Пьер Бордаж - Евангелие от змеи
—Только не я! —восклицает продюсер, и на губах —вернее, на их отсутствии — писательницы возникает презрительная, с оттенком отвращения, улыбка.
—К чему впадать в крайности? —протестует Конрад, машинально размахивая блестящим ножом. —Можно ведь договариваться с этими самыми структурами и не компрометируя себя.
—Именно так рассуждают люди, работающие на военных заводах. Или те, кто запирал евреев в товарные вагоны во время Второй мировой войны. Теория простых звеньев цепочки, которым никогда не хватает смелости или хотя бы простого любопытства, чтобы проверить, к какой именно цепочке они пристегнуты.
Марку показалось, что он внезапно оказался один в ледяной пустыне. Мир —его мир — превратился в гигантскую машину по производству этих самых звеньев.
Отдельные жизни сосуществовали, никогда не сталкиваясь, не понимая друг друга. Чем больше микроскопически малых частиц открывала наука, тем сильнее суживался горизонт существования отдельных людей, как если бы время все ускоряло и ускоряло дробление и расчленение, загоняя род человеческий в тупик. Куда вела цепь, связывающая его с "EDV"? Может, он всего-навсего цепной пес, чьи хозяева там, наверху, в сферах, как выразилась учительница Иисуса Мэнгро, тянут его время от времени за поводок?
Одно он знал наверняка: цепь, связывающая его с Шарлоттой, порвалась окончательно. Во взглядах, которые она то и дело украдкой бросала на него, ясно читалось слово "разрыв".
—Вы не просто циник, вы —законченный негодяй, —бросил, побелев от гнева, Конрад. —Как можно сравнивать с нацистами людей, которые просто стараются выжить...
—Люди, выдававшие евреев и конвоировавшие их к вагонам, не обязательно были нацистами, они тоже выживали — как могли. Просто звенья цепи. Вы размахиваете словом "нацист" как жупелом, потому что отказываетесь считать себя звеном и не желаете знать, куда ведет ваша цепь.
Конрад вскочил и перегнулся через стол, чтобы дать пощечину Марку, но тот успел грудью оттолкнуть его руку.
А вот продюсер отклониться не сумел, и вода из графина пролилась ему на живот и ляжки.
—Часть моей семьи погибла в лагерях! —хрипло прорычал Конрад, садясь на место.
—И моей тоже, —замогильным голосом сообщила писательница.
Шарлотта не стала уточнять, что она рассказала Марку о гибели в Освенциме деда и двоюродной бабки.
—Я не ставлю под сомнение страдания жертв Катастрофы — я говорю лишь о механизмах, породивших все эти чудовищные вещи. О тех процессах, которые превращают каждого из нас в потенциального участника преступлений против человечности. История никогда и никого ничему не научит, если мы не осознаем, что она творится каждым из нас, отпечатывается в нас, как заезженная пластинка. Мы ежедневно участвуем в гнусностях, творим неправедные дела, поддаваясь слабостям, которые сиюминутно кажутся совсем незначительными...
Официант торопливо принес салфетки, и продюсер, страшно ругаясь, кое-как вытерся. Прежде чем продолжить, Марк снова закурил.
—...А между тем наши маленькие слабости подобны ручейкам, стекающимся в реку: рано или поздно, когда чаша переполняется, человечество настигает кара — нацизм или какая-нибудь еще чудовищная мерзость.
Возьмите меня —я всего лишь написал лживую, от первого до последнего слова, статью о приемной матери и сводной сестре Ваи-Каи. Крошечная несправедливость, маленькая слабость, страх разорвать цепь-кормилицу. Вы скажете, что я просто отдал двух бедных женщин на растерзание моим читателям-насмешникам, но ведь их смех превратится в улюлюканье и проклятья, когда река...
* * *— Черт бы тебя побрал, сволочь, ты все-таки испортил этот ужин, а ведь я говорила, как он для меня важен!
Шарлотта накинулась на Марка, не успев выйти из ресторана. Остальные испарились, даже не подумав заказать десерт. Все внезапно заторопились домой: ты ведь понимаешь, Шарлотта, нужно забрать детей, закончить кое-какие дела, но мы обязательно созвонимся и вернемся к разговору об этой статье...
Никто, кроме продюсера, не попрощался с Марком, а тот, проходя мимо, шепнул ему на ухо:
— Я не все понял, но в одном вы правы: книга моей жены —полный бред, бабские штучки. Мне пришлось дочитать до конца, и я ни разу не возбудился!
Они ждали такси, стоя на углу бульвара, где в этот час все еще было оживленно.
—Ты что, не мог помолчать насчет статьи про этого, как его там... Ва...? Всем плевать на твои душевные терзания, бедный мой старичок! И какого хрена ты приплел к разговору нацистов, а? Не слишком тактично получилось...
От ярости Шарлотта почти визжала, она и не думала понизить голос, хотя вокруг было полно прохожих. Дождь перестал, на небе, в разрывах между облаками, блестели звезды.
Теплый ветер уносил прочь рычанье моторов, распространяя в воздухе запах бензина и разложения.
Из общего потока машин выехало такси и притормозило у бордюра в нескольких метрах от них. Шарлотта побежала к машине, размахивая руками, чтобы привлечь внимание водителя.
—Возьми другое такси, я поеду к себе, и не звони мне больше —никогда, не пытайся увидеться, все кончено!
Ты не должен был так со мной поступать, слышишь, не должен! Все кончено и... кстати...
Шарлотта приоткрыла дверцу и обернулась к Марку: она стояла слегка откинув голову назад, выгнув спину и приоткрыв рот, в глазах читался вызов.
—...я уже три месяца трахаюсь с Конрадом.
Марка это признание оставило совершенно равнодушным.
Да пусть спит хоть со всеми мужиками на свете, если ей это нравится! Но он не смог удержаться от прощальной шпильки.
—По-моему, ему нравятся большие сиськи. Его жена только что не лопается от силикона. Придется тебе, моя красавица, лечь на операционный стол.
—Какой же ты мерзавец!
—А твой Конрад — первостатейный лицемер!
Не дожидаясь ответной реакции Шарлотты, с этой минуты —"бывшей № 2", Марк развернулся и легко зашагал прочь, чувствуя в душе пьянящую радость: он освободился от одной из многочисленных цепей.
Глава 18
Люси погасила фары, выключила мотор и взглянула на видневшийся из-за стены дом: покатая кровля, деревья, серый фасад с темными провалами окон.
Десятью минутами раньше она зашла в единственную в Сен-Совёр-сюр-Эр лавочку, чтобы узнать дорогу до Ранконьер. Хозяин, мужик лет сорока с лицом растлителя, объяснял ей дорогу, двусмысленно подмигивая и ухмыляясь. Вторжение жены —пятидесятилетней тетки с фигурой медведицы и бульдожьей мордой — положило конец этой пародии на флирт. Люси миновала деревню —улицы были украшены дешевыми новогодними гирляндами, проехала три километра по пустынному шоссе местного значения и наконец увидела указатель на Ранконьер —вдалеке она насчитала с десяток недорогих современных домов.
Не зная, что делать дальше, Люси закурила. Она взяла напрокат машину и поехала в Шартр, найдя на карте городок Бартелеми. Люси не раздумывала —она была слишком встревожена долгим молчанием человека, с которым целый месяц общалась по шесть-семь раз на дню.
Она нашла его адрес через сайт в Интернете: его деятельность была полулегальной с тех пор, как Комиссия по информатике и свободе объявила электронные адресные книги вторжением в частную жизнь граждан.
Уже через двадцать секунд поисковая система выдала ей координаты Бартелеми Форжа: Ранконьер, 28220, Сен-Совёр-сюр-Эр. Заплатив еще десять евро, Люси могла бы получить номер его телефона, но не стала этого делать. Она не собиралась предупреждать Бартелеми о своем визите —может, из идиотского страха получить отказ или потому, что боялась разочароваться, услышав наконец, как звучит его голос. Двадцать евро за двадцать секунд —да уж, запрещенный поисковый сайт явно зарабатывал больше, чем тридцать сайтов sexaaa-strip//cyberlive, вместе взятых. Электронная паутина, которую было практически невозможно контролировать законными методами, становилась новым островом сокровищ, на котором самые смелые корсары могли в несколько недель сделать огромные состояния.
Люси снова закурила. Теперь, добравшись до места, она спрашивала себя: "Не сошла ли ты с ума, девочка, забравшись в эту глухую деревушку в окрестностях Шартра?" Вокруг было тихо и темно, дом выглядел как-то странно, и Люси никак не могла решиться выйти из машины. Она пощупала гранату со слезоточивым газом в кармане плаща. Прикосновение к холодной гладкой стали не успокоило ее. Ветер что-то тихо нашептывал деревьям, гнал по небу тяжелые серые тучи. Через несколько минут последние звезды скрылись из виду. Метрах в пятидесяти дальше по дороге стояло несколько домиков. На фасадах начали загораться желтые прямоугольники окон.
Люси решила дать задний ход —вернуться в Париж, укрыться в своей квартире, как в коконе (несмотря на зловещие тени Джереми и его дружков, собственный дом казался ей самым безопасным местом на свете), и положить конец приключению, которое не следовало выпускать из виртуальной реальности. Разъехавшиеся по стране члены ее семьи собирались встречать Рождество у ее брата в Ла Рошели, но она еще не решила, поедет ли: не хотелось притворяться, изображать родственные чувства.
