Чарльз Мартин - Между нами горы
– Значит, сознаетесь? Говорили обо мне?
– Как врач, ставящий диагноз пациенту.
– Никаких личных суждений? Никакого шепота у меня за спиной?
Существовал единственный способ ее убедить. Я отмотал запись назад, нажал «воспроизведение», максимально увеличил громкость и сунул ей диктофон. В морозном воздухе зазвучала моя последняя запись для Рейчел. Эшли навострила уши.
Когда запись закончилась, она аккуратно взяла диктофон двумя пальцами и отдала мне.
– Вы не солгали.
Я засунул диктофон в карман, поближе к сердцу.
Она долго смотрела на меня, борясь с желанием задать вертевшийся на кончике языка вопрос. Я знал, что рано или поздно он прозвучит. В конце концов она не вытерпела.
– Почему всякий раз, когда я вспоминаю про диктофон, вы будто воды в рот набираете? – Бровь привычно взлетает на лоб. – Вы чего-то недоговариваете?
Я сделал глубокий вдох, но воздуха все равно не хватило.
– Молчание не засчитывается за ответ.
Новый вдох.
– Мы с Рейчел… расстались.
– Что вы сделали?
– Поссорились. Получилась крупная ссора, и теперь мы заняты решением… пары вопросов. Диктофон – полезное подспорье.
Она с сомнением посмотрела на меня.
– По ее голосу не скажешь, что она хочет расстаться.
– Вы о чем?
– О голосовой почте.
– Все непросто…
– Мы тонем в снегу уже одиннадцать дней, вы вправляете мне ногу, зашиваете мне голову, даже вытираете мне задницу – и только сейчас изволите признаться, что расстались с женой?
– Я действовал как ваш врач.
– Как насчет остальных девяносто девяти процентов времени, когда вы действовали как мой друг?
– Я не думал, что это так важно.
Она протянула руку.
– Давайте сюда.
– Что?
Она подставила ладонь.
– Кладите.
– Хотите сломать, выбросить, сделать так, чтобы он перестал работать?
– Нет.
– Вы вернете его мне?
– Верну.
– В рабочем состоянии?
– В рабочем.
Я отдал ей диктофон. Она покрутила его в руках и включила запись.
– Рейчел, это Эшли Нокс. Я – та идиотка, которая согласилась сесть с ним в самолет. У вашего мужа масса чудесных качеств, и врач он что надо, но когда речь заходит о вас, он становится ужасно скрытным. Ох уж эти мужчины с их стоическим нежеланием выставлять напоказ свои чувства! – Она покачала головой. – Почему не взять и не сказать обо всем прямо? Тоже мне, ядерная физика! Долго нам ждать, пока они справятся с собой, откроют рот и облегчат душу? В общем, мне не терпится с вами встретиться – если, конечно, он меня отсюда вытащит. А пока я продолжу его обрабатывать. По-моему, вы хорошо придумали с диктофоном. Пожалуй, подарю такой Винсу, когда вернусь домой. Но… – Она улыбнулась мне. – Не хочется вас огорчать, но Бену, похоже, хоть кол на голове теши. Таких косноязычных типов, как он, я еще не встречала.
Она уже была готова выключить диктофон, но спохватилась и продолжила:
– Хотя это, конечно, простительно, когда мужчина честен, да еще умеет варить кофе.
Я убрал диктофон в карман и встал. У меня затекло все тело. Мороз сковал мокрую одежду, и я чувствовал себя как рыцарь в ледяных доспехах. Мы слишком засиделись.
Она подняла на меня глаза.
– Простите, что подвергла сомнению ваши слова. Если хотите, можете стереть то, что я наболтала.
Я покачал головой.
– Нет. Я уже все рассказал ей про вас, так что… Ваш голос будет очень кстати. – Я подошел к своим «саням», впрягся и начал тянуть.
– Где она теперь живет?
– Там же, на пляже.
– Далеко?
– В двух милях. Я построил ей дом.
– Вы разошлись с ней, но строите ей дом?
– Не совсем так. Дети…
– Так у вас есть дети?
– Двое.
– У вас двое детей, и вы только теперь в этом признаетесь? – Я пожал плечами. – Сколько им лет?
– Четыре. Они близнецы.
– Как их зовут?
– Майкл и Ханна.
– Хорошие имена.
– Хорошие дети.
– Догадываюсь, что вы с ними света белого не видите.
– Я не… Я нечасто их вижу.
Она нахмурилась.
– Ну и натворили вы дел! – Я не ответил. – По моим наблюдениям, виноват обычно мужчина. Весь ваш мозг располагается ниже пояса.
– Вы заблуждаетесь.
Опять я ее не убедил.
– Она с кем-то встречается?
– Нет.
– Совсем заморочили мне голову… Тогда почему вы расстались?
Мне хотелось прекратить этот разговор.
– Так и будете изображать немого? – Я упорно не отвечал, и она переменила тон. – Что, если…
Я ничего другого не ждал.
– Не понял?
– Что, если мы не выберемся? Что тогда?
– Вы хотите спросить, какой во всем этом толк? – Себя самого я спрашивал, зачем я вообще участвую в этом разговоре.
– Примерно…
Я обернулся и подошел к Эшли. Снегу было почти по пояс. Небо из голубого стало серым и мглистым, тяжелые тучи грозили новым снегопадом.
Я положил руку себе на грудь.
– Я прооперировал тысячи людей. Многие были в тяжелом состоянии, гораздо хуже нашего. И ни разу у меня не возникало мысли: они не выкарабкаются, ничего не поможет. Врачи по определению – одни из величайших оптимистов на свете. Нам иначе нельзя. Можете себе представить врача-пессимиста? Вот вы спрашиваете: «Доктор, вы думаете, я поправлюсь?» Что было бы, если я в ответ сказал: «Вряд ли»? Я недолго протянул бы в медицине, никто не стал бы обращаться ко мне за помощью.
Даже в самых безвыходных ситуациях нам приходится искать выход. Каждый день мы играем в шахматы. Наш противник – зло. Чаще всего мы выигрываем. Хотя бывает, что и нет. – Я сделал широкий жест. – И все это ради одного слова. – Я дотронулся до диктофона. – Надежда! Она теплится в нас. Она – наше горючее.
Я отвернулся. По щеке сползла одинокая слеза.
– Я проиграю это для Рейчел, – сказал я тихо. – Чтобы прозвучал ваш голос.
Эшли кивнула, закрыла глаза и откинула голову. Я вернулся к «саням» и потащил ее дальше.
– Вы так и не ответили на мой вопрос, – раздалось сзади.
– Я знаю.
Погода здесь непрерывно меняется. Внезапно могут собраться тучи и разразиться снегом или ледяным дождем. Днем можно замерзнуть, но с наступлением темноты обнаружить, что у тебя обожжено лицо и губы. Лицо горит от ветра, все ноги в волдырях.
При наличии воды человек в принципе может обходиться без еды три недели. Но здесь, на высоте, мы сжигаем вдвое больше калорий, просто дыша и дрожа. Я уж не говорю об усилии, затрачиваемом на то, чтобы волочить тяжелые сани по снегу глубиной в 4 фута… Это суровый и безжалостный край, прекрасный, но непреклонный. То обжигающий холод, то палящее солнце, то опять мороз.
Прошло пять минут – и опустились тучи, горы затянуло туманом. Вскоре началась метель. Ветер хлестал мне колючим снегом в лицо, мешал двигаться. В такую вьюгу нам грозила гибель. Спрятаться было негде. Вглядываясь в белое марево, я принял тяжелое решение – возвращаться назад.
