Рэй Клуун - Пока мы рядом
— Ты звонила в госпиталь? — спрашиваю я.
— Нет… я побоялась.
За пару секунд я успеваю пролистать телефонный справочник в поисках нужного имени… Э… ЭВЛ… Звоню.
— Добрый вечер, госпиталь Энтони ван Лейвен…
— Говорит Ван Дипен. Могу я поговорить с кем-то из дежурных врачей отделения доктора Роденбаха?
Коротко и четко ответив «Нет, сейчас же» на вопрос дежурного врача о том, действительно ли моя жена не дотерпит до утра, я получаю разрешение привезти Кармен на пункцию.
Фрэнк остается дома с Луной.
Нам нужно подняться на четвертый этаж. Даже в лучшие времена Энтони ван Лейвенхок не мог бы конкурировать в уюте с «Бастилией», а в подсветке — с отелем «Арена», но поздним вечером атмосфера в госпитале еще более гнетущая, чем обычно.
Доктор, который будет откачивать жидкость из брюшной полости Кармен, уже ждет нас на лестничной площадке. На вид ему лет двадцать восемь, ну, двадцать девять максимум.
— Вы на абдоминальную пункцию? — спрашивает он. Отлично, еще один новый термин в моем лексиконе. Кармен кивает. Я вместе с доктором помогаю Кармен взобраться на кушетку. Кармен вводят анестезию, после чего в брюшину вставляют трубочку полсантиметра диаметром. Другой конец трубки опущен в ведро, которое медленно наполняется желтой жидкостью, вытекающей из живота Кармен. Один литр, два, три, четыре с половиной. Кармен переворачивают на бок и слегка встряхивают, как тесто для оладий. 4,7 литра.
Кармен испытывает облегчение.
— Как будто неделю не писала!
Теперь, когда живот Кармен пуст, она снова может передвигаться. Мы молча бредем по темным пустынным коридорам госпиталя к выходу. В четверть первого ночи мы дома. Фрэнк сидит на диване перед телевизором. В машине я и Кармен едва перекинулись парой слов.
— Кто хочет выпить? — спрашиваю я.
— Мне стакан воды, — тихо отвечает Кармен.
— А я бы махнул рюмку водки, — говорю я Фрэнку. — Ты?
— Лучше пива.
Я сажусь в кресло и мысленно переживаю события прошлого вечера. Вот чего я больше всего боялся с того самого дня, как у Кармен обнаружили рак. Паники, ночных марш-бросков в госпиталь. Этот вечер занимает вторую строчку в топ-листе самых травмирующих последствий рака, уступая место бесспорному лидеру, которого можно сравнить со шлягером всех времен и народов, — облысению. Я не могу сдержать слез. Подключается и Кармен, за компанию. Фрэнк обнимает нас за плечи.
— Мне нужно было сразу сказать, что я не справлюсь, да? — виновато произносит она.
— Да, — выдыхаю я.
— Но мне так надоело постоянно жаловаться…
— Мчаться в слепой панике в госпиталь среди ночи куда хуже.
— Ты не должна ничего скрывать, Кармен, — прибавляет Фрэнк, собираясь уходить. — Тогда, по крайней мере, Дэн будет точно знать, справишься ты или нет…
Кармен смущенно кивает, обнимает Фрэнка и провожает его.
Вскоре я слышу пронзительный визг, доносящийся из туалета.
— Посмотри, что у меня! — в ужасе кричит она.
Слева, чуть повыше паха, шишка размером с бильярдный шар. Я тоже перепутан. Инфекция. Откуда мне знать, что может вырасти за три часа до размера бильярдного шара? Я пытаюсь взять себя в руки и демонстрирую хладнокровие. Мы звоним дежурному врачу в госпиталь. Он понятия не имеет, что это может быть. Звоним Роденбаху.
Он развеивает наши страхи. Ничего серьезного. Бильярдный шар — это результат пункции, которая оставляет дырки в разных слоях абдоминальной стенки, и остатки жидкости в животе просто перетекли в нижнюю часть желудка под воздействием силы тяжести.
— Воображает, будто мы могли и сами догадаться, — сухо произносит Кармен.
Как только Кармен ляжет, жидкость снова перераспределится, и к утру дырки практически затянутся.
На рассвете я снова беспокою Роденбаха, потому что Кармен разбудила меня своими стонами.
— Доктор, это снова Дэн ван Дипен! — кричу я в панике. — Моя жена лежит рядом и корчится от боли! Она говорит, что ощущение такое, будто у нее схватки, но это ведь невозможно, не так ли?
И опять Роденбах успокаивает меня. Он говорит, что через несколько минут все пройдет. Это обычное последствие абдоминальной пункции. Внутренние органы устраиваются на прежних местах.
— У меня самого все внутри переворачивается, — говорю я Роденбаху.
— Ну, тогда вам проще понять, что испытывает ваша жена, — замечает он.
Я крепко сжимаю ее руку, едва не ломая ей кости. Такого не было даже при родах. Вскоре схватки прекращаются. Наступает облегчение. Через час просыпается Луна. Как ни в чем не бывало.
Уже проваливаясь в выстраданный сон, я с ужасом осознаю, что вчера вечером забыл сделать кое-что важное. Кажется, меня сейчас хватит удар.
О боже. Черт. Какой идиотизм. Черт-черт-черт.
Меня ведь до сих пор ждет Роза.
24
Вон с поля болтунов,
Вон с поля болтунов…
После подробного изложения хроники вчерашней безумной ночи и десятка извинений Роза успокаивается. Я сижу у нее на кухне за завтраком. Она все еще в халате. Я отвез Луну в ясли и сразу помчался к Розе. Мое маленькое растение в Уд-Вест срочно нуждается в поливе.
— Становится все труднее, Дэн. Я никогда не уверена, что ты не отменишь в последний момент назначенную встречу. Я постоянно волнуюсь, не случилось ли что дома, если ты вдруг задерживаешься, и мне страшно представить себе, что будет, если Кармен вдруг узнает…
— Ты хочешь, чтобы мы расстались? — тупо спрашиваю я.
— Нет. — Она вздыхает. — Конечно нет.
— Я не хочу, чтобы ты думала, будто тебя используют. Ни сейчас, ни потом, когда Кармен не станет… Потому что я уже знаю, что, когда это случится, мне понадобится какое-то время, чтобы посвятить его только Луне.
— Стоп. Я и сама это знаю. Но не хочу слышать.
— Ты должна выслушать.
Я понимаю, что говорю отвратительные вещи, но делаю это умышленно. Пусть даже это честность эгоиста, призванная заглушить голос совести, который твердит мне о том, что я действительно использую Розу как отдушину в столь сложный для меня период.
Но я нисколько не сомневаюсь в Розе. Я знаю, что она не оставит меня в беде.
25
Я не хочу делать больно тебе,
Когда больно становится мне…
Если LV-терапия не даст быстрого эффекта, Кармен не дотянет до Рождества. Проклятый таксотер, принес нам столько страданий, а добавил всего-то полгода жизни.
У Кармен настолько опухла печень, что выпуклость уже заметна невооруженным глазом. Она практически не функционирует, но продолжает выделять злокачественную жидкость. После первой абдоминальной пункции Кармен приходится откачивать жидкость из брюшной полости каждую неделю. В последний раз был поставлен новый личный рекорд: 7,1 литра. Я не удивился бы, если бы ее объявили чемпионкой Голландии и даже Европы, хотя Кармен, скорее всего, была бы дисквалифицирована из-за допинга.
Усадка органов после каждой пункции превращает весь процесс в пытку. Иногда Кармен терпит несколько дней, прежде чем признается мне в том, что боль невыносима. А потом все сначала.
Вместе с жидкостью из ее организма вымывается запас белков. Упадок сил очевиден, с каждой неделей у нее остается все меньше энергии. В те дни, когда ее живот полон, она не может пройти и сотни метров. Тем не менее в прошлый уик-энд она захотела немного прогуляться. Я усадил ее в инвалидную коляску, взятую нами напрокат, и мы отправились на прогулку. Я обманул Кармен, сказав, что мне совсем не в тягость толкать коляску. На самом деле меня душат слезы.
Я уже говорила тебе, что больше не могу ходить самостоятельно, поэтому мы взяли инвалидную коляску. А ты сказала, что будешь сама меня возить. Меня это тронуло до слез, и сейчас, когда я пишу эти строки, я снова плачу. Иногда это очень, очень больно. Недавно ты сама подошла ко мне и спросила: «Ты все еще болеешь?» А на этой неделе мы вместе были в госпитале, и ты, увидев доктора, спросила: «Он вылечит тебя, мама?»
Кармен хочет делать все, но не может ничего. В прошлое воскресенье она вызвалась отдежурить утреннюю смену с Луной, чтобы я мог выспаться. В половине восьмого она пришла разбудить меня, потому что ее уже два раза вырвало.
К полудню она медленно возвращается к жизни. Так что по утрам мне приходится одевать Луну, кормить ее кашей и везти в ясли. В выходные мы с Луной ездим на гусиную ферму в Амстердаме Бос или на детскую площадку в Вонделпарке. Иногда я скрываю от Кармен, где мы были, чтобы лишний раз ее не расстраивать.
