Лоуренс Норфолк - Носорог для Папы Римского
— Если он не сможет проглотить, достаточно, чтобы он увидел тело Христово, — сказал Йорг: казалось, вторжение Герхарда не произвело на него никакого впечатления. — Герцогу Альберту вложили его в открытую рану, и та затянулась, после чего он умер. Я об этом читал.
Флориан кивнул.
— Тело Христово — самое замечательное из наших таинств, — продолжал отец Йорг. — Слетающиеся ангелы, защита от смерти… Я верю в это, хотя сам процесс более сложный.
Ханс-Юрген раздраженно взглянул на него — его терпение натянулось до предела и лопнуло.
— Вы должны встретиться с ними, — сказал он. — Вы должны им показаться. В следующий раз они ворвутся сюда…
— Это не святой Эгидий отпустил Карлу Великому грех инцеста, а гостия. Тело Христово отпустило ему грехи. Когда я был еще послушником, мне казалось, что я видел дитя, новорожденное дитя. Оно плакало, хотя я не слышал плача. Я увидел дитя в облатке, как раз перед тем, как ее преломили. А потом оно исчезло.
— Да вы хоть слышите меня, отец? Времени нет. — Ханс-Юрген схватил Йорга за плечо. — Вы должны действовать.
— А где наши гости? — спросил Йорг, недоуменно глядя на Ханса-Юргена, словно пораженный этой мыслью.
Вопрос застал Ханса-Юргена врасплох, как и Флориана, который отвернулся от одра, озадаченный и растерянный.
— Гости? Язычники? Не знаю. Наверное, у себя в кладовке. Но почему…
— Найдите их, брат, а когда найдете, отведите в мою келью. Спрячьте их там. Скорее, Ханс-Юрген. Пусть они будут в безопасности, если вдруг…
— Если вдруг что?
— Ничего. Просто они мне нужны.
После духоты и вони настоятельской кельи свежий прохладный воздух ошеломил Ханса-Юргена. Сквозь облака пробивался дразнящий свет. Он почувствовал себя невесомым, на сердце стало легко. Когда он вошел во двор монастыря, его обступила толпа монахов. Все лица были одинаково красными и огромными, изо ртов, украшенных желтыми зубами, вываливались вопросы, вопросы и еще вопросы. Он прошел сквозь них, словно слепой, миновал дортуар, вышел во двор, где и увидел Бернардо, сидевшего на большом плоском камне.
— Где твой друг? — строго спросил он.
Великан пребывал в мрачном беспокойстве. Не глядя на монаха, он указал на море.
— В Брюггемановой лодке? — спросил Ханс-Юрген.
— Он оставил меня одного, — с тоской произнес Бернардо. — Опять.
— Идем со мной, — приказал Ханс-Юрген, и великан послушно встал. Ханс-Юрген не рассчитывал на то, что Сальвестро выберет именно этот день. Хотя нет, он же об этом знал: Сальвестро сам ему говорил.
— Идем со мной, — повторил он.
Сальвестро что-то значил в игре, затеянной Герхардом и Йоргом, но что именно, он не постигал.
— Куда? — помолчав, спросил Бернардо.
Куда? — переспросил себя Ханс-Юрген и вспомнил островитян, которых видел во время своих прогулок. Вот они направляются к нему, подняв руку в приветствии, останавливаются, будто спотыкаются обо что-то, поворачивают назад. Отт и двое других. Ну конечно, это Герхард, это к Герхарду были обращены их приветствия, это навстречу ему они спешили. Как же он устал! Солнце садится. И тут ему вспомнилось то, что они говорили ему тогда, поймав в здании капитула: «Наш приор не был с вами до конца откровенен, Ханс-Юрген»; «Островитяне знают больше, чем говорят, о том, что ростом поменьше…»
Тот, что ростом поменьше, — это Сальвестро. «Я разговаривал с жителями острова». Ну конечно, разговаривал! Ханс-Юрген представил, как зимой Герхард обходил остров, от дома к дому, от лачуги к лачуге. Ради чего? «И они знают, как следует поступить, хотя сами мы так поступать не можем». Как следует поступить… Ему нужна еда, нужно подкрепиться, хотя бы воды выпить. Но вряд ли островитяне знали, «как следует поступить», пока им не объяснили. А объяснил им сам Герхард. Значит, сейчас все это и происходит, и ключ к происходящему — в словах Йорга: «Они мне нужны». А Герхард обо всем догадался, вычислил… Но во что они складываются, эти два кусочка головоломки? Какова суть этого танцевального дуэта, столь тщательно поставленного, отрежиссированного?
— Подожди, — скомандовал он Бернардо, а сам со все возрастающей уверенностью поспешил назад в монастырь, пытаясь вспомнить: видел ли он лицо Герхарда среди злобных физиономий обступивших его монахов?
Он вошел во двор. Ханно? Здесь. Георг? Тоже на месте. Но Герхарда не было. Он развернулся и вышел — на этот раз братья не обратили на него внимания. И снова Бернардо — сидит на своем камне, мрачный, растерянный, негодующий. Значит, Герхард спелся с островитянами и подталкивает их к… Теперь Ханс-Юрген понял окончательно и похолодел. Он понял, как следует поступить. Как следует поступить…
— Что? — Голос Бернардо ворвался в его размышления. — Как следует поступить?
Неужели он думал вслух? До чего же он устал, просто до смерти. На обращенном к нему лице великана читалось легкое любопытство.
— Они собираются его убить, — сказал Ханс-Юрген.
Его старый друг пил очень странно. Эвальд налил ему и себе пива — слабого, теплого, почти выдохшегося, но после всех трудов вкус казался просто изумительным. После более чем двухчасового плавания он увидел на берегу Эвальда, который размахивал руками. Он связал шнурки башмаков, повесил их на шею, и они вдвоем втянули плавучее чудовище на берег. Вода бурлила у самых бедер, они кричали друг другу — туда, нет, сюда тащи! — под конец оба пропотели насквозь, очень хотелось пить. Они с жадностью напились из бочки с дождевой водой, поплескали на лицо, на шею, а потом вошли в дом выпить пива. Ни Матильды, ни детей не было. Мокрые рейтузы повесили сушиться у огня.
Сальвестро поднял кружку, отпил, поставил, подождал, когда Эвальд снова так сделает. И через несколько секунд Эвальд начал. Он глянул в кружку Сальвестро, потом в свою, поднял ее обеими руками и осушил одним глотком — как и прежде, по бороде на шею побежала тоненькая струйка. Пока Сальвестро цедил первую кружку, тот выпил уже три. При этом он все оборачивался и смотрел за спину, будто там кто-то был.
— Ну что, обалдел, когда мы с Бернардо у тебя появились, а, Эвальд?
Эвальд немного помолчал, потом ответил:
— Ну, столько лет прошло…
— Я так понимаю, ты думал, что я тогда умер.
— Да, мне так сказали. Мне уже потом рассказали, — Эвальд помедлил. — Я же тогда совсем ребенком был. Какой смысл сейчас ворошить старое?
— Нет-нет, я и не собирался. Я просто подумал о том, почему ты нас так встретил, вот и все.
Он снова отпил, а Эвальд снова выхлебал всю кружку. Пиво было слабым, но Сальвестро всю зиму не пил ничего, кроме ледяной воды, и в голове немного зашумело. Он попросил еще. Эвальд опять выпил залпом и налил им обоим из бочонка, нетвердо держась на своих голых белых ногах. Комната слегка кружилась.
Они продолжали пить. Сальвестро принялся рассказывать о своем пребывании в Отряде вольных христиан, Эвальд молча кивал — когда чувствовал, что надо бы кивнуть, — и по-прежнему все озирался на дверь. Три раза он даже вставал и выглядывал на улицу. Там уже совсем стемнело.
— Что-нибудь не так, а, Эвальд? — наконец спросил Сальвестро. Но тот покачал головой. Сальвестро продолжил свой рассказ. Он дошел до того места, как они с Бернардо переплывали через Ахтервассер.
— И что же ты подумал, когда открыл дверь, а там мы стоим? — настойчиво вопрошал Сальвестро.
— Ну, я был… удивлен, — ответил Эвальд.
— Еще бы! — прорычал Сальвестро. Отличное пиво! Он сделал еще глоток. — А теперь скажи-ка мне, — он наклонился вперед, — а зачем, как ты думаешь, я вернулся?
До чего ж приятно заставлять Эвальда ерзать от смущения! Словно с младшим братишкой играть — щекотать, пока не описается. Или, например, запустить ему в кроватку угря… Но что-то в этом вопросе по-настоящему его тревожило. И что-то тревожило его в белом лице Эвальда, маячившем за крепким плечом жены. Ему хотелось, чтобы Эвальд сказал ему, что он на самом деле тогда подумал. Это же так просто.
— Ну хватит, Нико… — начал Эвальд.
Сальвестро прервал его — он стал слегка агрессивным:
— Меня так никто больше не называет… Давно не называл. — Он откинулся на спинку кресла. — Ну так зачем? Зачем я вернулся?
— Сам знаешь зачем, — ответил Эвальд, стараясь не встречаться с Сальвестро взглядом.
— Я-то знаю! — задорно ответил он, пытаясь поймать взгляд Эвальда, но тот упорно пялился то на стены, то на потолочные балки. — А вот мне интересно, что ты об этом думаешь?
— Ничего. — И Эвальд осушил очередную кружку.
Огонь, потрескивая, догорал. Сальвестро вытащил из сложенных у очага дров чурбачок и сунул в угли. Вспыхнуло яркое желтое пламя. Его рейтузы уже высохли, ну или достаточно высохли. Он поднялся на ноги и понял, что опьянел сильнее, чем ему казалось. Вспомнилось, как он стаскивал одежду с кустов — он развешивал ее там, когда учил своего друга плавать. Один из его секретов. Очень давних. Теперь и Эвальд принялся натягивать свои рейтузы, но запутался, сунул обе ноги в одну штанину и упал. Сальвестро поднял его, потом сам шлепнулся на пол, обхватив друга рукой. Эвальд тщетно вырывался… Они снова были мальчишками, теми, которые плавали, бегали, боролись под деревьями. Он потянул Эвальда за волосы, потом прижался губами к его уху:
