Мюррей Бейл - Ностальгия
Сдвинув очки обратно на нос, Джеральд перевел:
— Бакшиша требует. Не водитель, нет, а вон тот его очаровательный друг. Я практически уверен, никакого права у него нет.
— Ну разумеется, нет!
— Какая разница! Мы ж не обеднеем, — промолвил Борелли, обращаясь к задним рядам.
Автобус захлестнуло раздражение. Все равно как усталость на пустой желудок.
— Не в том дело. Это вопрос принципа!
— Вот из-за таких, как вы, улицы кишмя кишат нищими и такого рода негодяями, — обрушилась на него Гвен с неожиданной озлобленностью. — Вы их поощряете!
— Терпеть не могу вымогательства!
— Точно! Ничего ему не дадим!
— Скажите ему: нет!
— Тогда я очень сомневаюсь, что мы проедем дальше, — напрямую сообщил Борелли. — Здесь это, я так понимаю, неоспоримая данность, местный обычай.
Водитель оперся локтями о руль, обсуждение полностью игнорируя. Джеральд задал еще вопрос.
— Он говорит, двадцать сукре.[79] Это сколько ж получается? По два с носа. Идет?
— Похоже, выбора у нас нет.
— Точно так же и в прошлый мой приезд было. — Шейла улыбнулась Гэрри. — У меня есть мелочь, если вам нужно.
Но Гэрри все возмущался.
— Все они тут — вор на воре, мошенник на мошеннике. Неудивительно, что страна летит в тартарары!
Через несколько ярдов автобус остановился.
Дуг потер руки и огляделся.
— До чего приятно ноги размять!
Каменные скамейки, киоски… Целые семьи расселись на земле на хлопчатобумажных ковриках. Излюбленное место для пикника!
— А зачем тогда ограда из колючей проволоки и все такое? — спросила Саша.
— Потому что это наша главная статья дохода, — пояснил какой-то эквадорец. Он стоял рядом и не спускал с туристов глаз. Темные, расчесанные волосы; неплохой английский.
Проигнорировав незнакомца, группа зашагала к экватору.
Металлическая перекладина, поднятая примерно на фут над землей, тянулась относительно по прямой над голой землей долины и вверх по холму, насколько хватаю глаз, — она-то и обозначала собою четкую границу полушарий. Перекладина, по всей видимости, была из нержавеющей стали — либо это бессчетные желающие прикоснуться к «экватору» отполировали ее до блеска.
— Два пива, пожалуйста, — возгласил Гэрри, поставив на перекладину ногу.
Кое-кто засмеялся. Однако ж все скорее задумались о форме Земли. Ощущение было такое, что Земля начинается именно здесь — и расходится массивными, тяжеловесными изгибами в обе стороны. А вот вам и наглядная иллюстрация: бетонные сиденья стоят в нескольких дюймах друг от друга, муж и жена передают друг другу термос с какао; муж, естественно, в Северном полушарии, со шляпой-панамой на коленях, а супруга — в Южном.
Стояли там и детские горки. За пару секунд дети и даже взрослые лихо скатывались из Северного полушария в Южное.
Кэддок споткнулся об экватор.
Он маневрировал, выбирая ракурс поудачнее — поснимать на цветные слайды, и теперь, представив себя со стороны — ногой застрял в экваторе! — закричал, чтобы кто-нибудь его по-быстрому сфоткал. В подтверждение того, что он своими глазами видел экватор: неопровержимое доказательство, что и говорить!
— Небольшая справка. В полдень здесь не бывает тени. — Эквадорец увязался за ними по пятам. — Без тени выжить невозможно. Сюда приезжают на пикник, но все попытки заселить эту область потерпели крах.
На столбе крепилось зеркальце. Луиза Хофманн машинально поправила прическу. И улыбнулась, когда Борелли отметил, что ее лицо отражается в обоих полушариях.
— Остановись, мгновенье! — Вайолет, стоявшая рядом с ней, хрипло и вместе с тем понимающе рассмеялась.
По другую сторону стоял специальный почтовый ящик. Если у туристов имелись при себе письма, можно было отправить их отсюда, смеха ради. (Круглая марка, разделенная горизонтальной пунктирной линией: ЭКВАТОР, ЭКВАДОР.)
— Леди и джентльмены, прошу вас, сюда, — позвал Борелли.
Местный согласно закивал.
— Сюда всякий день съезжаются ученые — со всех концов света. Наблюдают. Подтверждают гипотезу.
Луиза подошла к Борелли.
— Вы нам это и хотели показать?
Он кивнул и отвернулся.
— Филип, полюбуйтесь-ка.
Высокая пластиковая ширма образовывала что-то вроде светонепроницаемой будки поперек экватора. Борелли раздвинул створки. Там обнаружилась самая что ни на есть стандартная белая ванна на чугунных ножках. Ванна с решетчатой мыльницей и кирпичного цвета пробкой на цепочке. Здесь, под открытым небом, поставленная в направлении длины экватора, ванна выглядела на диво неуместно — и даже нелепо. При ближайшем рассмотрении оказалось, что громоздкая ванна крепится на двух коротеньких трамвайных рельсах, установленных под прямым углом к экватору. Одним легким движением руки ванну можно было сдвинуть в Северное полушарие либо в Южное (где она и находилась в данный момент) — либо выкатить прямо на экватор.
— Прошу прощения, прошу прощения.
Навязчивый местный протолкался в первый ряд, окатив соседей густым запахом масла для волос.
— Это еще откуда? Ай-ай-ай! — поцокал он языком.
Он покрутил в руках маску и трубку. Наружу вывалился прямоугольный, надписанный от руки ярлык на веревочке.
— Niños,[80] — пробурчал он, оглядываясь по сторонам.
Должно быть, бедняга страдал дальнозоркостью: сощурившись, он рассматривал ярлык и так и этак, держа его на расстоянии вытянутой руки. Даже те, кто стоял сзади, без труда разобрали надпись:
БОЛЬШОЙ БАРЬЕРНЫЙ РИФ[81]
Гвен шепотом зачитала ее мужу.
— А что это значит? — полюбопытствовал эквадорский надоеда. Его брезгливая гримаса путешественникам с самого начала не понравилась.
— Самый протяженный коралловый риф мира, одно из чудес света, — объяснил ему Кэддок. — Его длина — тысяча двести пятьдесят миль.
— Все равно не понимаю.
Он отшвырнул резиновые причиндалы в сторону.
— Прошу прощения, продолжаем демонстрацию. Por aquí. Por allá.[82]
— Отлично. Давайте-ка посмотрим, — пригласил Борелли.
Да это настоящая лаборатория под открытым небом! По всей видимости, сюда толпами стекались Фомы неверующие, эмпирики, последние приверженцы вортицизма. В Южном полушарии вода вытекает из ванны, закручиваясь вихрем по часовой стрелке, под стать времени. Видите?
— Прям как дома, — согласилась Саша.
Вновь наполнив ванну, Борелли передвинул ее в Северное полушарие. А здесь вода вытекала… против часовой стрелки.
Группа разразилась восторженными криками. А ведь тот старикан в Лондоне чистую правду сказал!
— Здорово!
— Еще, пожалуйста! — рассмеялась Саша.
— Ага-а! — протянул Борелли. — Теперь мы переходим к самому важному эксперименту. Я прав, доктор?
Норт скрестил руки на груди.
— Ближе к делу!
Установив ванну точно по линии экватора, Борелли выдернул затычку резким рывком — так заводят газонокосилку — и для вящего эффекта изобразил фанфары. Обнимая друг друга за плечи, туристы ждали… Вода уходила прямиком в дырку. Никакого водоворота.
Борелли поклонился.
— Еще! — потребовала Саша.
— Американо? — спросил местный.
Все его проигнорировали, а когда снова обернулись — он уже исчез.
— Да приглядите за ним! — Это Кэддок едва не полетел вверх тормашками, нацеливая свой «Pentax» на фокусничающее отверстие.
— Прелюбопытно, прелюбопытно. Весьма необычно.
Даже Шейла, которая видела это не в первый раз, глядела сосредоточенно-задумчиво.
— Если задуматься, так все логично, — отметил Хофманн.
— Уже ради одного только этого стоило ехать, — возгласил Дуг, похлопывая себя по животу и отворачиваясь. — Такие штуки здорово расширяют кругозор.
Они прошлись вдоль экватора, заложив руки за спину. За ними следом увязалось с полдюжины торговцев в пончо, предлагая сувенирные открывалки и спиралевидные броши. А еще — пресс-папье из местного горного хрусталя: легкое движение запястья — и над достопримечательностью, как ни парадоксально, поднималась настоящая снежная буря. Вайолет принялась торговаться за брелок с очаровательной миниатюрной затычкой для ванны на спиральной пружине, чистое серебро, сеньора; остальные наблюдали, забавляясь от души, или, как миссис Каткарт, рванули прямиком к киоску. Миссис Каткарт отоварилась — накупила целый ворох открыток, в цвете изображавших пресловутый феномен: вода утекает в отверстие, не создавая воронки.
Место было замечательное. Вытолкнутые вверх вулканическими силами, горы напротив отливали в тени зеленоватой чернотой. Освещенным оставалось лишь небольшое плато с его киосками. Самую высокую из гор, прямо по курсу, оплела свежепрочерченная линия блестящих столбов и проводов — точно задранная коленка пленника в стране Лилипутии, которому не дают подняться. Налетал разреженный, колкий ветерок.
