок. Все мальчики получили по игрушечному поезду, а девочки — по кукле. А она хотела поезд. В свои девять лет она уже была вечно недовольным человеком.
А семьдесят с лишним лет спустя у Этель Клип снова был повод для недовольства. Когда Мэгги вошла, она тут же сообщила:
— Я так расстроена, просто ужас. Ты не поверишь.
— Что такое?
— В субботу пошла на чудесную свадьбу в церковь адвентистов, так все подружки невесты, да и сама невеста, оказались с татуировками. Представляете? Красивые белокурые девицы, разукрашенные татуировками. В мое время приличная девушка даже не встречалась с мальчиком, у которого есть татуировка. О чем они вообще думают? И еще того хлеще, у жениха вся голова была в дредах, хоть он и не цветной. Только вообразите, во что превратится мир лет через пятьдесят. Сидят себе старушки, играют в бридж, а руки у них — морщинистые, толстые руки — до локтей покрыты татуировками. Господи помилуй, да кому нужна бабушка с татуировками? — Этель закурила и вздохнула: — Помню время, когда мальчики были аккуратно подстрижены.
— Я тоже помню, — вставила Бренда.
— А теперь все хотят выглядеть неряшливыми. А все то телешоу виновато, «Пороки Майами». С тех пор народ перестал бриться. Богом клянусь, люди так поглупели. Что-нибудь входит в моду, и вдруг все словно с цепи срываются. А как же личность, индивидуальность? Если появится шоу про нудистов, я не удивлюсь, коли на следующий день вся Америка будет бегать голышом.
Бренда захохотала:
— Боже сохрани! Я точно не переживу этого зрелища. Я даже себя-то голую видеть не могу, а других тем более.
Этель скорчила мину.
— Я вам одно скажу. Ежели все примутся бегать трусцой в чем мать родила, с болтающимися во все стороны причиндалами, я в такой стране жить не останусь.
Поначалу Бебс Бингингтон не могла понять, почему адвокат Далтонов так внезапно передумал.
«Мы решили поручить это дело другим» — вот и все, что сказал мелкий мерзавец, и это после всех ее посулов. Ушло несколько дней, чтобы выяснить, в чьи руки отдали «Гребешок», а выяснив, она просто впала в неистовство от ярости. Могла бы и догадаться. Эта чертова шайка «с горы» снова ее опередила. Никак не сдается. Что бы она ни делала, они каждый раз отряхиваются и поднимаются. Не удалось заполучить «Гребешок», над которым они так трясутся. Ладно. Но если они рассчитывают, что это сойдет им с рук, то жестоко ошибаются.
28 ноябряНаступил и остался позади День благодарения, а «Гребешок» все не продавался. Несколько человек интересовались, но до дела не доходило. И с каждым днем, сидя в доме Эдварда и глядя на его портрет, Мэгги чувствовала все больший интерес к этому человеку. Лишившись необходимости строить планы на будущее и смотреть новости по телевизору, Мэгги обнаружила, что между показами «Гребешка» ей абсолютно нечем занять себя, а времени хоть отбавляй. И вот однажды днем она отправилась в Бирмингемскую публичную библиотеку и начала искать связанные с Эдвардом Крокером статьи в старых газетах.
Большинство репортажей было посвящено бизнесу, но нашла она и несколько упоминаний в светской хронике.
Бирмингемские новости
1933
Быстрый и точный, с острым как бритва умом, Эдвард Крокер — азартнейший игрок в гольф. По словам его друзей, «игра с ним длится недолго, за короткое время он разбивает противника в пух и прах». Во время посещения Бирмингема легендарный чемпион по гольфу Бобби Джонс был вызван Эдвардом на поединок со ставкой сто долларов за одну лузу. Джонс рассказывал: «Игра была напряженной. Помню, подумал: он чертовски упрям. Я хорошо бросал, но этот маленький человечек не отступал ни на шаг, и стоило мне допустить малейшую оплошность, он всякий раз выигрывал у меня лузу». Когда репортер спросил мистера Крокера, собирается ли он оставить себе выигранные деньги, тот ответил утвердительно: «Разумеется, собираюсь. Ведь я же как-никак шотландец, сэр».
