Аравинд Адига - Белый Тигр
— Она просто решила подышать свежим воздухом. Прошвырнулись, и я привез ее обратно. Твой швейцар пусть глаза протрет.
— Хранишь тайну, Мышонок. Верный слуга. Таких уж больше нет.
Я прождал все утро — звонок молчал. Я поднялся на тринадцатый этаж и позвонил. Открыл дверь он, глаза красные.
— Что такое?
— Ничего, сэр. Я пришел... чтобы приготовить вам обед.
— В этом нет нужды, — говорит. (Я-то думал, извинится, — ничего подобного.)
— Сэр, вам надо есть. Голодать вредно для здоровья... Прошу вас, сэр.
Он вздохнул и впустил меня.
— Теперь, когда жена сбежала, кто ж о нем позаботится, кроме меня? Это мой долг. Накормить, уложить в постель, проследить, чтоб не похудел.
Я приготовил обед. Подал. Вымыл посуду. С чистой совестью отправился вниз и принялся ждать.
Звонок молчал.
Часов в восемь я опять вызвал лифт. Прислонил ухо к двери квартиры. Прислушался. Тишина. Ни звука.
Я позвонил. Никакого ответа. Я знал, он там. Кому, как не шоферу, знать, где хозяин? Куда он, туда и я.
Дверь была не заперта. Я вошел.
Он лежал с закрытыми глазами на диване под фотографией двух шпицев, на столике красного дерева подле дивана — бутылка.
Я понюхал горлышко. Виски. Чуть на донышке. Я поднес бутылку к губам и допил остатки.
— Сэр, — сказал я.
Ноль внимания. Я принялся его трясти. Отвесил пощечину. Он почмокал, провел языком по губам. Я еще раз шлепнул его по щеке. Хотя он и так уже почти проснулся.
Слуги — они такие, господин Цзябао. Есть у них свои невинные развлечения. Отхлестать бесчувственного хозяина по щекам. Потоптать ногами подушки. Помочиться в горшки с комнатными растениями. Отлупить домашнюю собачку. Что-нибудь в этом духе.
Я отволок тело в спальню, укрыл одеялом, выключил свет и спустился вниз. Сегодня точно никуда не поедем. Схожу-ка я в «Магазин английских спиртных напитков». А то что-то у меня от хозяйского виски жажда разыгралась.
На следующий вечер все повторилось.
На третий день он снова напился. Но сознания не терял.
— Поехали куда-нибудь, — говорит. — Куда хочешь. По магазинам. По гостиницам. Куда угодно.
Мы покружили вокруг отелей и торговых центров Гургаона. Он, нахохлившись, уныло сидел на заднем сиденье. Даже по сотовому ни с кем не говорил.
Когда в жизни хозяина воцаряется хаос, в жизни слуги происходит в точности то же самое.
«Может, ему до смерти надоел Дели? — подумал я. — Может, ему хочется обратно в Дханбад? А что тогда будет со мной?»
У меня скрутило кишки. Я даже испугался, что обгажусь прямо здесь, в машине.
— Остановись, — прохрипел он.
Распахнул дверь, схватился за живот, сложился пополам — и его обильно вырвало на дорогу.
Я вытер ему рот ладонью, помог выйти, похлопал по спине. Мимо нас с ревом проносились машины.
— Вы слишком много выпили, сэр.
— Почему люди пьют, Балрам?
— Не знаю, сэр.
— Ну да, ты ведь из касты трезвенников... Ну так я тебе скажу, Балрам. Люди пьют, потому что им опротивела жизнь. Мне казалось, каста и религия в наше время не имеют значения. Отец сказал мне — не женись на женщине другой веры, на что я ему...
Мистер Ашок резко отвернулся, набычился, но рвоты на сей раз не последовало.
— Порой я не понимаю, Балрам, зачем мы живем. Серьезно, не понимаю...
Сердце у меня екнуло. Как это зачем ты живешь? А вот чтобы платить мне три с половиной тысячи рупий в месяц. Коли помрешь, кто мне заплатит?
— Надо верить в Бога, сэр. Искренне верить. Моя бабушка говорит — поверишь в Бога, тебе улыбнется удача.
— Это правда. Без веры никуда, — всхлипнул он.
— Жил однажды человек, который потерял веру. Знаете, что тогда случилось?
— Что?
— У него буйвол околел.
— Ясно, — засмеялся мистер Ашок.
— Да, сэр, взял и околел. А на следующий день этот человек сказал: моя вера вернулась ко мне, и попросил у Бога прощения. Угадайте, что произошло тогда?
— Буйвол воскрес?
— Точно!
Он опять засмеялся. Я подкинул ему еще историю в том же духе, и он посмеялся еще.
Такие теплые отношения между хозяином и слугой — где это видано? Он был такой беспомощный, такой потерянный, и мне вдруг стало его страшно жалко. Вся обида за то, что он накинулся на меня после побега Пинки-мадам и чуть не убил, прошла. Это Пинки-мадам во всем виновата. Мистер Ашок ни при чем.
Я долго заговаривал ему зубы, пичкал мудрыми деревенскими притчами — половину я слышал от бабушки, другую половину придумал сам на ходу, — а он согласно кивал в ответ. Ну точно сцена из «Бхагавадгиты»[35], когда наш повелитель Кришна — вот вам еще один знаменитый шофер, оставивший след в истории, — тормозит колесницу и делится со своим седоком премудростями насчет жизни и войны. Я пускался в рассуждения, я шутил, я возвышал голос, даже песню спел — только бы мистеру Ашоку стало повеселее.
«Малыш, — думал я, поглаживая хозяина по спине, когда его снова вырвало, — жалкий ты мой».
Приступы рвоты следовали один за другим, я вытирал ему ладонью губы, ворковал на ухо ласковые слова. Сердце мое сжималось от жалости, и я уже не знал, где у меня искреннее чувство, а где хитрый расчет. Да и ни один слуга, коснись его отношений с хозяином, не скажет точно, что идет от души, а что от головы.
И что на переднем плане — ненависть или любовь?
Не все так просто в петушиной клетке, в самом себе поди разберись.
Утром я отправился в придорожный храм у нас в Гургаоне, положил рупию перед двумя местными истуканами и попросил их вернуть Пинки-мадам и чтобы они с мистером Ашоком жили долго и счастливо. И никуда не уезжали из Дели.
* * *Через неделю приехал из Дханбада Мангуст. Мы с мистером Ашоком встретили его на вокзале.
С его прибытием для меня все изменилось. Теплым отношениям между мной и мистером Ашоком сразу настал конец, золотые денечки близости канули в прошлое.
Снова я был только шофер. Снова мне оставалось только подслушивать.
— Я говорил с ней вчера вечером. В Индию она не вернется. Ее родители только рады. Тут всего один выход.
— Не волнуйся, Ашок. Все идет нормально. Не звони ей больше. Я сам проведу все переговоры из Дханбада. Если ей вдруг понадобятся твои деньги, я мягко намекну насчет ДТП.
— Я расстроен не из-за денег, Мукеш.
— Знаю, знаю.
Мангуст положил руку мистеру Ашоку на плечо — как, бывало, Кишан мне.
Мы проезжали мимо трущоб — длинных рядов палаток, служивших приютом строительным рабочим. Мангуст что-то говорил, но мистер Ашок его не слушал, глядел в окно.
