Александр Щёголев - Жесть
Чиновник обжег его взглядом.
— Разбираешься, бля, в наших тонкостях… Профессор, бля… А из кладовой, по-твоему, его можно вытащить?
— Напиши постановление о выемке. Якобы для следственного эксперимента.
На минуту собеседник озверел:
— Я — начальник! НА-ЧАЛЬ-НИК! Я не пишу постановлений, я их подписываю! Это во-первых. Во-вторых, даже если какой-нибудь следак принесет мне такое постановление, я обязан буду спросить: на хрена тебе этот вещдок? Для каких-таких экскрементов?! И ответа не бу-дет!.. В третьих, если все это вскроется, меня не уволят, нет. Меня посадят! Внутреннее расследование, прокуратура, свора моих же псов… И твой Ленский меня не вытащит.
— Ленский, — сказал гость веско, — вытащит кого угодно. Гарантирую.
— Не могу… — сказал полковник изнуренно. — Не положено, пойми… — он сгорбился, принялся массировать глаза и лоб.
Из человека словно воздух выпустили.
— Когда твоя дочь стояла на ограждении балкона и собиралась спрыгнуть, а я всю ночь с ней разговаривал, я мог? — гость заговорил медленно, вколачивая слова, как гвозди. — А положено мне было самому лезть к ней на ограждение и сидеть, свесив ноги? Пятый этаж… она меня придерживала, чтобы я не упал… испугалась, деточка… Тебе повезло, Димыч, что суицидальный синдром был ситуационно обусловлен и связан с острым психотическим состоянием, а то вы до сих пор лечились бы и жили, как на вулкане.
Начальник нервно встал со скамейки.
— Я тебя понимаю, — гость тоже начал подыматься.
— Не гони, — сказал начальник и опустился обратно. — Присядь. Что ты задумал?
— Ничего я не задумал. Я остался один, вы понимаете? Никого на этом свете возле меня больше нет! Ни одного близкого человека… а вы лишаете меня такой малости. Сволочи.
— Зачем тебе ружье, спрашиваю?
— Хочу съездить к отцу на могилу, положить эту штуку на могильный камень… на лоб его безмозглый… и сказать: «Вот твоя любимая игрушка, кретин. Наслаждайся, потому что это в последний раз. Никому она больше не понадобится»… А еще я скажу: «Ты добился, чего хотел, кретин. Все, кто тебя любил, в раю. Один ты, надеюсь, в аду»…
Начальник Управления долго молчал. Наконец сказал:
— Ну, бля… Не знаю, что и сказать… Все-таки ты — чокнутый.
— Да что волноваться-то? — гость накрыл его руку своей. — Ты же мне не ружье отдаешь, а фактически муляж. Я же знаю ваши правила — боевая часть оружия из кладовой не выносится ни при каких обстоятельствах… простая палка — и та опасней. А вечером, максимум утром, ты все вернешь на место.
Полковник милиции отчаянно махнул рукой.
— С тобой тоже чокнутым станешь. Свихнешься и не заметишь… — он обтер вспотевшие ладони о мундир и достал мобильник. — Слушай внимательно. Сейчас ты поднимешься обратно ко мне в кабинет. Я попрошу одного человека сюда спуститься, поговорю с ним, а потом тоже поднимусь. Мы с тобой будем долго сидеть в моем кабинете и трепаться. Если повезет — не больше двух часов. Когда мой человек доставит вещь — ты выйдешь из Управления и подождешь меня в своей машине. Я сам все вынесу. У тебя тачка та же?
— Спасибо, — казал гость.
— Иди в задницу!
И дьявольский механизм закрутился…
…Если бы кто-то сказал следователю по особо важным делам товарищу Бесфамильному, что он — «шестерка» начальская, он бы оскорбился. И обязательно нашел бы способ ответить (не кулаками, естественно, и не словами, — делом). Он знал про дела все. Тридцать без малого лет беспорочной службы в Системе — не шутка. И с Дмитрием Борисовичем, последним начальником Следственного управления (самым толковым, надо признать), они были — как два пальца на одной руке. Один палец — указательный, второй — безымянный… в смысле — Бесфамильный.
Он не удивился, когда шеф внезапно подключил его, как старшего группы, к делу Алексея Львовского, — для усиления. Не удивился и тому, что шеф тут же, не сходя с места, попросил написать постановление о выемке орудия преступления. У начальства — свои резоны, и лучше ничего о них не знать. Он послушно написал: прошу, мол, выдать вещдок такой-то в целях проведения следственных действий. Начальник Управления моментально подмахнул бумажку и отправил своего личного «важняка»[14] в областной Главк — провести выемку.
Бесфамильный взял машину и поехал. Здесь было рядом: Главное областное управление внутренних дел осело неподалеку и почти в центре. Строго придерживаясь инструкций, следователь остановился и купил в канцелярском магазине большой тубус. Вещьдок, даже такой, можно было нести и в открытую, однако шеф просил… значит, так надо. Далее все шло, как сотни раз до того, и, к счастью, обошлось без волокиты. Он получил на бумажке резолюцию зама (начальника Главка не было в «управе»). Зам, подписывая документ, мельком поинтересовался: «На хрена тебе руж-жо? Жене в жопу будешь совать?» Неопытный полез бы объяснять, что да как, и обязательно засыпался бы. «Важняк» — другая порода. «Такой цели не ставлю, товарищ генерал», — с лету ответил Бесфамильный, и на том обмен милицейскими шутками был исчерпан.
Кладовая вещдоков встретила его стальной дверью со звонком. Дверь отпиралась только изнутри, и за нею была еще решетка с полукруглым оконцем. (Прав был Дмитрий Борисович, когда говорил своему гостю, что эту крепость упаришься штурмовать.) Дежурный капитан выдал следователю вещдок — согласно постановлению. Как и положено, без боевой части — стволы плюс ложе…
Через пятнадцать минут следователь внес тубус в кабинет начальника Следственного управления.
О дальнейшем «безымянный палец» если и беспокоился, то — параллельным сознанием, постольку-поскольку.
Еще через десять минут двустволка, спрятанная внутри тубуса, лежала в машине человека, который не имел никакого права держать эту вещь в руках.
— Пожелай мне удачи, — сказал он, отъезжая от Управления. — И прости меня, друг… если сможешь…
Никто его не услышал, не ободрил. Жаль, потому что солидный пожилой мужчина уходил на войну, с которой нет возврата…
Среда, день. ВСАДНИКИ
Их было четверо. Пусть маленькая, но — Стая.
Они ехали неспешно — на своих мотоциклах, по своей земле, с приятным сознанием того очевидного факта, что каждый из них здесь и царь, и бог, и герой.
Садовые домики, заслышав тарахтенье их моторов, словно прятались в тень; листва переставала шелестеть… там им казалось. Люди тоже прятались, но стоило только кликнуть — мгновенно выскакивали, готовые услужить.
Мотоциклы у всех четверых были, разумеется, не куплены, а взяты. У кого? Да какая разница, кто помнит тех неудачников. Закон прост и справедлив — не можешь добыть себе транспорт, значит, тебе не место в Стае. Они могли. Марки мотоциклов менялись часто, поскольку любая поломка, а особенно, спущенное колесо, — превращались в проблему. Они не любили проблем. И если российские машины еще поддавались ремонту, то с запчастями к иномаркам было совсем глухо. Впрочем, они любили иномарки — совсем другое ощущение, когда едешь. Так что бывали у них и заморские, как они выражались, моцыли — «япошки», в основном. Четырехсотки или по 250 кубов. Хонды, Ямахи, Кавасаки…
А ремонтировались, если что — у Лютика. Лютик — это механер от Бога. Мужик был в состоянии на слух или по подтекам определить любую болезнь аппарата. Договаривались по-хорошему: они ему — водочку, деньжат, иногда девок (охоч мастер до женского пола).
Сейчас оседланы были, в основном, «совкоциклы», то бишь машины отечественного производства.
Орлик катил впереди, как и положено лидеру. Сидел важно, не оглядываясь, отдавая руками команды. Одет был в милицейскую форму — имел такое пристрастие, пунктик такой. Под ним единственным бежала иностранка: почти новая Хонда CBR600R. Отличный «моцыль»! Орлик изъял его еще весной у одного прыщавого байкера, который надумал остановиться на трассе и сбегать по нужде в лесочек. Пусть этот парень судьбу благодарит, что в живых остался (да еще получил взамен раздолбанную Ямаху XJR). Короче, берег Орлик этот аппарат, дорожил им.
Следом на «Урале» ехал Ворон, первый заместитель вождя.
Затем — Хрущ на «Яве».
И замыкал колонну Антоха на «Иж-Юпитере»…
…Несложное, вроде, дело — найти «Ленд Ровер». Найти — и разобраться с водителем. Чтоб не портил чистый воздух — в соответствии с пожеланием заказчика. Наворочанный «Лендер» в брошенных садоводствах — это как страус на птицеферме, при всем желании не пропустишь. Однако же…
Стая вот уже битых два часа моталась между участками. Джип видели то в садоводстве «Дзержинец», то в «Ждановце», то в «Кировце», то «Ленинце». Ну просто неуловимая была тачка. Аж зло брало. Приходилось часто останавливаться и расспрашивать. Бродяги неохотно, но выползали из своих нор, и отчитывались, кого и когда видели. Попробовали бы не вылезти и не отчитаться! Стаю боялись. Впрочем, и бродяги, и члены стаи были свои, тогда как хмырь на «Лендере» — чужой. А когда к людям по-хорошему, они не то что чужого — маму родную сдадут.
