Вера Копейко - Лягушка под зонтом
– Любовь Борисовна. – Бабушка произнесла имя торжественно-насмешливо.
Ольга быстро повернулась к ней. На память пришел едкий запах, исходивший от испорченного мыла, она поморщилась.
– Почему ты морщишься? – с иронией в голосе спросила Валентина Яковлевна, тоже вздернув нос. – Что такого я сказала? На тебя так действует имя нашей благодетельницы?
– Благо-детельницы? – Ольга разделила слово, чтобы выделить первую часть – «благо».
Бабушка оценила ее прием, улыбнулась:
– Она считает именно так.
– Знаете, уважаемая Валентина Яковлевна, должна вам сказать, что мы с вами не бизнесменки, а мокрые курицы.
– Говори о себе, я не болтаюсь под дождем неизвестно где, – проворчала она.
Ольга поняла – бабушке нестерпимо хотелось узнать, куда она ездила в дождь. Но она не собиралась рассказывать. Пока по крайней мере.
– Я имею в виду, – продолжала, горячась, Ольга, не обращая внимания на замечание Валентины Яковлевны, – мы с тобой навели Савоськину на удачный бизнес, а сами... Согласись, мы работаем на нее.
– Отчасти, – сказала Валентина Яковлевна. – Но без нее мы бы не...
– Разве мы с тобой не созрели для самостоятельного дела? – Она услышала свой голос, в нем сквозила досада. Но разве на Савоськину? На себя. – Если бы я не уезжала на Север, я бы уговорила тебя дать Любови Борисовне отставку. – Ольга поджала губы.
– Так не уезжай, – сказала Валентина Яковлевна ровным голосом.
– Я уже решила. – Ольга махнула рукой.
– Тогда... не гони волну, – отозвалась бабушка и засмеялась. – Так говорит соседский малыш своей матери, когда она начинает его за что-то ругать, – объяснила она.
– Малый отстал, – проворчала Ольга. – Так уже не говорят продвинутые молодые люди. Ладно, говори, чего хочет твоя разлюбезная Любовь Борисовна?
Бабушка улыбалась ярко накрашенными губами.
– Что-что... Хвостом виляет, вот что. Я с ней крепко потолковала.
Можно подумать, фыркнула Ольга, Любовь Борисовна задрожала как лист осиновый.
– У вас, уважаемая бывшая начальница, – вздохнула Ольга, – невероятно завышенная самооценка.
– Представь себе, она испугалась. – Валентина Яковлевна не обратила внимания на Ольгин сарказм.
– Даже по телефону заметила ее бледность? – ехидным голосом спросила Ольга.
– Можешь ерничать сколько угодно, – спокойно продолжала Валентина Яковлевна, – но я предупредила ее: не все мои покровители в могиле. Я так и сказала: покровители – с рокотом, с намеком, что не стану церемониться. А ее новая затея сопрягается с тем местом, где мы с ней служили столько лет.
– Затея? Какая? – спросила Ольга с любопытством, заметив на бабушкином лице хорошо знакомые признаки азарта. Кончик носа дергался, как у любопытного кролика, ноздри шевелились, улавливая новый запах.
– Наша Савоськина открыла профессиональную школу. Что-то вроде бывшего в прежние времена профессионально-технического училища.
Ольга нахмурилась.
– Ты не помнишь, не старайся, – произнесла бабушка. – Я слышала, такие училища хотят возродить – нужны рабочие, а их нет.
– Чему и кого собирается учить наша Любовь Борисовна? – спросила Ольга.
– Мыловаров-экс-клю-зи-вов. – Бабушка выговорила и расхохоталась. – А также менеджеров по продаже результатов их несравненного труда. Пока при школе, где директором ее бывший коллега, а мой – друг-приятель.
– Пересеклись пути, да? Но зачем это ей?
– Все просто. Будущие эксклюзивы будут проходить практику у Савоськиной. Соображаешь?
– Кажется... Учить будет за деньги?
– Конечно.
– Значит, Любовь Борисовна получит рабочую силу даром? – Ольга рассмеялась. – Ученики будут платить за свою учебу и за свою работу у нее!
– А в итоге получат зачет, – насмешливо заметила Валентина Яковлевна.
– Здорово придумано.
Ольга смотрела на бабушку, но та не уходила.
– Ты не все мне сказала, да?
– Не все.
– Какие еще интересные ходы придумала наша мадам?
– Ты угадала. Она придумала еще один. Любовь Борисовна хочет, чтобы ты прочитала ее ученикам лекцию. О мыле.
– Как же, – хмыкнула Ольга. – Штраф заплати и лекцию прочти. Не жирно будет? Мое время тоже что-то стоит.
– Взамен она простит нам штраф, – сообщила бабушка.
– Вот как?
– Она предлагает кое-что еще, – продолжала Валентина Яковлевна.
– Неужели! – насмешливо воскликнула Ольга, пытаясь сообразить, что она слышит в голосе бабушки. Валентина Яковлевна хочет, чтобы она согласилась?
– Савоськина просит тебя подготовить методическое пособие по мылу ручной работы. Она заплатит за него, причем хорошо.
– Неужели рассчитывает получить наши фамильные рецепты? – удивилась Ольга. – Наивная.
– Ни в коем случае, мы на это не пойдем! – Валентина Яковлевна так энергично затрясла головой, что из пышной прически выпала шпилька. Она проследила за ней, чтобы потом поднять. Ольга увидела раньше, наклонилась и подала ей.
– Ни за что, – отчетливо произнесла Ольга. – А ты заметила, что ни разу даже друг другу мы не произнесли все составляющие нашего мыла? Причем не договариваясь об этом.
Бабушка помолчала.
– А ведь правда, как будто нам кто-то запретил...
– Хорошо, – сказала Ольга. – Тебе нужны деньги? – спросила она, хотя сама знала ответ.
– Нужны. – Валентина Яковлевна виновато вздохнула. – Хочу выложить изразцами печку в доме. Я уже нашла мастера в Угличе.
Ольга хотела сказать, что у них есть деньги. Но вспомнила, что на мыле с геранью они здорово пролетели. Не важно, что штраф отменяется, все остальные расходы на испорченное мыло остаются при них.
– Ладно, – сказала Ольга. – Виновата – сдаюсь. Когда лекция?
– Завтра в двенадцать.
– Вот так здорово! А готовиться когда?
– У тебя все лежит в голове, – заявила бабушка.
– Ага, вынь да положь, – фыркнула Ольга. Но тут же повернулась к экрану компьютера. – Все, меня нет, – объявила она.
Бабушка молча вышла, но через несколько минут вернулась, поставила на стол чашку крепкого чая и снова вышла.
Что ж, если Любовь Борисовна хочет, то ее ученики заслушаются. Как сама Ольга когда-то, оказавшись на лекции о мыле в Политехническом музее.
То была особенная лекция, ее читал историк с Урала. Как ему удалось уговорить бабушку на невозможное, Ольга узнала гораздо позже. Оказалось, он автор брошюры, в которой есть имя ее мыловара-прадеда.
Валентина Яковлевна, которая никогда не выносила из дома свое мыльное собрание, согласилась показать его. Специалисты оценили ее коллекцию дороже, чем известное собрание американца Альберта Блаустейна – тысяча четыреста фирменных кусков мыла из семидесяти пяти стран. Он уложил их в десять чемоданов, которые держит в подвале дома. Американец путешествовал по свету и отовсюду привозил гостиничное мыло. Тридцать тысяч долларов – минимальная цена.
Но в бабушкиных закромах, кроме фабричного мыла, были старинные образцы мыла ручной работы, сваренные без животных жиров, только на растительных. А также приготовленные на экстрактах морских водорослей. Невероятно полезные, к тому же редкие.
Но к бабушкиной коллекции прилагалось нечто более ценное, чем число кусков, – прописи, по которым варили мыло в прошлом. Если бы она не уезжала на Север, думала Ольга, то обязательно запустила бы линию исторического мыла: мыло Древней Греции, мыло Византии, мыло Древнего Рима. Потом – линию народов мира...
Готовясь к лекции, Ольга ворошила слежавшиеся знания, которые – бабушка права – посыпались безудержно. Нет, не бросит она свой мыльный бизнес даже в Арктике.
В Арктике? Это слово отозвалось неожиданно – легким беспокойством. Но... что там может делать Барчук?
Брось, одернула она себя, он туда не собирается. Не собирается? Тогда, может быть, она должна ему оставить кое-что на память о себе? Например...
Например, сделать фигурку из мыла. Это просто – приготовить форму и залить в нее жидкое мыло. Оно застынет и...
И что получится?
Спросила и удивилась – ответ явился сразу. Но ни за что она не произнесет его вслух даже самой себе.
Время не пришло.
28
Если спрашиваешь у кого-то, не хочет ли он есть, это значит, что сам проголодался. Так думал Никита, спросивший у Мазаева, почему бы ему не открыть антикварный магазин.
На самом деле он сам не отказался бы от маленькой антикварной лавочки.
В такие он заходил за границей. Всякий раз ему хотелось попросить у хозяина или хозяйки: разрешите посидеть вместо вас. Потому что он кожей чувствовал мощную силу Времени, исходившую от вещей; слабосильные вещи проживают свой краткий век и умирают.
Московские антикварные лавки Никита не любил: в них он чувствовал не живую энергию вещей, а страстное желание хозяина получить деньги за вещи мертвые. Копии, подделки, оригинальные предметы, но убитые неумелым ремонтом, силой времени не обладали.
