Вероника Черных - Икона
«Будет ей санаторий на Чёрном море! – про себя усмехнулся Еникеев. – В изолированной палате».
– Хорошо. Спасибо. Справку выпишите.
Ефрем Епифанович был лаконичен и неприступен.
– Заключение? – уточнила Водовскова.
– Ну, хоть заключение. Как полагается, в общем, – поморщился Ефрем Епифанович.
Подождал, пока врач напишет и подпишет, забрал бланк.
– Санитаров пришлите, – велел он ей. – Пусть в больницу отвезут. В отдельную палату под охрану. Под фальшивой фамилией. И чтоб никто не знал! Разговор пока не окончен, Карандеева. Думаю, и товарищи из Москвы заинтересуются этой религиозной махинацией.
Что-то ему зудело, что не махинация это, не махинация вовсе…
Степанида Терентьевна ахнула, прикрыла ладонью рот, оставив одни испуганные глаза. Врач, уходя, бросила жалостливый взгляд на лежащую «каменную Веру». Хуже прежнего ждёт бедняжку существование. Уж лучше б каменной оставалась. А то бы и померла… Кто знает – вдруг бы до XXI века дожила в камне-то, до коммунизма бы дожила! Красота б была бы ей! на две эпохи жизнь растянуть – это тебе чудо из чудес, которых никогда нигде не совершится!
– Собирайтесь, – приказал Еникеев хмуро. – Возьмите самое необходимое. Дочь проводите и вернётесь домой. Вы нам не нужны. А вот Вера – ценный объект для изучения. Ею займутся КГБ и медицина. А пикните, Степанида Терентьевна, страху не оберётесь.
Мать заслонила собой Веру.
– Не дам! Она живой человек! А вы – над ней измываться! Не дам!
– Да какой же она человек! – нарочито удивлённым голосом поинтересовался Еникеев. – Где вы в ней человеческое видите? Это вопрос, между прочим: считать её за человека или не считать. Вот мы и проверим. И если ваша дочь осталась человеком, и притом, советским человеком, мы вам её вернём, не сомневайтесь. И работёнку подкинем где-нибудь неподалёку. Где-нибудь в Сибири. Там рук лишних никогда не бывает, это да-а…
– Да что же вы, Бога не боитесь?! – вскричала Степанида Терентьевна. – Этого всего мало вам для веры в Творца и Спасителя нашего?!
Она повела рукой в сторону дочери. Еникеев не ответил. Побуравил Карандеевых колючим непримиримым взглядом, мотнул головой: мол, на выход, малохольные.
Вот собрались. Веру на носилках унесли два санитара из прибывшей санитарной машины ПАЗ-653, что в начале пятидесятых был создан на базе грузовика ГАЗ-51А. Степанида Терентьевна заторопилась вслед за ними с узелками в руках.
Еникеева в медицинскую машину не пустили. Пришлось на своей служебной мчаться, утешаясь мыслью, что снарядил с Карандеевыми Песчанова и Латыева, пришедших на смену Улакову и Корпусову. Странно, но ПАЗик свернул куда-то не туда и пропал из вида.
Подъехали к больнице; но в ней ПАЗика не оказалось; во второй тоже. Песчанов и Латыев через часа полтора очутились в родном втором отделении милиции; санитарная машина – на своей станции. Собрав всех шестерых водителей и пассажиров, разделили их по одному и досконально выпытали невероятную историю исчезновения Карандеевых.
Ближе к больнице Вера вдруг застонала и прошептала, что ей плохо и срочно надо выйти на воздух.
– Тошнит, доча? – всполошилась мать. – Остановите машину, пожалуйста! Остановите, если не хотите, чтоб тут всё рвотой залило!
Санитары, переглянувшись, просигналили водителю, ПАЗик затормозил, выпустил женщин и милиционеров. Латыев и Песчанов, чтобы, как они объяснили, не смущать страдающую девушку, отошли на несколько шагов и отвернулись. Машину водитель не глушил, и тарахтение мотора поглотило характерные звуки.
«Если они там были», – пробурчал Назар Тимофеевич Мозжорин, читая показания балбесов, упустивших мошенниц, дезертиров, врагов народа и ценнейшую для органов добычу.
Ладно бы, эта проклятущая девчонка окочурилась бы где-то! А если она пойдёт по селам-городам наподобие странников-паломников, что шлялись по стране до революции, не работая нигде и живя за счёт общества (лодыри и паразиты, сейчас бы их в руки советской власти!)?!
Пропаганда религии! В социалистической стране, строящей коммунизм! Это возвращение к тёмному прошлому, лишённому света истины марксистско-ленинских идей! Да за это в лагерях сгноят не только Мозжорина и его семью, не только тех, кто непосредственно упустил злобных преступников, но и всю исполкомовскую и обкомовскую власть Чекалина!
– Оглянулись – а их нет, – рассказал Александр Латыев. – Поискали – не нашли.
– Почему к патрулям не обратились?
У обоих милиционеров растерянный вид, чесание затылка.
– Да они нас будто загипнотизировали, – оправдывались оба поврозь. – Раз – их и нету. Вот провалились будто – и всё. Мы туда – сюда, и в отделение пошли, а «скорая» тоже уехала.
Скрипя зубами, Мозжорин пообещал обоим вкатить выговоры с занесением в личное дело. Начальнику станции оказания первой медицинской помощи решил завтра послать официальную бумагу с предложением то же самое сделать с дежурившим врачом, медсестрой, санитарами и водителем. Хотя, конечно, побег больной – это не побег заключённой. По закону это лишь посмеяться можно…
Ни Мозжорину, ни его начальству, ни первому секретарю обкома и иже с ним смеяться, увы, не приходилось.
Веру и Степаниду Терентьевну Карандеевых не нашли, как ни искали. Через год усиленная антирелигиозная агитация и природное «авось-небось» русского народа свели на нет всякое упоминание о Верином стоянии, и люди вновь упали со ступеньки лестницы духовной чистоты, высоты и близости к Богу в пропасть, в ликующие чёрные объятия сатаны.
Но те, кто видел Веру Карандееву, кто видел толпы людей перед её домом и слышал крики, и даже те, кто узнал эту историю от родных спустя годы, веру свою хранили до конца своих дней.
Дом сорок шестой на Волобуева недолго стоял в запустении. В конце лета в него въехала молодая семья с пятилетней девочкой и семилетним мальчуганом. Девочку звали Верой, а мальчика Колей.
О тех, кто жил здесь до них, они какое-то время не знали, поскольку приехали из деревни на северном краю области. Узнав же, долгое время не верили. Поверили, когда Коля и Вера заболели коклюшем, и перепуганная мама, забыв об атеистических убеждениях, положила детей на то место, где, как ей показали, стояла окаменелая девушка. Помолилась святителю Николаю, поплакала.
Ребят к вечеру увезли в больницу с неутешительным прогнозом, а на следующий день в полдень детям стало лучше. Вскоре они полностью выздоровели, и выздоровление шло, как в былинах про богатырей русских – «не по дням, а по часам».
Вот тогда новые обитатели дома номер сорок шесть на Волобуева поверили, что четыре месяца назад в нём стояла наказанная и прощённая святителем Николаем, Мир Ликийских чудотворцем, работница завода имени Сленникова Вера Карандеева, на которой было явлено чудо Божие в страшные атеистические времена, проказой поразившие Россию.
ГЛАВА 11
6 мая 1956 года. Пасха.
У Полины Сергеевны Краюхиной с тех пор, как она лжесвидетельствовала, подобно десяткам других чекалинцев, против факта окаменения Веры Карандеевой, всё шло как-то не так, наперекосяк. На работе постоянное напряжение, в личной жизни неувязки, ребёнок стал плохо учиться, часто болеть, грубить матери, а отец ушёл к другой. Зарплата стала убывать, здоровье тоже…
В довершенье всему в деревеньке Аносовке, где у неё был дом, доставшийся ей после скоропостижно скончавшихся родителей, у соседей случился пожар, который перекинулся на её сарай, а затем и на избу.
Старые строения сгорели дотла. Но сажать овощи всё равно было надо, поэтому сразу после первомайских праздников она взяла в охапку своего одиннадцатилетнего сына, только что оправившегося от простуды, и добралась на автобусе до Аносовки.
Вместе они принялись вскапывать грядки для картошки, морковки, лука, капусты. Споро не получалось, да и обгорелые остатки строений не прибавляли энтузиазма. Их деятельность заметила соседка справа – Анна Федотовна Яхонтова, во время войны работавшая медсестрой в госпитале на передовой, а до и после страшных четырёх лет – колхозницей, умеющей и корову подоить, и с трактором договориться, и землю обиходить так, чтоб она давала богатые урожаи.
– Чего вы там сидите на сгоревших брёвнах? Идите ко мне в дом – напою, накормлю! – пригласила она.
Работники только рады приглашению. Так и завелось у них: приедут, покопают, посадят – отдохнут у Анны Федотовны, а то и переночуют, затем снова за работу иль в город. Шестого мая они приехали до полудня, чтобы докопать грядку под капусту. Дело что-то не двигалось, и Краюхины, побросав лопаты, напросились на чай к соседке.
Самовар вскипел. Его водрузили на стол, достали простые чашки, смородиновое варенье, лепёшки из ржаной муки.
Посреди стола высилась в корзиночке горка крашеных красных яиц. На блюде белел глазурью кулич.
– Ну, дорогие мои, – воскликнула радостно Анна Федотовна, – с Пасхой вас, с Воскресением Христовым!
