Птичник № 8 - Анферт Деб Олин
А расследователи все прибывали. И еще, и еще. Но ведь не могли же все они быть расследователями. Земля не видывала такого количества расследователей в одном месте сразу. Они приезжали по дороге, загромождали двор своими древними колымагами, некоторые с ревом пригоняли на мотоциклах (вполне типично), а кое-кто добирался пешком, эти выходили прямо из-за деревьев. Некоторых Джонатан узнавал по прежним временам (так вот где они в итоге оказались – нигде), а там, подальше, он увидел ее последнее приобретение, инспекторш, они стояли вдвоем, на некотором расстоянии от остальных, та, которая хорошенькая, смеялась, а у блондинки, как обычно, было каменное лицо.
Загудел телефон. Джой. Не стал отвечать.
Он видел Аннабел, она разговаривала с мужчиной с татуированным лицом. Да, что-то в ней такое было. То, из-за чего люди вступают в секты, развязывают войны. Это еще называют харизмой. И у Дилла, который поднимался по ступенькам крыльца, у него это тоже было, с неудовольствием признал Джонатан. Шарм.
– Сколько не хватает, Джарман? – спросил он.
Аннабел. На секунду ее лицо отвернулось от разрисованного парня, с которым она разговаривала, поднялось, сияющее, в поисках его лица.
– Джарман, сколько?
– Подвинься, – сказал он Диллу. – С этими тремя – четыреста двадцать один.
Телефон завибрировал, информируя о том, что пришло сообщение.
В итоге последнего пересчета получилось пятьсот семь человек, пятьсот семь долбаных показушников, и у Джонатана чудовищно разболелась голова.
– Обалдеть, – все повторяла хорошенькая инспекторша. – Вот это круто!
– Это не круто, – сказал Джонатан. – Это на двести четыре человека больше, чем надо. Двести четыре человека, от которых ждать можно только одного: что они нам все запорют.
Да, рук было теперь достаточно, но риск увеличился. Выросла вероятность того, что все обернется хаосом. Кто-нибудь в последний момент даст задний ход, окажется пустозвоном или слабаком. Или же среди них обнаружатся такие мутные персонажи, которые в конечном итоге, возможно, станут их погибелью (вообще-то такие там действительно имелись), но теперь было поздно об этом думать. Придется включить в дело всех.
Единственной их надеждой было время: стартовали сегодня ночью. Многочисленные фиаско, на которые способна эта несметная толпа рьяных идиотов, попросту не успеют на них обрушиться.
– Не понимаю, что плохого может быть в дополнительных людях, – пожала плечами инспекторша.
Дилл закивал.
– Дополнительные люди – это только плюс.
– Угу, – мрачно отозвался Джонатан. – Подождите, сами увидите.
Когда до операции оставался ровно час, Аннабел и Дилл первыми отделились от толпы.
– Подождите, вы куда?
– Позаботиться об охраннике, – крикнула Аннабел, развернувшись к нему лицом и удаляясь задом наперед.
– О каком еще охраннике? – не понял Джонатан. – Ты говорила, Рикардо в отпуске.
– Ну, там временный.
– Временный?
3
Ночь, женщина, мужчина. Дорога от одной фермы к другой.
Но во всем этом участвовала и третья ферма.
Первая ферма: та, на которую они направлялись. Восемь птичников, вместимость миллион двести тысяч кур, гул машин, вонь.
Вторая ферма: та, с которой они ехали. На смертном одре отписанная в наследство банкиру. Семьдесят акров, в данный момент по большей части поросших травой. Курятник, сарай, дом. Ферма, которая в данный момент служила лишь резервуаром для временного содержания бродячей курицы, бродячей собаки, бродячего человека.
Третья ферма: прототип. Основанная дедом Грином сразу после Второй мировой войны. Возникшая во время второй волны современного американского птицеводства.
Дед Грин был тогда просто Лео Грином. Вернулся с войны с наградами, горящими глазами и воинской ссудой на постройку дома. Купил себе участок фермерской земли в трех милях от родной деревни, рядом с тихим лесом, через который бежала, причудливо извиваясь, река, охотиться тут можно было разве что на белок и птиц, зато было очень мирно и спокойно. Он не стал строить на участке дом, в то время так уже не делали. Вместо дома возвел огромный птичник. Десятилетием ранее о птичниках на десять тысяч и даже больше кур никто и слыхом не слыхивал. Но начиналась эра скоростных трасс, телевидения, пригородов и содержания в экстремально ограниченном пространстве. Соединенные Штаты – а вскоре и весь мир – больше никогда не будут прежними (хотя, если подумать, что это вообще означает? ведь ничто и никогда не бывает прежним).
Первый птичник Лео Грина вмещал тридцать тысяч кур.
За десятилетия Грин его переоборудовал, один раз перед Вьетнамской войной, второй раз – после, полностью заменил оборудование. Первый раз получился птичник на пятьдесят тысяч птиц, второй – на семьдесят. Потом Грин снес этот птичник и заменил его последним криком восьмидесятых – птичником с батарейными клетками на сто десять тысяч кур. Страна вступала в эру гипермаркетов, переполненных городов, пустеющих сельскохозяйственных земель и массового засаживания за решетку. У фермера Грина были чертежи для двух новых птичников, которые он планировал построить в течение трех последующих лет.
Однако его грубо прервали в 1986 году сюрпризом в виде холодной войны. Местный оружейный завод, на котором работала треть населения деревни, случайно (причем под этим словом следует также понимать халатность и невежество) уже давно проливал, сбрасывал и пускал по течению мощные химические реактивы. Необходимо было покинуть территорию. Сейчас же. Контакт с кожей, вдыхание летучих испарений, проглатывание почвы и подземных вод: риск представляло буквально все. Так что из этого города и еще на многие мили вокруг, включая ферму деда Грина, люди забрали положенные им выплаты и убрались куда подальше (им обещали выплачивать дополнительные деньги в течение следующих десяти лет, но через четыре года выплаты прекратились, в судах устали слушать эту историю), и новый птичник деда Грина с его батарейными клетками опустел. Грин основал новую ферму в девяноста милях отсюда и за три года отстроил три птичника, как и планировал.
Но первоначальный птичник, в котором давно не осталось ни оборудования, ни клеток, продолжал стоять на прежнем месте. Пустышка, скорлупа: ни одной курицы не содержалось в его стенах вот уже тридцать лет.
Дневной свет тускнел, солнце перемещалось ниже. Насекомые постепенно исчезают с нашей планеты, но в эту ночь они стояли не на жизнь, а на смерть. Повсюду вокруг пустого птичника начищали они свои инструменты, настраивались, играли прелюдии к миллионам песен, которые человеческому уху кажутся не имеющими автора хоралами, жалобным напевом средневековых просителей, хотя на самом деле песня каждого сверчка содержит свои особые вариации, делающие ее уникальной.
Сотня ласточек по пути в другие края опустились тоненькими ножками на крышу птичника Лео Грина. Они сверились со своей встроенной картой мира и полетели дальше.
Женщина и мужчина ехали от одной фермы к другой. Они свернули с шоссе и миновали узкую дорожку. Если бы они поехали по этой дорожке, преодолели расстояние в двадцать шесть миль по зараженной территории и перемахнули через зараженную речку, а потом докатили бы до развалин заброшенной зараженной деревни и заброшенного местного завода и проехали бы еще три мили, почти до самого края леса, они бы оказались рядом с той самой фермой. Когда они проезжали мимо, женщина оглянулась и посмотрела на узкую дорожку.
О: Все вечно придумывали мы с Диллом. Мы всегда здорово друг друга понимали, с тех пор как познакомились. Мы начали вместе такую классную и секретную вещь, но до конца ее не довели. С тех пор никак не можем прийти в себя.
В тот день, когда я уволилась из организации, я никому, кроме него, не сказала, куда поеду. Собрала несколько вещей, села за руль и поехала мимо предупреждающих знаков и ограждений. ПРОЕЗД ЗАПРЕЩЕН. ПРОХОД ЗАКРЫТ. ТЕРРИТОРИЯ СУПЕРФОНДА [13]. ФИЗИЧЕСКАЯ И ХИМИЧЕСКАЯ УГРОЗА. НЕ СХОДИТЬ С ДОРОГИ. И так далее. Колючая проволока заржавела, местами провалилась, перекрутилась и тянулась прямо по земле. Я помню, ходили разговоры о том, что надо поставить там тотемные столбы – отпугнуть людей на тысячи лет вперед, но денег на это так и не нашлось. Видимо, будущему придется как-то самому о себе позаботиться. Не думаю, что это худший из сюрпризиков, которые мы после себя оставим.
