Ирвин Шоу - Богач, бедняк. Нищий, вор.
— У вас есть брачное свидетельство, капитан?
— Дорогая, — громко сказал Вилли, держа трубку над головой Гретхен, — ты захватила с собой брачное свидетельство?
— Нет, оно дома, — почти в трубку ответила Гретхен.
— Я же тебя предупреждал, чтоб ты никуда без него не ездила! — сказал Вилли тоном раздраженного супруга.
— Прости, дорогой, — кротко ответила Гретхен.
— Она оставила его дома, — сказал он в трубку. — Завтра мы его вам предъявим. Я попрошу срочно его прислать.
— Капитан, в нашем отеле не разрешаются визиты женщин к мужчинам, — заявил голос.
— С каких это пор? — разозлился Вилли. — Эта дыра известна до самого Бангкока именно как притон сутенеров, букмекеров, карманников, торговцев наркотиками и скупщиков краденого. Один честный полицейский мог бы заполнить вашими постояльцами всю нью-йоркскую тюрьму.
— У нас сменилась администрация, — настаивал голос. — Теперь мы входим в число респектабельных отелей и хотим создать нашей гостинице другою репутацию. Так что, капитан, если через пять минут дама не покинет ваш номер, мне придется к вам подняться.
— Иди ты к черту, — огрызнулся Вилли, бросил трубку и начал свирепо зашнуровывать корсет. — Вот так, воюй за этих гадов! И ведь в этом проклятом городе сейчас ни за какие деньги не найдешь ни одного свободного номера.
Гретхен рассмеялась. Вилли уставился на нее, затем тоже расхохотался.
— В следующий раз, ради бога, не забудь захватить брачное свидетельство.
8
Клотильда мыла ему голову. Окутанный паром, он сидел в большой ванне дяди Харольда и тети Эльзы, глаза его были закрыты, и он дремал, словно разомлевшая на солнце ящерица. Дядя Харольд, тетя Эльза и обе их дочери уехали отдыхать в Саратогу, где они обычно каждый год проводили две недели, и Том с Клотильдой, остались одни в целом доме. Было воскресенье, и гараж был закрыт.
— Теперь руки.
Клотильда опустилась на колени рядом с ванной и начала щеткой отчищать черную въевшуюся в кожу грязь на ладонях и под ногтями. Волосы Клотильды были распущены и свободно падали вниз, закрывая ее полную крепкую грудь. Даже стоя на коленях, Клотильда не походила на служанку.
— Встань.
Он поднялся на ноги, и она начала намыливать ему плечи.
Смуглая, со слегка приплюснутым носом, высокими скулами и длинными прямыми черными волосами, она напоминала ему картинку из школьного учебника, на которой индейские девушки приветствовали в лесу первых белых поселенцев. На правой руке у нее белел шрам — полумесяц с рваными краями. Это еще давно, в Канаде, муж ударил ее горящим поленом. Она не любила говорить о муже. Когда Томас смотрел на нее, в горле у него что-то сжималось и он сам не понимал, хочется ли ему смеяться или плакать.
— Теперь ноги, — сказала Клотильда.
Кончив мыть ему ноги, она оценивающе посмотрела на его порозовевшее, блестевшее от пара тело и серьезно заметила — она никогда не шутила:
— Ты похож на святого Себастьяна, только без стрел.
Для него было новостью, что его тело может представлять собой какую-то ценность, помимо его прямого предназначения. Он был сильным, ловким, хорошо играл во все игры и дрался, но ему и в голову никогда не приходило, что кому-нибудь приятно просто смотреть на него.
Клотильда принялась мыть ванну, а Томас прошел в спальню Джордахов и лег на чистые накрахмаленные простыни. За один такой день он сжег бы тысячу крестов.
Она вошла, шлепая босыми пятками по полу. На ее лице застыло то мягкое, отстраненное и сосредоточенное выражение, которое он так любил и ждал. Она легла рядом с ним.
Он овладел ею нежно, ласково. Между оконными стеклами с жужжанием возились пчелы. Он думал, что ради нее готов на что угодно. Он сделает все, что она попросит.
— Полежи пока, — сказала она, целуя его в шею. — Я позову, когда все будет готово, — и ушла на кухню.
Том лежал и глядел на потолок. Он испытывал чувство огромной благодарности, но ему было невыносимо горько. Он ненавидел себя за то, что ему всего шестнадцать лет и он ничего не в силах для нее сделать. Она щедро дарила ему себя, по ночам он незаметно проскальзывал в ее комнатушку, но не мог даже пойти с ней погулять в парк или подарить хотя бы косынку, потому что тут же начались бы сплетни, а острый глаз тети Эльзы сразу заметил бы яркую обновку в ящике старого комода в каморке за кухней. Не мог увезти ее из этого ужасного дома, где она жила в рабстве. Было бы ему двадцать лет…
На кухонном столе между двумя приборами стояли цветы. Флоксы. Темно-голубые. В этом доме она работала и за садовника. Она знала, как ухаживать за цветами.
«Наша Клотильда — чистое золото, — говорила тетя Эльза. — В этом году розы у нас в два раза крупнее, чем в прошлом».
— Тебе бы иметь свой сад, — сказал Том, садясь за стол. Пусть он сделает ей подарок хоть в мечтах. Линолеум приятно холодил его босые ступни. Темно поблескивали еще влажные, тщательно зачесанные тугие кудри. Клотильда любила, чтобы все вокруг было чистым, аккуратным и начищенным до блеска, будь то кастрюли, сковородки, стол, прихожая или парни. Хотя бы в этом он мог доставить ей радость.
Она поставила перед ним большую тарелку густой рыбной похлебки, а сама села напротив.
За рыбой последовала нежная баранья ножка с молодым жареным картофелем, посыпанным свежей петрушкой, миска молодого горошка в масле, хрустящий салат со свежими помидорами. Сбоку на столе стояло блюдо с только что испеченными горячими булочками и большим куском сливочного масла, а рядом — кувшин холодного молока.
Клотильда сосредоточенно наблюдала за ним и улыбалась, когда он протягивал тарелку для добавки. Пока Джордахи всей семьей отдыхали в Саратоге, она каждое утро ездила на автобусе за продуктами в соседний город. Продавцы в Элизиуме наверняка немедленно доложили бы миссис Джордах, что в ее отсутствие служанка покупала лучшие куски мяса и отборные фрукты.
— Клотильда, почему ты здесь работаешь? — спросил Том.
— А где же мне работать? — удивилась она.
— Да где угодно. В магазине или на фабрике. Но не прислугой.
— Мне нравится домашняя работа. Нравится готовить, — ответила она. — Твоя тетя хорошо со мной обращается. Она меня ценит. И спасибо ей, что она взяла меня к себе, когда я приехала сюда два года назад. Я ведь тогда никого в городе не знала, и у меня за душой не было ни цента. Что мне делать в магазине или на фабрике? Считаю я медленно, а станков просто боюсь. Мне нравится работать по дому.
— Но это чужой дом. — Том приходил в бешенство от мысли, что две эти жирные свиньи помыкают ею как хотят.
