София Ларич - Анталия от 300 у.е., или Все включено
Оказавшись за поручнями, я прохожу по большому магазину, задерживаюсь на несколько минут перед полками с парфюмерией, но, не почувствовав в себе желания выбирать, выхожу к кафе, расположенному напротив моего выхода на посадку. Я усаживаюсь с кофе в высоком картонном стакане рядом с семьей немецких турков и с интересом наблюдаю за ними: дети, послушные мальчик и девочка, обращаются к маме, укутанной в серый платок, на турецком языке, а к папе — на немецком. Их родители разговаривают между собой на немецком с сильным акцентом, но практически без ошибок. Я представляю себе историю их отъезда в Германию, но тут мне вспоминается новый паспорт Ильхама, и я отворачиваюсь от семьи, чтобы мои глаза нашли мне новую тему для фантазий, без неприятных ассоциаций.
После объявления посадки я еще долго сижу в кафе, поглядывая на медленно уменьшающуюся у стеклянных дверей очередь, и подхожу к стойке, только лишь когда перед ней остается человек семь.
На входе в самолет я беру с тележки русский еженедельный журнал и прохожу на свое место в хвостовой части. «Ильюшин» заполнен не больше чем на три четверти — тут и там виднеются свободные места, спинки некоторых кресел наклонены вперед, образуя в рядах пустоты. Это новый рейс, который пока привозит гораздо больше, чем увозит.
Сунув сумку под кресло, я сажусь у иллюминатора и принимаюсь распутывать клубок проводов-наушников плеера, поглядывая вниз. Под крыльями самолета в плавком мареве суетятся рабочие. Гусеницей подползают тележки с багажом.
У моего ряда останавливается крупный, высокий мужчина. Он сверяет цифры над креслом со своим посадочным талоном и тяжело садится, откинув назад оба подлокотника.
— Уф! — шумно выдыхает он. — И здесь жара!
Поерзав в кресле, мужчина достает из сетчатого кармана переднего кресла толстый потертый журнал с распушившимися от сотен пальцев уголками. Боковым зрением я вижу, как он без интереса пролистывает его, а потом вытягивает инструкцию по безопасности, громко щелкнув резинкой.
— Ха, это ж надо таких ошибок понаделать! — ухмыляется он. — Смотрите: «Inflatable rats»!.[43] Это они, надо думать, надувные трапы имели в виду.
Склонившись к инструкции, я нахожу опечатку и тоже ухмыляюсь, живо представив себе пассажиров на надувных крысах.
— Прямо настоящий корабль у них тут, с крысами, — заявляет мужчина и поворачивается к стюардессе, проходящей мимо него с се ребристым маленьким счетчиком в руке. — Девушка, а можно ли мне воды принести? Жажда что-то замучила.
Та кивает и движется дальше по проходу, монотонно щелкая счетчиком. Какая же полезная вещь, где бы найти себе такой?
Мужчина складывает журнал с инструкцией обратно и протягивает мне руку:
— Я Евгений.
— Тамара, — откликаюсь я, нехотя пожимая его массивную шершавую ладонь. Неужели придется общаться с ним все три часа?
— Что-то вы какая-то невеселая, а? Плохо отдохнули?
Отвечать, к счастью, мне не приходится — в кармане мужчины пронзительно звонит телефон.
Скоро стюардесса приносит воду и просит моего соседа пристегнуть ремни и выключить все электронные приборы. Он тут же прощается со своим собеседником: «Все-все, давай, я уже лечу!» — и, широко улыбнувшись молодой женщине, послушно выключает мобильник.
Самолет мягко вздрагивает, и я отворачиваюсь к иллюминатору, успевая заметить, как мой сосед выпивает воду одним глотком и достает из сумки маленькую пластиковую бутылку виски. Я слышу, как хрустит под его пальцами пробка и как льется жидкость в стакан. А потом до меня доносится блаженный выдох. Мы без остановок прокатываемся по пропеченному солнцем полю, и вот самолет застывает на мгновение в начале взлетно-посадочной полосы, как гончая, дергается и устремляется вперед с силой, вжимающей пассажиров к спинкам кресел.
Прислонившись лбом к стеклу, я смотрю вниз: на стремительно удаляющуюся иссушенную землю, на бесконечные ряды теплиц, на блеснувший ртутью вдалеке кусочек моря. Скоро покажутся коричневые горы.
Когда самолет выравнивается, мужчина рядом со мной вытягивает длинные ноги под переднее кресло и откидывается назад. Я закрываю глаза, хотя знаю, что не засну, потому что не умею спать в самолетах, какой бы усталой и сонной ни была. Сквозь ровный гул двигателя до меня доносится голос соседа, просящего стюардессу принести льда. Я отрываю голову от иллюминатора и раскрываю лежащий на коленях журнал. Долго смотрю на буквы, но они никак не складываются в слова, а до предложений дело и вовсе не доходит.
— Хотите виски, Тамара? — спрашивает меня сосед, покачивая стаканчиком, наполовину наполненным льдом.
— Спасибо, для меня это рановато, — отказываюсь я, покручивая часы на запястье.
Он усмехается:
— Так отпуск закончится — и поздновато будет! А? Капельку?
Ну да, действительно: у меня же отпуск.
— Если только капельку, — улыбаюсь я Евгению.
— Вот и славно, — восклицает он и тут же протягивает мне стакан: — Держите. Я буду лить, а вы скажете, когда хватит.
— Все-все-все. Спасибо.
— За отпуск! — объявляет он, приподнимая стакан.
Я отпиваю виски, задерживаю слегка пощипывающую язык жидкость во рту и глотаю, когда Евгений спрашивает, где я отдыхала.
— М-м-м, в Текирова.
— Не бывал. А я вот в Белеке отдыхал, знаете? У нас с женой договоренность: одну неделю в году каждый из нас проводит так, как хочет и где хочет. И я вот решил съездить в Турцию. У меня все сотрудники уже побывали, рассказывают, сравнивают, а мне и участия в разговорах не принять… — Он разводит руками. — Вот и решил восполнить пробел… Восполнил. Ну, это был отдых, доложу я вам!
Возле нашего кресла останавливаются стюардессы с напитками на тележке, мы берем по стакану минеральной воды. Я выливаю свой в виски.
Евгений цветисто благодарит стюардесс и продолжает свой рассказ:
— По прилете я решил добраться до отеля сам, на такси. Не хотел ждать на жаре, пока все соберутся. Взял такси, сказал водителю ехать в «Белек Резорт». Он сразу включил музыку, такую, знаете, очень фольклорную, я бы сказал. Мне это показалось одной большой песней, но таксист, кажется, их различал, потому что некоторым подпевал очень художественно. В общем, привез он меня в отель быстро, но дорого. Даже шереметьевские шакалы за такие расстояния столько не дерут. Ну, да это ладно. Проблема с этим таксистом оказалось в том, что он меня в другой какой-то «Резорт» привез, представляете? Вовсе не «Белек». — Евгений делает глоток и промокает губы красной салфеткой, полученной от стюардессы вместе с водой. — Мне отель сразу показался каким-то не совсем пятизвездным, да и морем там не пахло, в буквальном смысле слова, но таксист уехал сразу, как только деньги получил. Багажник захлопнул, в машину прыгнул — все, умчался. Ну, девочки в этом «Резорте» сразу разобрались что к чему. Видимо, я у них был не первым, — добавляет он с усмешкой. — Они бумажки мои посмотрели и сразу вызвали другого таксиста, который довез меня туда, куда надо. Тоже быстро и дорого, зато без песен. Но знаете что? — Он поворачивается ко мне и вздергивает брови: — В «Белек Резорте» меня тоже не ждали! Оказывается, у них не было мест, и они всех приехавших в тот день массово переселили в другой отель. Но так как я от масс откололся… — Он разводит руками. — Ну, тут уж мне хотя бы на такси тратиться не пришлось. Они меня на своей машине отвезли в соседний отель. Тоже, хочу заметить, очень быстро! А там на рецепции творилось что-то невообразимое — людей как будто сотни, сумки, чемоданы, дети, посыльные туда-сюда бегают… В общем, ключ мне удалось получить только через час, если не больше.
В самом начале прохода опять появляются стюардессы — в этот раз они катят боксы с едой. Пассажиры оживляются, вытягивая шеи, они смотрят, скоро ли докатится еда до их ряда, нетерпеливо отщелкивают столики из спинок кресел. В самолете еда нужна не столько для утоления голода, сколько для того, чтобы ускорить ход времени — попьешь, поешь, сходишь после этого в туалет, поглазеешь на товары без пошлины, а там, глядишь, и прилетели.
Дождавшись, пока я поправлю свой кривоватый столик, Евгений передает мне рыбу в теплом лотке из фольги и желает приятного аппетита.
— Знаете, я читала где-то, что в шестидесятых годах в американских самолетах пассажиров развлекали игрой на рояле. А сейчас вот, — говорю я, глядя на пластиковую вилку и нож в своих руках, — просто и незатейливо.
— Да-да, — отзывается он. — И еще совсем неудобно. Эти ножи настолько безобидны, что даже не справляются со своими прямыми обязанностями. Вам виски подлить? Капельку?
Я протягиваю ему стакан:
— Да, капельку. И что было дальше?
— Дальше я пошел в номер, а посыльный понес впереди меня мой чемодан. Когда дошли, он занес чемодан в комнату, я дал ему на чай и сразу пошел в ванную, чтобы привести себя в порядок после всех этих поездок по Белеку. Потом захотел переодеться, но не смог открыть чемодан. — Он выдерживает паузу, повернувшись ко мне. — Потому что это был чемодан такой же, как мой, но только не мой! Я кинулся на ресепшен, но там уже никого не было, ни постояльцев, ни багажа. — Он взмахивает рукой. — Я объяснил ребятам на ресепшен, что случилось. Они созвали всех посыльных, и один из них вспомнил, что у русской женщины, которая минут двадцать назад укатила в аэропорт, был такой же чемодан, как у меня. Ну, или у меня, как у нее.
